Сергей Скрипаль - Мой друг – предатель Страница 10

Итак, снег свозился на пустырь, и тут к нему подступались архитекторы с топорами, лопатами и водой. Очень быстро из свезенного снега возникали замки, крепостные стены, фигуры сказочных персонажей. Все это было не просто антуражем, каждое строение было либо завуалированной горкой, либо дорожкой-желобом для скоростного спуска на санях, либо мудреным лабиринтом с полутораметровыми стенами, из которого редко кто сам мог выбраться, поплутав по нему, просто перелезали через стены. После каждого обильного снегопада на пустыре появлялось что-то новое и интересное.

Однажды я возвращался из школы, по пути домой заскочил к маме на работу, получил у нее ключи от квартиры, помчался обедать. Прямо перед окнами треста, где работала мама, проходила дорога; по ней, не спеша, двигался пассажирский автобус. Да и куда торопиться транспорту? Хоть гололеда и нет, но толстый слой снега на асфальте хорошо укатан. Я видел автобус, но, прикинув, что все же успею перебежать дорогу, разбежался на тротуаре и заскользил подошвами валенок к противоположенному тротуару. Водитель автобуса начал притормаживать, увидел, что не успеваю я. Все вокруг будто застыло, наступила полная тишина. Почему-то я видел перед собой только широко открытые, испуганные глаза мамы. В тот миг, когда тупая морда автобуса почти коснулась меня, я был уверен, что со мной ничего не случится. Все же я успел проанализировать ситуацию. Хвост автобуса стало заносить вправо, теперь могло ударить только плашмя. Я был готов к этому. И когда автобус коснулся меня, я уже бросился к сугробу. Машина вдавила мое тело в снег, откуда я довольно быстро выкарабкался и бросился бежать. Все произошло настолько быстро, что водитель даже не успел выскочить из кабины. Я уже скрывался за углом дома, когда до меня донеслись крики людей. Ох, и мчался я тогда!

Только успел открыть замок двери, как по-сумасшедшему затрезвонил телефон. Звонила мама. Вечером был разбор полетов. А как же!

Честное слово, ни на секундочку я тогда не испугался! Почти сразу забыл про происшествие. Правда, через какое-то время все же проанализировал событие и пришел к выводу, что мне помогло спастись отсутствие паники с моей стороны.

Едва вертолет коснулся грунта на перевале, мы уже вышвыривали на землю груз, выскакивали сами, неуклюже пытались сгруппироваться и упасть более-менее удачно, не подвернуть ногу и не удариться плечом при падении. Десантирование прошло нормально. Чуть полежали, очухиваясь от вертолетного урагана, да и вперед, за дело. Нагрузились мы – мама не горюй! Килограммов по пятьдесят на нос. Тут и цинки с патронами, и ящики с консервами, и мешки с крупой. Первым шел Лиса, повесив свою «СВД» на грудь; за спиной его покачивались коробки с патронами к пулемету, равномерно позвякивали о срез каски на затылке. За ним брел я с ящиком гранат на правом плече и мешком с продуктами в левой руке, видел перед собой только кусочек узкой каменистой тропы да потрескавшиеся подошвы ботинок Лисы. Дальше тащились Узбек и Леха Малец, сопели под тяжестью груза, так же рассматривали тропу и ботинки впереди идущего. Замыкал унылую цепочку Юрка Сопилкин, Сопля.

Сопля – дураковатый парень. Что-то с мозгами у него все же было не так. Может быть, оттого, что он один из нас плотно сидел на дури? Ничем не брезговал – ни чарсом, ни анашой, ни гашишем.

Тут ведь никакой тайны особенной нет. Каждый небось в Афгане пробовал курить дрянь. Кому пошло, кому – нет. Мне лично не понравилось. Лисе тоже. Узбек иногда покуривал, а Малец – не знаю, не видел, чтобы он курил.

Шутки у Сопли были тупые, злобные. Еще в учебке его нещадно били, когда сделал он, для чего – непонятно, «велосипед» безобидному огромному парню, хохлу-западенцу Кольке Ясевичу, Мыколе. Не знаете, что такое «велосипед»? Хм… жестокая штука. Спящему между пальцами ног вставляются бумажки и поджигаются. Представили себе, что чувствует человек, выдернутый из сна огнем? Размахивает ногами, пытаясь погасить жжение. Со стороны вроде как и вправду крутит педали.

Сопля с неделю ходил с набитой мордой, и столько же времени Мыкола пролежал в санчасти.

Юрка в своей дурости был катастрофически непредсказуем. Скажем, ему ничего не стоило подкинуть в ботинок спящего товарища скорпиона или каракурта. Благо никто не пострадал серьезно от укусов тварюг. Как-то подсунул под одеяло Мальцу молодого, совсем маленького варана. Как его не раздавил плюхнувшийся в койку Леха?! С такой же скоростью, как падал на кровать, он взлетел с нее, обалдело глядя на некое гибкое тело, скользящее под тонким одеялом. А что, если этот дуралей в следующий раз змею сунет? Так размышлял Малец, вдумчиво нанося удары по лицу Сопли.

