Павел Цупко - Торпедоносцы Страница 10

Терзания у всех кончились только тогда, когда Александр Богачев благополучно посадил свой самолет на зеленое поле аэродрома Клопицы.

После посадки Михаил, едва выбравшись из кабины, помчался поздравлять друга. Он был так рад, что кричал:

— Молодец, Сашка, черт! Пятьсот кэмэ на одном моторе протопал, да еще над морем! Это ж надо! Не скупись, открой секрет; откуда такие ребята берутся?

Уставший Богачев лишь слабо улыбнулся:

— У нас, на Ильмене, все такие, не как в твоем Мозыре!

Михаил пропустил мимо ушей подначку, удивился:

— Так ты с Ильмень-озера? Не знал. Значит, из Новгорода?

— Нет! Я с другого берега. Деревня Погорелый Ужин называется. Не слышал о такой? Услышишь!.. Да не ужин, а Ужин! Ударение на втором слоге. От слова «уж». Ужей у нас много водится, потому, видно, и назвали так. Дошло? А то — «ужин!». Конечно, при твоей худобе, как голодной куме, только хлеб на уме!..

В тот день до самой ночи не давали Михаилу Борисову покоя мысли о досадной неудаче. Он вспоминал перипетии боя, скрупулезно выискивал в действиях ошибки, преувеличивал их значимость, казнил себя… Уже засыпая, вспомнил заключение Ситякова на разборе боевого вылета:

— Не отчаивайтесь, ребята! — сказал комполка. — Вы, Борисов, действовали правильно и даже лучше, чем в свое время мы с Завариным при первой торпедной атаке. Ты, Богачев, как видно, перестарался, хотел поточнее положить бомбы по цели и потому проскочил лишний десяток метров. Но их-то оказалось достаточно, чтобы бомбы срикошетировали о воду и перепрыгнули сторожевик. Но своими взрывами они все же нанесли повреждения кораблю. А тебе, Борисов, попался очень опытный капитан-волк. Он успел за время твоего боевого курса застопорить ход своей «калоши» или даже отработать задний. Вот твоей торпеде и не хватило тех сантиметров! Сколько ты привез пробоин на самолете? Тридцать восемь? Считай, что в бою ты тридцать восемь раз заглянул в глаза смерти. Ничего! Голову не вешайте, смотреть вперед! Теперь вы оба битые, а, как известно, за каждого битого двух небитых дают! Боевое крещение вы получили — это главное. Сделаете себе выводы и победы придут… Богачева за проявленную храбрость, смелость и мужество в морском бою и при спасении боевой машины и экипажа представляю к правительственной награде.

На следующий день, едва оправившись, оба экипажа сменили самолеты и опять вылетели в тот же район Балтийского моря, В поисках вражеских кораблей летчики осмотрели заданные квадраты, потом промчались по Ирбенскому проливу в Рижский залив, вернулись, подошли на видимость немецких военно-морских баз Виндава (Вентспилс) и даже до Либавы (Лиепая). Тщетно. Врага в море не было.

Пришлось возвращаться домой ни с чем.

На обратном пути экипаж Богачева подвернул к острову Хиума и бросил на гитлеровскую береговую батарею весь запас крупнокалиберных авиабомб, да так метко, что там к небу взметнулся дым пожарища.

Борисов торпеду бросать не стал. Хоть это было опасно и сложно, он долетел с нею до своего аэродрома и совершил посадку. Однако горечь на душе не уменьшилась: не везет!

А Мещерин посмеивался:

— На войне еще и не такое бывает!

Михаил морщился: хорошо смеяться командиру! Он уже открыл боевой счет эскадрильи, потопив в Нарвском заливе сторожевой корабль. А тут два вылета и оба пустых. Да неприятностей сколько! От подначек спокойного места не найдешь…

Между тем первую и вторую эскадрильи полка тоже допустили к боевой работе, и поэтому над аэродромом Клопицы гул моторов не умолкал с рассвета до темноты. Самолеты проносились над соседним Нарвским заливом, летали вдоль всего северного побережья Эстонии, добирались до Моонзундских островов и везде перехватывали вражеские корабли и транспорты, топили их, срывали перевозки врага, отправляли на морское дно тысячи тонн различных военных грузов, всеми силами помогая войскам фронта громить, гнать фашистов с советской земли. Летчики летали с большим подъемом: каждый день приносил авиаполку победы. Рос опыт, оттачивалась тактика торпедных и топмачтовых атак.

Интенсивная боевая деятельность молодого минно-торпедного авиаполка неожиданно была нарушена: свои коррективы внесла капризная балтийская погода. Небосвод закрыло сплошной облачностью, солнце надолго исчезло. На землю полились однообразные и нудные до тошноты моросящие дожди. Слабо подготовленные летчики — а их было большинство — попали «на прикол»: в полеты не выпускались. Зато бывшим перегонщикам работы прибавилось.

