Гюнтер Прин - Командир подлодки. Стальные волки вермахта Страница 10

Наконец я усадил всех в автобус, и мы поехали в гавань. На борту я передал болтающую толпу стюардам и пошел доложить на мостик. Там я увидел третьего помощника, которого еще не встречал. Мы познакомились. Его фамилия Шварцер.

– Благополучно доставили пассажиров, мистер Прин? – поинтересовался он. – Они очаровательны. Обратите внимание на женщин. В море они все, кажется, очень нуждаются в поддержке. У меня было несколько случаев.

Я был несколько удивлен этими словами, потому что вздернутый нос и огромные уши Шварцера не выглядели особенно сексуально.

На мостике появился маленький толстенький человек. Он был очень элегантен в темном пальто и шляпе. Капитан, понял я. Шварцер встал по стойке «смирно». Я представился. Окинув меня коротким испытующим взглядом маленьких серых глаз, он пробормотал:

– Благодарю, мистер Прин, – и отправился в свою каюту.

– Он еще погоняет нас, – спокойно сказал Шварцер. – Ориентироваться по звездам, заполнять вахтенный журнал, следить за багажом, нести вахту и все прочее… Скажу вам, у нас собачья жизнь.

Бок о бок мы ходили по мостику. Одетые в теплые пальто пассажиры стояли на палубе и смотрели на нас. Время от времени поглядывая на них, мы чувствовали себя на вершине мира. Ему было двадцать три, мне двадцать один.

Мы покинули Гамбург 11 марта. Была холодная серая ночь, пошел снег. Снег начался как раз тогда, когда я принял собачью вахту в четыре часа, и скоро стал таким густым, что я едва мог различать вытянутую руку. Мы шли по Везеру и были примерно на высоте маяка в Хохвеге. «Сан-Франциско» двигался со средней скоростью, и туманный горн звучал через короткие интервалы.

Бусслер стоял на мостике рядом с лоцманом, решая, бросать якорь или нет. Если пурга усилится, надо решить, вставать ли на якорь. Но в любом случае следует подготовиться.

– Мистер Прин, найдите плотника и очистите якорь, – приказал первый.

Я побежал вниз. Палуба была пуста и темна, не горело ни одного огонька. Регулярно звучал туманный горн. Я забарабанил в дверь обоими кулаками, вызывая плотника. Через некоторое время он появился с фонарем в руках, качаясь от усталости.

Мы пошли к якорю правого борта. Плотник включил фонарь, и я наклонился. Внезапно прямо перед нами я увидел огромную стену белого света. Повернувшись, я закричал как можно громче:

– Свет прямо впереди!

Не знаю, услышали ли меня на мостике, так как горн теперь звучал непрерывно. Свет быстро приближался. Он был уже в пятистах футах, и времени добраться до мостика не хватало.

Я снова закричал изо всех сил:

– Свет прямо впереди!

Передо мной двигалась темная тень. Сигнальщик.

– Беги, – закричал я ему, – буди всех и выводи наверх!

Он скрылся как молния.

С мостика послышался голос Бусслера:

– Право на борт!

Затем послышался резкий пронзительный свист пара. Но свет устойчиво оставался прямо на нашем курсе. Сквозь капюшон я мог слышать крик сигнальщика:

– Все из коек выбирайтесь, если хотите остаться в живых.

В следующий момент огромная черная стена встала, как башня, передо мной. Свирепый удар бросил меня на палубу под грохот железа. Корабль развернулся на правый борт. С мостика донеслись слова команды:

– Стоп обе машины. Обе машины полный назад. Полный на левый борт.

«Сан-Франциско» неуклюже повернулся и заскользил вдоль высоких бортов другого корабля. Около сотни светящихся окон сияло над нами. Затем корабль исчез в тумане, как видение.

Я побежал вниз проверить, есть ли повреждения. Одно из помещений было разорвано, канатный люк поврежден. Сквозь разорванные стальные плиты продувал ветер. Чудо, что никто не пострадал.

Когда я поднялся на нос, якорь правого борта с грохотом шел вниз. Я побежал на мостик. Двери кают распахивались, и появлялись взволнованные пассажиры. Истеричный женский голос кричал:

– Помогите! Артур, мы тонем!

И глубокий бас отвечал:

– Не беспокойся, моя сладкая, я умею плавать.

Капитан стоял в штурманской рубке. Он только что встал с постели, и было ясно, что он болен, голова его горела от температуры.

– Вы не видели этот корабль раньше? – бросил он мне.

– Нет, сэр.

– Вы видели, как он называется?

– Нет, сэр.

Он проглотил проклятие. Первый офицер повернулся ко мне:

– Вы видели повреждения?

– Все выше ватерлинии.

Отойдя к окну, капитан барабанил пальцами по раме.

– Что-то он видел, – пробормотал он.