Все его проделки имели для него же плачевные результаты, и на некоторое время Сопля затихал. Но именно на некоторое, совсем короткое время.

Положительной стороной его забав, как отметил Кулаков, стало то, что мы бесконечно проверяли обувь, одежду, постели и ранцы. Бдили. Хрен его знает, до чего в следующий раз этот балбес додумается.

Совсем недавно у Сопли появилась наколка между указательным и большим пальцами правой руки. Две буквы: У и Г. Мы долго пытались понять, что бы значило «УГ». Оказалось, что Сопля с таким же, как он сам, олухом из батальона обслуживания решили увековечить свою дружбу. То есть второму накололи на том же месте тоже две буквы – Д и Р. В результате, когда эти дебилы встретятся через пару минут, через неделю или с десяток лет спустя, они пожмут друг другу руки, и буковки сложатся в слово «ДРУГ». Надо же додуматься, а? Ладно, тот, второй, еще сможет доколоть буковку А, ДРА все же. А наш отморозок что доколоть сможет? Только ничто не могло смутить Соплю; подумаешь, наколол и наколол.

Так из-за чего же командир вытянул в роту Соплю, если он такой придурок?

Дело в том, что Юрка был отличным сапером. Установить ли мину, снять ли – равных ему в этом деле было маловато. Нюх у него на мины – как у собаки верховое чутье. Во всяком случае, по небрежности Сопли никто в нашей роте не погиб. Юрка на спор однажды пытался извлечь мину с завязанными глазами. Дело было на выходе, на привале. Урод, конечно, кто спорит. Кулаков отозвал его подальше от снаряда и тут же пробил хук слева. Сопля сидел в пыли, размазывал кровь из ссадины на щеке, но глаза его, только что затянутые туманом, все же торжествующе сияли. А ведь смог бы обезвредить, смог бы!

Поднялись на блок. Парни, сменяемые нами, нетерпеливо ждали нас, стреляли сигареты, расспрашивали о новостях в полку.

Старший караула, сержант Игорь Негорюй, здоровенный, широкоплечий ростовчанин, Татарин. Звали его так, видимо, из-за чуть раскосого разреза глаз. Хоть и был Игорь из другого батальона, встречались мы с ним довольно часто. Неспешно разговаривали, если в расположении полка находились, так же неспешно пили чай, курили. Да и понятно, хоть и два лаптя по карте, но все же земляки, я – ставрополец, он – ростовчанин.

– Тут, Серега, дело такое, – докуривая «памирину», заговорил Татарин. – Не думаю, что через неделю вас сменят. По радио слышал, вроде как операция крупная затевается…

Ага. Тут я понял, почему Кулаков, назначая меня старшим поста, вдруг ни с того ни с сего назвал меня Пловцом, что делал крайне редко.

Поначалу ко мне это прозвище и прилепилось. Позже некоторым, видите ли, было лень полностью произносить «Пловец» и стали сокращать до обидного «Плов». Пришлось побороться, чтобы выбить из ленивых голов название блюда. Так что очень скоро все это позабылось, и комроты самолично влепил мне новое, короткое, звучное прозвище – «Конт». Ну что ж, Конт так Конт, и быстро произносится, и все же производное от слова «контингент», куда мы все и входили, в ОКСВА, то есть в ограниченный контингент советских войск в Афганистане.

Вот почему командир настоял, чтобы нас укомплектовали двойным боезапасом, продуктами и несколькими дополнительными батареями к рации! Знал ведь Кулаков и ничего не сказал. Обидно даже. Хотя мог бы и сам догадаться, намек с припасами более чем прозрачный. Эх! Запасным батареям Малец, наш радист, очень обрадовался, даже не стонал, когда затаскивал сюда, на пост, тяжелые коробки со свинцовой начинкой. Вечная проблема была со связью – то батареи сядут, то хрип сплошной в наушниках. Только не у Мальца, тот свое дело знал туго. Впрочем, я уже говорил, что у капитана Кулакова в роте плохих спецов не было. Вон Шохрат не только мастер на любом инструменте играть да всякие блюда готовить, но и с пулеметом так управляется, что любо-дорого.

– Игорь, а как тут вообще? – спросил я, махнув рукой на перевал.

– Да как, – сплюнул под ноги Татарин. – Почти каждую ночь сработка сигналок. Вот, посмотри. – Он выцарапал из планшета карту минных полей.

Ну откуда она у него? Мне Кулаков дал ознакомиться с такой же перед вылетом и сразу же убрал. Но изменения на карте Татарина я увидел сразу.

– Это что? – Я ткнул пальцем в новые значки.