На командный пункт командира авиаполка рано утром были вызваны самые опытные экипажи. Майор Ситяков был чем-то озабочен. Он строго оглядел собравшихся, но заговорил весело:

— Вчера, семнадцатого сентября, ударом со стороны озера Теплое… Рачков! Где это озеро? Покажи!.. Точно. Это между Чудским и Псковским. Так вот, отсюда на Тарту войска второй ударной армии Ленинградского фронта начали бои за прорыв укреплений. Сегодня нам сообщили, что немцы не выдержали удара и начали отвод тылов с северного участка укреплений в район западнее Нарвы, Здесь войска восьмой армии генерала Старикова также перешли в наступление. Товарищи! Началось долгожданное освобождение Советской Эстонии!

Летчики радостно загудели. Раздались хлопки. Наступления ждали, к нему готовились. И вот дождались!

— Тихо! — погасил гомон Ситяков и продолжил: — Стремясь сорвать наступление наших войск от Нарвы, избежать окружения и организованно отвести свою армию, гитлеровское командование использовало плохую погоду и опять ввело в Нарвский залив отряд миноносцев. Час назад эти миноносцы обрушили по приморскому флангу армии Старикова сильный артиллерийский удар. Под ураганным огнем наши залегли и не могут поднять голов. На помощь войскам уже вылетели штурмовики авиадивизии Челнокова. Очередь за нами. Нам приказано комбинированным ударом во взаимодействии с Челноковым разгромить вражеский отряд. Вылетим парами. Со мной, как всегда, пойдет экипаж лейтенанта Пудова, с Ковалевым — Кузьмин, с Мещериным — Зубенко, с Ремизовым — Мифтахутдинов. В резерве остаются Борисов и Богачев. Вопросы? Вылет немедленный!

На опушке леса, спрятавшись от дождя под крыло торпедоносца, стояли Борисов, Рачков, Богачев и Штефан. Головы летчиков были повернуты туда, где, урча моторами, к взлетной полосе поочередно рулили самолеты. Воздух над аэродромом загрохотал могучим басовитым рокотом — то головной торпедоносец дал полную мощность моторам, начиная взлет. Едва он оторвался от земли, как по ВПП помчался второй, потом третий — друг за другом с равными интервалами машины взмывали в дождливое небо и скрывались в той стороне, где было море. Постепенно вдали затих и их гул.

— Закурим, что ли? — протянул пачку папирос Богачев…

Через час в прояснившемся небе появилась первая пара вернувшихся. Они пролетели плотным строем так низко над летным полем, что вслед за ними по мокрой траве заклубилась водяная пыль, потом взмыли вверх, и лесные дали сотряслись от резких хлопков пулеметных выстрелов: салют! Весть о победе!

В воздухе появилось еще два самолета. И новые очереди раздались в небе — традиционными салютами морские летчики оповещали всех на аэродроме о потоплении вражеских судов и о том, что операция врага по разгрому приморского фланга армии генерала Старикова и задержке наступления советских войск была сорвана ударами флотской авиации.

Сложные чувства переживал Михаил Борисов: он откровенно радовался победам соратников и завидовал им, досадуя в душе, что сам еще не отличился.

— Экипаж Мифтахутдинова не вернулся, — сосчитав машины, грустно заметил Рачков. — Гриша Зубенко видел, как его подбили, но он дошел до цели, отбомбился. Потом повернул на север. И все…

Под могучими ударами войск Ленинградского фронта и моряков Балтики гитлеровцы откатывались к Таллину, надеясь через его порт удрать морем из наметившегося окружения. Гвардейские пикировщики дважды Героя Советского Союза Василия Ракова, штурмовики авиадивизии дважды Героя Советского Союза Николая Челнокова и торпедоносцы майора Ситякова получили приказ совместными ударами сорвать замысел врага, блокировать таллинский порт. Все три авиаэскадрильи были приведены в боевую готовность. Но приказа на вылет не поступало: погода испортилась настолько, что о дальних полетах не могло быть и речи. Недовольные летчики сидели на КП, томились вынужденным бездельем.

Константин Александрович Мещерин прислушивался к их голосам, но, поглощенный думами, в разговоры не вмешивался. Здесь, на фронте, его авторитет еще больше упрочился: всего за неделю боев ему удалось потопить два фашистских корабля, за что был представлен к правительственной награде.

Летчики тоже не беспокоили командира. Как обычно в подобной ситуации, они разговаривали, шутили, смеялись удачным остротам. И чутко прислушивались к тому, что происходило на КП.