Пауль Борн - Смертник Восточного фронта. 1945. Агония III Рейха Страница 11

Через три недели, для нас по крайней мере, военные действия были закончены. Разместившись в кузовах грузовиков, мы отправились на ближайшую железнодорожную станцию. Мы прибыли домой в самый разгар сбора урожая, полные новых впечатлений.

Последовала череда месяцев, полных тяжелой работы; им было суждено стать последними в этом роде. Сейчас остались лишь воспоминания о доме, саде и семье — о родине. В ноябре прошли еще одни двухнедельные курсы в М[илау, Млава], в Польше, обучение строителей противотанковой обороны. Инструкторами были заслуженные и удостоенные наград бойцы, специалисты в своей области. Это были мирные и интересные деньки, я тогда отдохнул. Между тем не только разрушенные города подвергались постоянным бомбежкам, но и шло отступление на всех фронтах, «по стратегическим причинам». Мы видели, как все рушится, но пока что не верили, что русские могут перейти границу Германии. Перевозить семьи на запад было запрещено, а ехать под бомбы было бы безответственно — в любом случае пришлось бы бросить дом и ферму.

Годы спустя я размышляю о том времени и прихожу к одному и тому же выводу. Мы все сделали правильно.[48] С каждым днем авианалеты на Берлин и Кассель становились все интенсивнее, в любой момент твои родственники могли погибнуть. Позвонить можно было только из штаба, да и то если там были хорошие знакомые.

В самом начале января 1945 года я получил еще одну повестку. Я тут же попытался записаться в действующую армию, но не удалось, мое время заканчивалось — я должен был уезжать.

Фольксштурм был приведен в готовность. Для этого последнего эшелона обороны командование наскребло всех, кто мог стоять на ногах и самостоятельно передвигаться. В войну вступали последние остававшиеся в Германии мужчины.

Несколько высокопоставленных офицеров, оставшихся в округе, любезно согласились помочь эвакуировать мою семью в случае необходимости. За несколько недель до моего отбытия они были желанными гостями в моем доме, мы часто вместе охотились. Благодаря надежным связям в государственном лесном хозяйстве, где мне иногда разрешали охотиться, я всегда находил для этих офицеров хорошую дичь: оленей и кабанов. Одним из них был генерал Н., командующий армейской группировкой, остальные принадлежали к его свите. Отличные были люди, но впоследствии я ничего о них больше не слышал. Офицеры сдержали слово: в самые последние часы они перевезли мою жену и детей в безопасное место.

В любом случае, обстановка в момент моего отъезда была не из лучших. Не нужно было быть ясновидящим, чтобы понять, что на часах было 12, и момент истины настал. Единственное, что я смог, так это попросить двух оставшихся работников присмотреть за моей семьей и в нужный момент подсказать им бежать. Уже не имело смысла строить планы. Все утрачивало смысл в связи с надвигавшимися грозными событиями.

Мой рюкзак снова полегчал. Только старый маузер подвергся тщательной проверке. Напоследок я зашел к спящим детям, а потом отправился в путь.

Боже мой! Какая разношерстная банда случайных людей! И они — последнее возмездие Гитлера? Чудо-оружие, призванное повернуть ход войны в нашу пользу? Мужчины самых разных профессий, самого разного социального положения, в возрасте от 17 до 70. И горбуны, и калеки, полуслепые старики! Разве такие способны воевать?! Причем всерьез рассчитывали, что эту толпу в кратчайшие сроки обучат и подготовят к участию в боевых действиях…

Необходимую (из имевшейся в наличии) одежду доставили с военных складов, но первым делом каждый прикрепил знак отличия на фуражку. Определенное количество звездочек отличало офицеров от обычных солдат. Тем, у кого не было своего оружия, выдали итальянские и чешские винтовки (некоторые были даже без ремня) и подсумки с 50 патронами в каждом. Король бродяг и воров точно остался бы нами доволен.

Мы были совершенно новым, отдельным подразделением. Конечно, мы поддерживали связь с остальными, но обычно действовали сами по себе. Эта система постоянно давала сбой и, как оказалось, обошлась нам в огромные и бессмысленные потери.

Мы остановились в мазурском городе К[альтенборне, Зимнавода], недалеко от известного тренировочного лагеря А. Кое-кто из штаба планирования также остановился в К[альтенборне] проследить за обучением и оснащением дивизии. Пропитание и условия проживания были хорошими, и так как у меня не было здесь знакомых, я предпочитал тащиться в хвосте и приглядывался. Многих вопросов, касавшихся обучения и инструкций, мне удалось избежать.

