Николай Гнидюк - Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы Страница 10

— Откуда у вас оружие? — спросил у Юзека Медведев.

— Полицаи из Березно отдали.

— Добровольно?

— Почти.

— А точнее?

— Дело был так, — начал рассказывать Курьята. — К партизанам мы решили податься, еще когда в лесах объявились ваши парашютисты. Но кто бы нас принял с пустыми руками? Вот мы и обратились за помощью к березовскому шуцманшафту. Изучили распорядок его работы и ночью отправились в гости. Перед этим долго думали, как бы избежать кровопролития. И придумали. Я раздобыл гранату без запала. Тихо у постового отняли автомат. Ребята остались во дворе, а я с автоматом — в помещение полиции. Полицаи играли в карты, о чем-то весело говорили, а некоторые спали. Они не успели сообразить, кто я, — очевидно, приняли за своего. А я не дал им опомниться, скомандовал: «Руки вверх! Вы окружены партизанами!» А в это время в окне появились наши ребята. На полицаев смешно было смотреть: побледнели, дрожат как в лихорадке, а с некоторыми и хуже случилось… Начали проситься: «Смилуйтесь, мы не виновны, нас вынудили, мы никого не обидели…» Тогда я грозно ответил: «Ладно, живите, но оружие и все полицейское имущество конфискуем». На это они охотно согласились, даже помогли запрячь лошадей и сами сложили в телегу свое оружие. Мы отправились в лес, а господа полицаи остались доигрывать в карты…

Курьята со своими друзьями остался в отряде. Вскоре к нам прибыло еще несколько товарищей Юзека, очень хороших, мужественных парней.

Достойным пополнением медведевского отряда, нашей гордостью была семья Струтинских.

До нас дошли слухи, что по селам ходят вооруженные люди, крестьян не трогают, а вот немцам от них достается. Думали, что это партизаны из какого-нибудь другого отряда. Но из соединения Сабурова, с которым мы установили связь, сообщили, что его подразделений в этом районе нет. Видимо, это кто-то из местных, высказали там предположение.

Командир поручил нам разыскать этих людей. Оказалось, дело это нелегкое, и долго нам не удавалось осуществить его. Видимо, люди они были очень энергичные и действовали решительно, хоть рискованно, но ловко.

Однажды разведчик Михаил Сарасян встретил меня новостью:

— Помнишь, мы говорили о каких-то отчаянных партизанах, которые действуют где-то поблизости? Так вот: нашего полку прибыло, они здесь. Это — семья Струтинских.

— Целая семья?

— Именно семья. Если бы ты знал, что это за люди! — восторженно воскликнул Миша. — Понимаешь, когда пришли оккупанты, они раздобыли оружие и начали бороться — все: и отец, и мать, и братья, и сестры…

— А кто у них командир — отец?

— Нет, старший сын — Николай. Вот познакомишься с ним и увидишь, что это за парень.

Я встретил его в тот же день. Невысокий, коренастый, подтянутый, симпатичный, слегка курчавый, русоволосый парень в ответ на мое приветствие улыбнулся и сказал:

— Николай Струтинский.

— Так это ты и есть тот самый командир партизанской семьи? — спросил я.

— Ну, командир не командир, а что-то в этом роде. А ты кто?

— Я разведчик отряда. Тоже Николай. Гнидюк. Несколько часов назад вернулся с задания. Все время опасался, как бы не попасть к тебе в руки.

— Напрасно волновался. Не такие уж мы темные, чтобы не разобраться, кто враг, а кто друг. Нам давно было известно, что в леса спустились парашютисты. Но мы раньше не собирались вас разыскивать: думали, у вас особое задание и не следует вам мешать. Но видим, этих парашютистов собрался целый отряд. Вот тогда мы и решили к вам присоединиться. Правда, найти вас было нелегко, но отыскали…

Так я познакомился с Николаем Струтинским — чудесным товарищем, с которым прошли мы плечом к плечу всю войну, от Ровно до Карпат, делили радости, невзгоды и не раз глядели смерти в глаза.

…Тяжело жилось Владимиру Степановичу Струтинскому, едва сводил концы с концами, чтобы прокормить семерых детей. Собственной земли он не имел, и лишь удалось построить на хуторе Буде-Грушевской небольшую хатку. Много горя перенесла и жена его Марфа Ильинична, несладко было и детям. Их, босых, оборванных и малых, пришлось отдать внаймы к сельским богачам.

Но вот пришла Красная Армия-освободительница и положила конец всем страданиям. Семья Струтинских переехала в Горыньград. Николай, Ростислав и Жорж пошли работать, младшие дети — в школу.

