Людмила Харченко - Шел ребятам в ту пору… Страница 10

— Я уже написал. Слушайте. — Сережа развернул бумажку.

«Дорогая Валя! Мы спасем тебя и Женю. В субботу весь день будем на крыше кинотеатра „Гигант“. Если вас выведут на прогулку, мы спустим веревочную лестницу, а вы не зевайте.

Письмо ребята одобрили, а Ваня, взяв его с собой, стремглав пустился обратно. Ребята вышли на улицу, чтобы еще раз осмотреть соседний с гестапо двор.

Неля по-прежнему работала в фашистском штабе. По офицер, сейф которого она открывала, теперь присматривался к ней, смутно подозревая ее. Пробовал даже следить. Приходил рано утром, прятался за двумя шкафами, поставленными углом, и в щелку наблюдал за каждым движением Нели. Ничего не подозревая, девушка, как обычно, вытирала пыль со столов, мыла пол.

Слежка продолжалась уже с неделю. Гитлеровцу надоело вставать в такую рань. Он разозлился и решил: «Если наше положение на фронтах будет неустойчивым, отправлю ее на всякий случай в гестапо, там выжмут из нее все».

В эти дни Неле было особенно тяжело. По ту сторону фронта сегодня торжественный день. Люди, свободные, советские люди трудятся, чтобы победить врага. А здесь… Вражеские зеленые мундиры, чужая речь. Неля завидовала подругам… Валя и Женя, наверное, теперь далеко. Они там, на свободной земле, по ту сторону фронта. Зачем осталась она здесь? «Так надо», — говорила Женя. Неля встряхнула головой, отчего светло-русые косы, уложенные венком вокруг головы, вздрогнули. Она перебежала через дорогу, постучалась к соседке.

— Дарья Петровна, Шмидт дома?

— Только что ушел. А зачем он тебе понадобился? — в свою очередь спросила тетя Даша, косо посмотрев на Белявскую.

— Это хорошо, — оживилась Неля. — Можно радио включить. Москву поищу.

— Разве тебя интересует Москва? — ехидно спросила соседка и с тревогой посмотрела в окно.

— Очень! — воскликнула Неля, словно не замечая недоброжелательства тети Даши.

Неля подбежала к радиоприемнику Шмидта, дрожащими руками включила его.

«Скорее, скорее найти Москву!» Нелино сердце бешено колотилось, рука дрожала. Одна радиостанция, другая, третья… Где же Москва? Что если сейчас зайдет Шмидт? Где же, на какой волне Москва? Стоп. Русская речь. Прислушалась, перевела регулятор громкости. Знакомый голос Левитана читал приказ.

«…За время войны Красная Армия вывела из строя свыше восьми миллионов вражеских солдат и офицеров…

…Товарищи красноармейцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! От вашего упорства и стойкости, от воинского уменья и готовности выполнить свой долг перед Родиной зависит разгром немецко-фашистской армии, очищение советской земли от гитлеровских захватчиков!»

Прислушалась и тетя Даша.

— Господи, живет Россия! — тихо сказала она.

Неля увидела в окно Шмидта, быстро выключила приемник.

— Рихард идет. Спасибо вам, тетя Даша!

— И принесла его нелегкая, — проворчала Дарья Петровна.

— Пани музик слушайль? — подозрительно посмотрев на Нелю, спросил Шмидт.

— О! Музик прима! — сказала, беспечно улыбаясь, Неля.

В эту минуту она не боялась Шмидта. Сердце ее пело, радость переливалась через край. Веселая, сияющая она помчалась домой и пересказала матери услышанное по радио, оделась, вышла на улицу. Ей хотелось громко кричать: «Товарищи, будет и на нашей улице праздник!..» Соседка обратила внимание на ее сияющее лицо.

— Чему радуешься? Весело живется, что ли?

Неля посмотрела на нее долгим, испытующим взглядом, покачала головой и ответила, уже не думая об осторожности:

— Пока что невесело… Но Москва говорит: «Будет и на нашей улице праздник». Победа близка. Красная Армия скоро освободит нас!

— Смотри ты, сразу перекрасилась, как услышала, что наши побеждают, — подбоченясь и наступая на Нелю, говорила соседка.

Неля молча пятилась к своему дому, а соседка наступала на нее и тихо высказывала свою ненависть девчонке, которая, по ее убеждению, продалась врагам. Неля заткнула уши и убежала. В своей квартире разрыдалась:

— Мамочка, за что она так… Мамочка!

Евдокия Ивановна гладила вздрагивающие плечи Нели:

— Успокойся. Пусть говорит. На каждый роток не накинешь платок.

Неля вытерла слезы. Неуютно было на душе. От Жени и Вали никаких вестей, и это еще больше угнетало.

Прошел месяц тревог и ожиданий.

Утром в дверь Белявских громко постучали. В комнату ворвался полицай, за ним гестаповец.

— Кто здесь Неля Белявская?

Неля, сидевшая у стола, поднялась.

— Я!

— Ты арестована, — грубо сказал полицай.