В любом случае, как и многие, я уже прошел обучение, и желания повторять всю эту тягомотину не было. Я надеялся, что мне повезет и я получу подходящее теплое местечко, где буду независим и, что важно, смогу избежать ответственности. Работа на складе (РХ), водителем или что-нибудь в этом роде вполне устроили бы меня. И вот командиру части срочно понадобился тот, кто разбирается в телефонной связи и делопроизводстве…

— Я разбираюсь.

— Хорошо, давайте за мной, — приказал он.

Мне следовало бы придержать язык, потому что после непродолжительного выяснения другой приятный, но неопытный служащий назначил меня «Spiess'OM» (ротным фельдфебелем). В армии ротный фельдфебель — отец родной. Для солдат он куда главнее всего остального начальства, и уважения к нему больше. А в нашем подразделении мы старались следовать армейским правилам, насколько это было возможно.

Однажды, к моему разочарованию и к радости командира, я сидел, погруженный в работу, когда командир дивизии, проезжая мимо, остановил машину и потребовал доложить обстановку. Каково же было мое удивление, когда я узнал в командующем дивизии своего старого знакомого. Это был приятный сюрприз для нас обоих. Несколько лет мы не виделись, но в прошлом неплохо проводили время вместе.

— Почему ты не командуешь батальоном? — недоумевал он. — Впрочем, у меня найдется для тебя работа получше. Немедленно отправляйся за мной.

И так я стал начальником гарнизона города К[альтенборн] и командиром дивизионного округа, состоящего из школьного здания, учительских квартир и местных штабов. Днями и ночами я работал, не зная отдыха — я должен был постоянно находиться на связи с остальными штабами действующих в округе войск. Эта была та самая ответственность, которую я старательно избегал, причем немалая. Я почти не спал, хорошо питался и постоянно принимал целый поток любопытных посетителей, каждый из которых желал узнать из надежного источника об истинном положении дел. По вечерам уставшее за день начальство резалось в карты и напряженно вслушивалось в радиопередачи, с тревогой ожидая вестей. Время от времени сообщалось о ходе отступления войск.

Степень боевой готовности — «2» днем и «1» в ночное время — никогда не поднимали. Хватало и этого, и так нервы были на пределе, принимая во внимание общую обстановку, которая была хуже некуда. Пока что никто из нас не мог похвастаться железной выдержкой закаленных в боях солдат.

В один прекрасный день обучение закончилось, и нас объявили готовыми к бою и отправили в поход. Перед отходом я оделся получше. Из-за разного рода формальностей с секретными документами и телефонных разговоров я последним покидал город. Неподалеку стоял грузовик, груженный всем, что только мог пожелать солдат. Водителей поразило спокойствие, с которым я вынул вещи из машины и раздал своим оставшимся друзьям. Новенькое камуфляжное обмундирование, шинели, одеяла, форменные принадлежности и прекрасные водительские куртки — я распределил их между людьми, будто мы отправлялись в мирное и спокойное путешествие домой.

Так как мы отправлялись на фронт, я не смог взять с собой двух оставшихся жителей города, которые наблюдали за нашим отъездом со смешанными чувствами. Теперь нашим пунктом назначения был Г[утштадт, Добре Място], и несмотря на то, что до него было чуть меньше 80 километров, добирались мы туда больше двух суток, часто останавливаясь по пути. Очень помогали перелески, в них можно было спокойно остановиться и проверить технику.

Jabos (советские истребители) на бреющем пролетали над улицами города, словно ястребы, круглые сутки они носились над нами, заставляя нас вспомнить давно забытые гимнастические упражнения. И хотя их пилоты были далеко не асы, все же мы побаивались их атак, потому как, нужно признать, иногда они все же попадали в цель, и зримые доказательства тому можно было обнаружить в придорожных кюветах и по обочинам.

Как раз во время нашего следования через знакомый мне город О[ртельсбург, Жытн], он был впервые атакован. Истребители противника дали несколько очередей и сбросили парочку бомб. Большинство местных жителей отсиживались в подвалах или стояли в дверных проемах своих домов. Бомбы заставили нас остановиться и поискать укрытие. Затем мы определили место встречи и время отправления.