Николай Иванов - Спецназ, который не вернется Страница 10

— У тебя прекрасная фамилия. Ласточка — она… она улетающая, — почувствовав грусть в голосе Марины, принялся успокаивать Иван. — Она — недоступная. А ты — земная. Тебя можно потрогать, прикоснуться, ощутить, обнять.

Марина подумала над сказанным, выискивая ступеньку, на которой оказалась в раскладе Волонихина. В какой-то степени согласилась с отведенным ей местом, хотя зависть к неизвестной Ласточкиной осталась. Всегда так: земным, тем, кто рядом, — не ставят памятников и не сочиняют поэм. Но кто знает, что лучше…

— Только давай без обид, ладно? — попросил совсем по-детски Волонихин.

— Все это жизнь, Ваня, — успокоила его Марина. — Что ж я, не понимаю? И тогда текла жизнь, и сейчас, — она погладила автомат, стволом вынюхивающий землю.

Тот благодарно прильнул к мягкому боку хозяйки, замер.

— Я тоже так хочу, — кивнул на оружие Волонихин.

Сопротивлялась Марина слабо, и он обнял девушку. Автоматы соскочили с их плеч и ревниво ударили по ногам, забыли, мол, за любовью самых преданных и верных друзей.

— Я хо-чу к те-бе, — добравшись сквозь локоны к ушку, прошептал доктор.

— На посту не разрешается, — так же на ушко ответнла Марина. — Вы что, не знаете Устава гарнизонной и караульной служб?

— Ой, что-то ведь помню. Кажется, так: «Услышав лай караульной собаки, немедленно доложить дежурному по караулам» Но у нас, между прочим, ни собак, ни начальника караула. Так что…

— … Так что будем вдвойне бдительны. Нельзя, — повторила она. — Давай вернемся, а потом, если захочешь, обдумаем наши отношения.

— А здесь у нас не отношения? Мы сейчас что, роботы? Не человеки?

— Мы сейчас на посту. Ребята спят, надеясь, что мы их охраняем, — она поправила куртку. Увидев, что Иван опустил руки, подмигнула: — Давай хотя бы обойдем вокруг.

— А потом? — с надеждой посмотрел Волонихин.

— А потом… — Марина сама прильнула к нему, замерла на груди. — Я несколько раз уже пожалела, что согласилась лететь. Но мы оказались вместе, и я забываю о своих сомнениях. Знаешь, — торопливо остановила она Ивана, который подался к ней. — Знаешь, чего только боюсь? Убить человека. Даже боевика. Как бы я не хотела этого делать! Всю жизнь занималась стрельбой, но представить, что мишенями станут люди…

— Авось все обойдется. Заремба у нас спец. А что здесь у тебя? Погоди-ка, что за жук? — Иван испуганно-дурашливо наклонился к девушке и принялся торопливо расстегивать пуговицы на куртке. Марина, веря и не веря в сказанное, стала брезгливо отряхивать «пятнашку» и одновременно отбиваться от рук Ивана. Потом вдруг насторожилась:

— Тихо!

Не только Иван, и лес замер, послушавшись просьбы.

— Показалось, кто-то прошел.

— Показалось. Так куда у нас уполз жук?

«Показалось», — мысленно успокоил их и Семен Дождевик, беззвучно отступая в лес. Когда он, проворочавшись в лежбище, встал и взял снайперскую винтовку Марины, Заремба разрешительно кивнул: подстрахуй, ежели не спится.

Подстраховал. Не хотел натыкаться на парочку, но в то же время забеспокоился: если он смог неслышно ходить вокруг лагеря, то почему на это не способен противник?

Про отношения Марины и Ивана думать не хотелось — все взрослые люди. А что ему самому нравится девушка — так то блажь. Он перетерпит, не впервой. Не впервой и кого-то прикрывать.

— Не спится. Я пока похожу, посмотрю, — соврал Зарембе, когда пришел поменять винтовку на автомат.

Подполковник, приученный дорожить каждой минутой отдыха, молча прикрыл глаза — смотри сам.

Как тяжело глядеть со стороны на амурные похождения того, кто тебе нравится — это Семен помнил еще по курсантским временам и особенно во время восхождения на двухсоттысячник советских Карпат — Говерлу. Восхождение планировалось массовым — по всей видимости, это считалось одним из достижений Прикарпатского военного округа в развитии спорта.

Имелась одна особенность — в команде курсантов числилась и преподаватель русского языка Ирина, сама сиявшая для курсантов неприступной вершиной. Из-за нее и полез мять горные бока и бить ноги он, без двух минут лейтенант Семен Дождевик. Этой малости до офицерского чина так ему все же не хватило. Именно у подножия Говерлы в ночь перед началом восхождения заместитель начальника училища, сам положивший глаз на преподавателя, принялся считать курсантов. Чисто дисбатовская привычка, тем более что полковник прибыл в училище, откомандовав дисбатом несколько лет и выведя его чуть ли не в отличные. Самая верная примета — негнущийся указательный палец, которым он безапелляционно тыкал в каждого встретившегося на пути.

Он и обнаружил отсутствие Ирины и… Нет, не его, Дождевика. Проведи он ту ночь с Ириной, пошел бы на все и ни о чем бы не пожалел. Преподаватель отсутствовала вместе с его другом Иваном Щербаком. А он, проклиная и ненавидя себя, подсматривал за их поцелуями со стороны. Интересно, где сейчас Щербак? Его, как сироту, в отличие от Семена после разборок в училище оставили, а перед самым выпуском он женился. Конечно, не на Ире. Ее увез с собой в Москву, в Академию Генерального штаба тот самый замначальника училища.

Но полюбила ли его Ира? Восприняла ли ее нежная и распахнутая душа негнущийся указательный палец бывшего командира дисбата? Несколько месяцев назад, уже в генеральских погонах, тот мелькнул на экране телевизора в репортаже из Чечни: как всегда, распоряжался и указывал. Значит, такие, как он, и ведут эту дурацкую войну. Неосознанно, по-детски даже позлорадствовал, в чеченской войне нет побед и она получается именно потому, что во главе армии стоят подобные генералы.

Однако, когда предложили слетать в Чечню, согласился мгновенно и именно из-за генерала: вдруг удастся ненароком столкнуться со своим обидчиком! Сцен и выяснения отношений не случится, не те ранги. А вот каким-либо образом узнать, где осталась Ира… Потому и не спится. Из — за нее, а теперь еще и из-за Марины. Неудачник, наверное, он по жизни, вот и все объяснения.

Глава 6. «Задание выполнено. Мы возвращаемся.»

— Подъем, мужики. Встаем.

Будил группу Заремба, хотя крайним в списке охраны стояли Дождевик и Работяжев. Те колдовали над брикетиками сухого спирта, подогревая баночки из сухпайка над синеватой дерганой головкой пламени.

— А кофе в постель? — с полным пониманием невозможности подобного и заранее без претензий, но с долей женского каприза и мечтательности потянулась Марина.

И ошиблась в своем неверии!

Семен протянул ей хотя и не горячий, но достаточно теплый стаканчик кофе. Остальные выпили свои порции из термоса еще вчера, а вот он свой глоток не только сберег, но и успел подогреть.

Марина посмотрела на него пристально, и Семен смутился, впервые удостоившись такого внимания. Вздохнул зато Заремба, краем глаза поймавший все эти молчаливые знаки внимания. Его беспокоила эта атмосфера влюбленности.

Один Иван ничего не понял, уверенный в своей неотразимости и в том, что Марина отдает ему предпочтение, Тоже протянул руку.

— А остальным?

— Кто п-первым встал, т-того и т-тапки, — давней солдатской присказкой оградил Семена и его чувства Работяжев. Поддержал и Туманов:

— Нас послали решить проблему, но кто сказал, что кормить будут?

Из ассортимента — лишь радость от нового дня. Утро только начиналось. Что ему до людских слабостей и тонкостей: не спеша, с невероятной выдержкой размывало черную пустоту, а в ней, в постепенно проявляющейся туманной бледности уже сам по себе прорисовывался лес. Хороший художник одним мазком восстановил бы порядок на холсте, а рассвет суеты не любит. Рассвет мудр, он знает, что после его воцарения мир опять помчится в своем угаре впереди паровоза… А из Москвы паровоз вышел еще вчера, и сейчас тянет за собой состав где-то в пределах Ставрополя. В силах Зарембы сделать так, чтобы он беспрепятственно, по графику дошел до места назначения. Но…

О попавших на войну людях рассуждать труднее, чем о явлениях природы. Здесь действуют другие категории. Какие-то документы в сейфе Одинокого Волка стоят дороже содержимого вагонов, которые ограбят через несколько часов. Дороже людей, сопровождающих состав и подвергающихся риску. Без бумажки ты букашка…

— А мне-то какой сон снился, — вернул внимание к себе не думающий сдаваться Волонихин. — Сплю среди чего-то воздушно-легкого, рядом скрипка играет. Запах кофе опять же. Все, думаю, в раю. Открываю глаза, вижу Работяжева и понимаю, как глубоко прокололся: не может быть Юры в раю. Значит, это я в Чечне.

— И п-правильно понял, — не обиделся сапер. — Спать б-будешь в раю.

Подергались, разминаясь и согреваясь. Зарембы даже почистил зубы: разжевал маленькую веточку, посыпал ее солью и с натужным удовольствием освежил рот. Куда там «Блендомексам», «Диролам» с кселитом и щеткам с нестандартной поворачивающейся головкой из телевизионных роликов! Заремба на войне — лучший рекламный ролик года.