– Мистер Прин, постарайтесь выяснить название этого судна, – приказал первый.

Я козырнул. Первый ответил, но капитан игнорировал меня.

В рубке радиста я склонился над ключом Морзе. Я посылал сигнал за сигналом: «Вызываю все корабли. Я „Сан-Франциско“. Попал в столкновение около Хохвега. Сообщите название другого корабля». Сначала никакого ответа. Потом слабое жужжание: «Говорит спасательное судно. Готов покинуть Бремерхавен на полной скорости. Вам нужна помощь?» – «Помощь не нужна», – ответил я. Эти морские хищники приспособились подавать буксир, а потом брать половину стоимости корабля себе в карман «за спасение». Я ждал.

Наконец пришел сигнал парохода «Карлсруэ»: «Столкнулся с вами. Держитесь». Долгая пауза. Я ждал, полный опасений, хотя и надеялся, что ничего серьезного не случилось. Старик, конечно, разозлился на меня, но я не мог понять почему. Затем опять пришел сигнал: «Сан-Франциско». Помощь не требуется. «Карлсруэ». Слава богу!

Я сорвал наушники, подпрыгнул и побежал докладывать капитану. К этому времени все пассажиры вышли из кают. В мехах и теплых пальто они стояли на палубе. Один из них остановил меня. Это был тот человек, который расспрашивал меня о мерах предосторожности.

– Вы четвертый помощник? – спросил он. – Позвольте сказать вам кое-что. Я все слышал, молодой человек. Все. Это совершенно невероятная и возмутительная вещь, что случилось. – Его голос становился все громче и взволнованней. Толпа собиралась вокруг. – Вы приказали разбудить команду, – повернулся он к остальным. – Вы знаете, что он сказал? Он сказал: «Вставайте все, если вам дорога жизнь». Вот что он сказал.

– Извините, но этого я не говорил.

– А, вы называете меня лжецом? Подумайте, леди и джентльмены, команду будят, когда корабль в опасности. А мы, пассажиры, можем просто тонуть, их это не беспокоит.

Некоторые пассажиры пробормотали свое неодобрение и негодование. Толстый человек был в восторге, что нашел публику. Позже я узнал, что он был оперным певцом.

– Должен сказать, это были странные приказы. Полагаю, вы знаете, молодой человек, что офицер должен держаться до конца и что обязанность капитана идти ко дну вместе с кораблем.

Больше всего мне хотелось стукнуть его по дрожащему, как пудинг, лицу. Но пассажир – гость на корабле, поэтому я сказал:

– Если вы считаете, что у вас есть основания для жалобы, сэр, поговорите, пожалуйста, с капитаном.

Оставив его стоять, я пошел на мостик.

Разрешите доложить, сэр. Название корабля, с которым мы столкнулись, «Карлсруэ». К счастью, кораблю не требуется помощь.

Капитан медленно повернул ко мне голову и спросил:

– Что вы имеете в виду, говоря «к счастью»? Вы довольны, не так ли? Если бы вы смотрели как следует, ничего подобного не случилось бы.

– Не вижу, в чем я виноват, сэр.

Он с минуту смотрел на меня, потом повернулся и пошел к двери. Но еще раз обернулся ко мне.

– Вину определит морской суд, – сказал он, захлопывая за собой дверь.

Я почувствовал себя так, будто по голове ударили молотком. Я повернулся к первому, стоявшему рядом:

– Вы думаете, это пойдет в морской суд, сэр?

Он пожал плечами:

– Возможно.

– А что тогда?

– Не беспокойтесь, – сказал он горько, – джентльмены за зеленым столом всегда найдут козла отпущения. Почти такой же случай был у меня в Мексиканском заливе. Однажды ночью мимо проходил плот, знаете, такая огромная штука из бревен, которые идут по Миссисипи. Она треснула, застонала и прошла мимо. На следующее утро сказали, что это мы устроили крушение. Предполагалось, что люди на борту кричали о помощи. Пять или шесть пассажиров в то же время сообщили, что они это слышали. Если бы не кочегар, проводивший свободное время у поручней и поклявшийся, что это был действительно плот, была бы хорошая заварушка.

У меня горло пересохло.

– Положим, меня сочтут виновным, что мне будет?

– Откуда я знаю? – нетерпеливо сказал он. – В худшем случае потеряете свое удостоверение.

Больше мы не говорили, но стояли рядом бок о бок, глядя вперед в черную беззвездную ночь. Потерять удостоверение – это конец. Вынести всю тяжелую работу все эти годы, а потом остаться без документов – это даже меньше, чем быть обычным матросом. Эта мысль преследовала меня.

На рассвете следующего дня мы подняли якорь и пришли в Бремерхавен около восьми часов. В конце моей вахты, когда я шел по палубе в свою каюту, я встречал враждебные взгляды некоторых пассажиров, а маленькая девочка подошла ко мне и серьезно спросила: