Владимир Першанин - «Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага Страница 11

К концу февраля Кюстрин находился в полукольце окружения. Бои на разных участках продолжались, но генеральное наступление еще предстояло. Наблюдая за городом в бинокль, Чистяков убеждался, что бои на этом участке будут жестокими.

На берегу реки стояли несколько сгоревших танков, валялись обломки понтонов, торчали остовы сгоревших грузовиков. Из крепости время от времени летели снаряды в сторону обнаруженных артиллерийских наблюдателей и гаубичных батарей, расположенных в лесу и оврагах.

Заметили и самоходчиков. Тяжелый снаряд взорвался метрах в семидесяти. Под ногами ощутимо вздрогнула земля. Решили переждать обстрел в траншее, которых было вырыто на берегу достаточно. Закурили, присев на утоптанный снег.

Юрий Назарович Глущенко получил несколько дней назад майорское звание. По штату командирам батарей тяжелых самоходных установок эти звания были предусмотрены давно. Но из-за нехватки машин батареи состояли обычно из трех-четырех самоходок. Майорские звездочки большинству комбатов не светили — слишком малочисленные подразделения.

Когда полки увеличили до двадцати одной машины, а батареи до пяти самоходок, наиболее опытным комбатам стали присваивать «майора».

Снаряды рвались где-то правее. Пользуясь передышкой, Фомин подмигнул Глущенко:

— Майора получил, а обмыть не догадался.

— Вчера обмывали.

— Не знаю. Меня не было.

— Ну, обмоем еще раз.

Глущенко достал из планшета плоскую трофейную фляжку на пятьсот граммов, встряхнул ее.

— Спирт, небось? — поморщился Фомин.

— Обижаешь, Григорий Иваныч. Коньяк трофейный.

— Ну, как же! Ты ведь теперь майор.

Пересидеть обстрел спокойно и допить коньяк не удалось. Немцы открыли огонь бризантными снарядами. Они взрывались на высоте полусотни метров, рассыпая сверху веер осколков. Сидели, прижавшись к стенкам траншеи, гадая повезет — не повезет.

Один из зарядов взорвался поблизости, осколки взрыли бруствер, несколько штук вонзились в дно траншеи под ногами у самоходчиков. Неизвестно, чем бы все кончилось, но открыла огонь наша артиллерия, и немецкие гаубицы понемногу замолкли.

Еще с неделю продолжалась переформировка, затем объявили приказ готовиться к наступлению.

Бои за Кюстрин и плацдармы на правом берегу Одера шли, практически не прекращаясь. Основной удар был нанесен в первых числах марта. В течение трех дней немецкий гарнизон был расчленен на несколько частей.

Город-крепость оборонялся ожесточенно, несмотря на постоянные удары советской авиации и артиллерийский обстрел. В нем участвовали бригада 203-миллиметровых гаубиц и дивизион из шести 280-миллиметровых мортир, самых мощных сухопутных орудий Красной Армии.

Снаряды весом около трехсот килограммов летели в сторону укреплений, нанося огромные разрушения. Даже на расстоянии сотен метров немецкие солдаты получали контузии, обрушивались подземные форты и укрытия, где прятались защитники крепости.

Слыша сотрясающие землю удары, наши бойцы, особенно те, кто помнил сорок первый и сорок второй годы, с нескрываемой злостью переговаривались:

— Жрите досыта, гады!

— Получай, фриц, подарок за Ленинград!

— А это за Севастополь!

Десятого марта после упорных боев была захвачена железнодорожная станция Кюстрин. Железнодорожные ветки на Берлин с востока были перерезаны. Пытаясь удержать остатки крепости, немцы взорвали мосты через Варту.

В течение нескольких дней шли уличные бои в самой укрепленной части Кюстрина, фортах Нейштадта. Здесь участвовали две батареи тяжелого самоходно-артиллерийского полка подполковника Пантелеева.

Первая и вторая батареи Глущенко и Чистякова выдвинулись на исходные позиции туманным мартовским утром. Вместе с ними находился подполковник Фомин, взвод десантников и зенитно-пулеметная установка.

Обе батареи были укомплектованы до полной штатной численности, по пять машин в каждой. На расстоянии стоял «студебеккер», загруженный снарядами, так как даже полуторный боезапас каждого из «зверобоев» составлял всего тридцать снарядов.

Тяжелые самоходки обычно действовали совместно с танками, но сейчас у них была другая задача — взламывать укрепления.

Батарея Чистякова рассредоточилась среди развалин домов, кое-где торчали деревья. Ждали, когда откроют огонь немецкие орудия, чтобы ударить с наибольшей эффективностью. Комбат обошел машины. Почувствовал нервное напряжение экипажей, особенно молодых.