И вдруг — война. Что делать? Покориться? Нет! Надо бороться! Борьба и только борьба! У них есть силы, и они не станут на колени перед врагом. Старшие братья бродили ночами по лесам и дорогам, подбирая оружие, снимали с подбитых танков пулеметы, собирали снаряды и патроны.

Кое-кто из односельчан советовал Владимиру Степановичу:

— Почему вы не подскажете своим хлопцам, чтобы шли в управу? Пусть просятся на работу. Не найдется здесь, можно поехать в Германию. А то сидят без дела. Так от голода и ноги протянуть можно…

Но Струтинские не слушали этих советов — они лучше знали, что нужно делать, куда идти. Беспокоило лишь одно: как быть с матерью и младшими детьми. Брать их с собой нельзя, а оставить в селе — значит обречь на верную гибель.

— Надо отправить их из Горыньграда в другое село, — сказал Коля, — к кому-нибудь из родни.

Но делать это было невозможно: всюду сновали гитлеровцы и их приспешники — полицаи. Оставалось одно: всей семьей включиться в борьбу.

Взяв оружие в руки, Владимир Степанович вместе со своими сыновьями начал сражаться против захватчиков. Даже четырнадцатилетний Володька и тот не сидел сложа руки.

К Струтинским присоединились Бондарчук, Киселев, Глинко и другие товарищи, которым удалось бежать из вражеского плена. Они совершали налеты на небольшие немецкие группы, на управы, на «заготовительные» пункты, отправлявшие в Германию награбленные продукты.

Струтинские не раз задумывались над тем, что же делать дальше: бороться с врагом отдельно от других отрядов или установить с ними связь? Решили посоветоваться с товарищами.

Кто-то предложил:

— Надо идти к линии фронта, пробиться к нашим.

Это предложение многим понравилось, но Николай с ним не согласился.

— Поймите, товарищи, — обратился он к друзьям. — Отряд наш небольшой. Если пойдем к линии фронта, нам обязательно придется столкнуться с вооруженным до зубов противником. Мы не можем так неразумно рисковать. Думаю, что для нас найдутся и тут дела.

— А не направиться ли нам в белорусские леса? — спросил кто-то. — Говорят, там действуют партизаны.

— Зачем туда? — возразил Николай. — Тут мы знаем каждый лесок, каждую хату, а там… Минувшей ночью над лесом кружил советский самолет. Очевидно, снова сбросил парашютистов. Видно, и в наших краях создаются партизанские отряды. Вот мы и свяжемся с ними, а возможно, даже и присоединимся к ним.

Так оно и случилось. Вся семья Струтинских: отец — Владимир Степанович, мать — Марфа Ильинична, семеро детей: Николай, Ростислав, Жорж, Володя, Катя, Василек и Славик — вместе с другими товарищами влились в наш отряд.

Вскоре Владимир Степанович познакомил Кузнецова со своими ровенскими родственниками — Казимиром Домбровским и Юзефом Боганом, и они начали нам помогать. В Здолбунове, по рекомендации Домбровского, была привлечена к подпольной борьбе семья Жукотинских. Близкие родственники Струтинских — Урбановичи — стали ядром луцкого подполья, а их дочь Ядзя — нашей разведчицей. Коля Струтинский помог нам привлечь в отряд подпольщиков Марию Левицкую, Веру Гамонь, Марию Орлицкую, Петра Мамонца…

Целая династия Струтинских стала в ряды народных мстителей и бесстрашно сражалась с врагом. Это был подвиг. Подвиг простых людей, вызванный сознанием долга перед своим народом, перед Родиной, перед собственной совестью. А сколько таких подвигов было совершено советскими патриотами в годы Великой Отечественной войны!

У БРАТЬЕВ ШМЕРЕГ

Выполнив задание, я связался с Марийкой, и мы решили вернуться в отряд. Когда пан Зеленко узнал, что я покидаю город, он зашел в мою комнату и предложил:

— Знаете что, милостивый сударь? Я все взвесил и пришел к выводу, что было бы чудесно, если бы вы согласились стать моим компаньоном. Вы прирожденный коммерсант. Давайте расширим мое предприятие, оборудуем зал для офицеров и выхлопочем патент на нас обоих…

— Я польщен столь любезным предложением стать компаньоном, — ответил я хозяину. — Но я не располагаю такими большими деньгами. Это для меня неожиданность.

— Не беспокойтесь, уважаемый пан. Мы подпишем договор, что вы не вносите своего денежного пая. Я внесу за вас деньги, а вы будете заниматься снабжением, с вашей половины прибылей на протяжении года будет отсчитываться какой-то процент, а остальные деньги будут вашими. Мы все это оформим через нотариальную контору, в соответствии с законами немецкого правительства. Я уже советовался по этому поводу с оберштурмфюрером Миллером. Моя идея ему очень понравилась.