Евдокия Ивановна увидела, как мертвенной бледностью покрылось лицо дочери. Она кинулась к ней и, загородив собой, закричала:

— На дам!

Ощетинился Джульбарс и зарычал, приготовясь к прыжку.

— Джульбарс, тубо! — приказала Неля и, видя, что гестаповец вынимает пистолет, бросилась к Джульбарсу. Схватила собаку за ошейник, стала гладить ее спину и морду. Собака немного успокоилась. Неля обняла ее за шею:

— Прощай, Джульбарс!

Евдокия Ивановна кинулась к дочери.

— Ты только не волнуйся, мамочка, ты, пожалуйста, не волнуйся… — повторяла Неля.

Джульбарс рванулся было за Нелей, потом подбежал к лежавшей в беспамятстве Евдокии Ивановне, лизнул ее лицо шершавым, горячим языком и тихонько заскулил.

Евдокия Ивановна целыми днями дежурила у здания гестапо. Восемнадцатого января ее, наконец, выслушали, сказали, чтоб не беспокоились и предупредили: Нелю увезут, нужна теплая одежда.

Мать в тот же день принесла пальто, платок, валенки. А утром девятнадцатого января в комнату к ней вбежал незнакомый мальчик.

— Скорее, скорее идите к гестапо! — кричал он.

Мать выбежала из комнаты. Она задыхалась, ноги плохо слушались ее.

В это время со двора гестапо медленно выехала закрытая машина.

Когда Евдокия Ивановна добежала до проспекта Ворошилова, машины уже не было…

— Наши в городе!

— Мы свободны!

— Красная Армия освободила Ставрополь!

Несколько девочек-подростков постучали в квартиру Белявских. На стук вышла младшая дочь Евдокии Ивановны. Веселые, радостные одноклассницы Нели, ничего не зная, спросили:

— А где Неля?

— Фашисты убили. И Валю Плугареву и Женю Буланову убили, — ответила девочка и заплакала.

А мать Нели, поседевшая от горя, стояла на улице. У ее ног сидел Джульбарс. Молча смотрела Евдокия Ивановна на родные лица бойцов. Смешанное чувство владело ею: радость освобождения и щемящая горечь утраты.

Постояв на снежном ветру, она взяла за ошейник Джульбарса и пошла к лесу. Ветер со снежной пылью и песком бил ей в лицо. Джульбарс бежал впереди, то обнюхивая землю, то тыкаясь мордой в сугробы. Умный пес понимал, что от него хотят.

Мокрая и изнемогающая от усталости и горя поздно вечером вернулась Евдокия Ивановна домой. Ночь провела без сна. А утром снова шла по знакомой дороге в лес, и Джульбарс с нею. Проваливаясь по колено в сугробы, выбиралась, вытряхивала из старых валенок снег и снова вместе с Джульбарсом искала.

— Джульбарс, ты должен найти Нелю! — просила она.

Пес греб когтистыми лапами землю.

Восемь дней блуждала по лесу Евдокия Ивановна. Восемь ночей провела без сна. На девятое утро направилась к Холодному роднику. Джульбарс, бежавший впереди, остановился у рва. Поднял морду вверх и завыл. Евдокия Ивановна подошла ко рву и замерла. На дне его лежали мертвые люди, припорошенные снегом.

С расширенными от ужаса глазами она медленно шла по насыпи и всматривалась в убитых. Вот из-под снега виднеется женская нога, рядом голова старика, а вот клочок серого клетчатого платья… Как у Нели. Евдокия Ивановна сползает в ров, пробирается к клетчатому куску материи. Джульбарс воет наверху.

Евдокия Ивановна очищает от снега труп. Над распухшей верхней губой черная выпуклая родинка.

— Не-е-ля! — закричала мать.

На другой день состоялись похороны Нели, Вали, Жени и всех погибших от рук фашистских палачей. Исстрадавшаяся Евдокия Ивановна долго не понимала, что от нее требуют. Потом слабыми руками взяла горсть земли и бросила в могилу. Ее примеру последовали школьники — друзья и подруги, которые пришли на похороны.

Десять пионеров в галстуках, надетых поверх зимних пальто, замерли впереди колонны.

Глеб узнал Сережу и подошел к нему.

— Смотри, он, — толкнул Миша Сережу.

Сережа поднял лицо, встретился с глазами Глеба:

— Зачем вы здесь? Вы же не знали Валю!

— Знал. Знал, но не мог иначе, Сережа. Вот видишь, я даже знаю, как тебя зовут. Я же давал клятву молчать… Понимаешь? Клятву…

Прощальное слово сказал капитан Красной Армии:

— Мы хороним сегодня настоящих русских людей, славных советских патриотов. Они боролись. Они предпочли умереть, но не покориться. Мы хороним славных советских школьниц: Женю Буланову, Валю Плугареву, Нелю Белявскую. В грозных событиях они показали себя верными дочерьми Родины, которую беспредельно любили. У могилы жертв фашизма мы клянемся вам, матери, сестры, отомстить гитлеровским бандитам за ваши страдания, за смерть дорогих людей.