— Мы же почти на открытом месте стоим, — шепотом, словно его могли услышать немцы, поделился своими опасениями один из командиров, младший лейтенант Анатолий Корсак. — Откроют огонь или авиация налетит…

— Передвинь свою машину вон к той стене, — перебил его Чистяков. — Авиации в такую погоду можно не бояться. А когда дальнобойные орудия из фортов стрелять начнут, тогда и наша работа начнется. Ты свой участок обстрела знаешь, жди команды.

Туман понемногу рассеивался. Где-то правее шло наступление. Слышался гул танковых моторов, вели огонь полевые пушки и минометы.

Расстояние до главного форта и дотов составляло немногим более километра. Орудия, спрятанные за броневыми заслонками и в узких каменных амбразурах, пока молчали.

К Чистякову подошел его заместитель Виктор Ерофеев и сообщил, что между развалин в сторону батареи продвигаются десятка три немецких пехотинцев с фаустпатронами и ручными пулеметами.

— Вон там, — показывал старший лейтенант. Капитан и сам разглядел в бинокль цепочку солдат, пробирающихся через каменные завалы.

— Пугнуть бы их, да не хочется раньше времени себя обнаруживать.

— У нас десантников всего семнадцать человек, — сказал Виктор Ерофеев. — И один ручной пулемет.

— Дай им команду выдвинуться метров на двести вперед. Подожди минуту. — Позвал Манихина: — Василий, сбегай, отнеси десантникам наш трофейный МГ и ленты к нему.

— А мы чем обороняться будем? — начал спорить заряжающий.

— У нас автоматов четыре штуки.

— Ну и что? Раздадим все, а сами…

— Быстрее, Василий.

Манихин, бурча, вытащил трофейный пулемет, коробки с лентами и запасной ствол.

Вскоре впереди послышалась стрельба. Десантники оттесняли пехотный немецкий взвод, не давая им приблизиться к самоходкам. Вряд ли бы они сумели сдержать упорное продвижение немецкого штурмового взвода, но подоспела пехота.

Пулеметная и автоматная стрельба длились с полчаса. Послышались взрывы гранат, затем бой затих. Пехотная рота, видимо, закрепилась среди развалин. Мимо самоходок пронесли тела двух погибших десантников. На самодельных носилках эвакуировали в тыл тяжело раненных. Один из носильщиков снял шапку, вытер пот и пробурчал:

— Ну, вот, как всегда. Бой еще не начался, а у нас пять человек из строя выбыли.

— Уходите в тыл быстрее, — поторопил их Чистяков. — Сейчас обстрел начнется.

Наблюдатели с форта разглядели скопление наших войск. Открыли пристрелочный огонь две гаубицы — «стопятки». Капитан занял свое место в машине. Новый радист Вадим Линьков протянул ему трубку:

— Вас заместитель командира полка вызывает.

— Чего ждешь? — раздался голос подполковника Фомина.

— В кого стрелять? Две «стопятки» нас дразнят. Ударим, когда тяжелая артиллерия огонь откроет.

— Ну, жди-жди. Не больше десяти минут. Меня уже подковырнули. На прогулку десять «зверобоев» вывел?

— Надо выждать, — упрямо повторил капитан.

Чистяков знал, как только его батарея обнаружит себя, на него обрушится огонь более тяжелых орудий. Выгоднее ударить первыми. Тем более вели наступление пехотные части, подтягивались танки, и немцы в ближайшее время усилят огонь. Так оно и произошло. Подключились к обстрелу еще несколько «стопяток», минометная батарея. Затем открылись заслонки в амбразурах центрального форта, и ахнули гулкие выстрелы 173-миллиметровых орудий.

Батарея открыла в ответ огонь усиленными бетонобойными снарядами. Цели были распределены заранее. Ерофеев вложил один и другой снаряд в дот, где укрывалось тяжелое орудие. Прочный железобетон не поддавался. Второе орудие, по которому вела огонь самоходка Чистякова, разворачивала ствол в его сторону. Механик Савушкин ахнул:

— В нас целятся. Товарищ капи…

Договорить не успел. Фугасный снаряд весом семьдесят килограммов разорвался с оглушительным грохотом в двадцати шагах от «зверобоя» и снес остаток кирпичной стены.

О броню лязгнули осколки, а спустя несколько секунд свалился обломок сцементированных вместе нескольких кирпичей, который разлетелся как бомба. Удар был такой силы, что наводчика Николая Марфина сбросило с сиденья, Чистякова оглушило. Снаряд был в стволе, но мешала целиться завеса кирпичной пыли.

— Миша, двигай вперед, — толкнул механика Александр.