Богдан Сушинский - Граница безмолвия Страница 11

Что бы Загревский ни произносил, он всегда произносил это уверенно, нахраписто, тоном человека, привыкшего к власти и к тому, что все вокруг или безоговорочно подчиняются ему, или же благоговейно прислушиваются к его мнению. Ордаш уже смирился с тем, что всем своим поведением старлей подчеркивал: застава, да еще такая полудикая, заполярная, — не то подразделение, которым он призван командовать. Широкая и по-пролетарски вульгарная натура его требовала иного армейского чина, иного командного масштаба, иного жизненного размаха.

— Что приуныли, мундиры в аксельбантах? — поднявшись, старлей прошелся по залу, который старшина назвал про себя «кают-компанией», переваливаясь с ноги на ногу пружинистой кошачьей походкой, словно бы пританцовывая. — Готовьтесь к иорданской купели и радуйтесь жизни.

10

Выкрашенный в черный цвет, огромный четырехмоторный самолет этот, со слегка задранной вверх носовой частью фюзеляжа, и в самом деле чем-то напоминал акулу, которая вот-вот метнется к добыче.

Как только он приземлился, из входной двери и заднего багажного люка начали вываливаться крепкие парни в черных полевых куртках. И когда настала очередь появиться оберштурмбаннфюреру, все пространство вокруг «Черной акулы» уже было оцеплено готовыми к круговой обороне десантниками. В то же время четверка «фридентальских коршунов» уже находилась у штабного аэродромного бункера.

— Вы всегда ведете себя на германских аэродромах так, словно вас высадили на фронтовой аэродром русских? — не отказал себе в удовольствии Хоффнер, увидев перед собой крепкого, плечистого офицера лет сорока, облаченного в короткую кожаную куртку и высокие горнолыжные ботинки. О приветствии начальник аэродрома попросту позабыл.

— Всегда, — на одном выдохе рыкнул барон фон Готтенберг. — Потому что всегда помню, что под моим командованием находятся солдаты, а не скопище бездельников, — иронично-решительным взглядом обвел он все три группы любопытствовавших пилотов, техников и аэродромной обслуги, сформировавшиеся у бетонных капониров, в которых уже находилось около десятка «фокке-вульфов» и «юнкерсов».

Его тонкий, почти римский нос как-то сразу же терялся на слишком крупном, скуластом лице; причем особенно плохо он гармонировал с по-неіритянски толстыми губами и непомерно широким, волевым подбородком. Если бы цвет его смугловатого лица оказался значительно темнее, а вместо русых голову украшал шлем из черных, курчавых волос, — барон вполне мог бы сойти за латиноамериканского мулата.

К тому же и жесткий, непреклонный взгляд его вишневых каких-то глаз, и все выражение сурового лица, вообще вся почти двухметровая фигура командира коммандос излучала не просто силу, а какую-то яростно выраженную агрессию, которая волю слабохарактерных людей способна была мгновенно подавить, а сильных духом спровоцировать на ответную агрессию.

— Тогда хотел бы я видеть, как они будут вести себя, оказавшись на аэродроме врага? — молвил оберст-лейтенант, только теперь вспомнив, что при равных чинах первым отдавать честь офицеру СС должен офицер любого другого рода войск.

— А мои коммандос всегда и везде должны чувствовать себя так, словно находятся в логове врага, — отчеканил оберштурмбаннфюрер, как будто отдавал приказание, стоя перед полковым каре. — И чем больше вокруг них оказывается своих, тем агрессивнее они должны вести себя. Ибо таковы интересы рейха.

В доставленном бароном пакете ничего нового для Хоффнера не было. Подтверждалось то, чего от него уже потребовал командир авиагруппы, — всецело подчиниться оберштурмбаннфюреру фон Готтенбергу как командиру особой группы «Викинг». Причем подчиняться вместе со вверенными ему самолетами, экипажами, аэродромом и собственными амбициями. Все остальное барон должен был изложить ему в личной беседе.

Хоффнер тут же предложил барону пройти с ним в штабной бункер, однако тот проводил взглядом уходившую со взлетной полосы в сторону капониров «Черную акулу» и взглянул на часы.

— Первый «юнкерс» должен прибыть через десять минут, — упредил его вопрос унтерштурмфюрер СС Конар, лишь недавно, после назначения Готтенберга командиром Особой группы «Викинг», ставший его адъютантом. — Второй — с интервалом в десять минут.

— Горные егеря уже на борту?

— Гауптман Кротов со своими русскими прибывает в первом «юнкерсе», обер-лейтенант Энрих с группой горных егерей — во втором.

— Скопище бездельников, — процедил барон, однако лейтенант СС никак не отреагировал на это замечание. Он не первый день был знаком с оберштурмбаннфюрером и прекрасно помнил, что с представлением об окружающем его мире барон определился давно и безоговорочно — это было всего лишь скопище бездельников. Огромное, вселенское скопище… исключительных бездельников.

— Так, значит, в операции будет участвовать и какое-то подразделение русских? — заинтригованно спросил Хоффнер.

— Считаете, что осваивать русскую Сибирь удобнее будет без русских, да к тому же сибиряков?

— Просто я считал, что вся территория от Лапландии до Урала — всего лишь северная территория европейской части России, так называемый Русский Север, который сами русские именуют «Крайним». Что же касается Сибири, то она начинается за Уралом.

— А кто вам сказал, что мы станем ограничиваться «пространством до Урала»? — буквально прорычал барон фон Готтенберг. — Кто сумел убедить вас в этом, оберст-лейтенант?

— Это всего лишь мои умозаключения, — примирительно молвил Хоффнер, пытаясь успокоить его.

— Мне не нужны ваши умозаключения, Хоффнер. Мне нужно точное выполнение моих приказов. Точное и беспрекословное. Отныне мы будем осваивать этот ваш Русский Север от Мурманска до самого Диксона и Новой Земли. А затем — от Камчатки до Северного полюса. Ибо таковы интересы рейха, Хоффнер.

Оба военно-транспортных «юнкерса» прибыли с надлежащей пунктуальностью. Их специально приспособленные для транспортных перевозок фюзеляжи казались еще громаднее, нежели фюзеляж «Черной акулы», а это как раз то, что нужно было сейчас командиру группы «Норд-рейх».

— Штабс-капитан Кротов, командир группы сибирских стрелков, — по-русски представился крепко сбитый, коренастый Гауптман, на славянском лице которого предки оставили ярко выраженные свидетельства многовекового «монгольского ига».

Несмотря на то, что у него был чин капитана вермахта, он по-прежнему именовал себя штабс-капитаном[19], отдавая таким образом дань памяти тому дню, когда он, тогда еще юный поручик, получил этот внеочередной чин по личному приказу Верховного правителя России адмирала Колчака. За проявленные находчивость и храбрость.

— Сколько у вас людей, штабс-капитан? — тоже на чистом русском спросил Готтенберг, вызывая этим удивление у Хоффнера, чьи познания русского ограничивались двумя десятками фраз.

Впрочем, начальник аэродрома знал, что среди офицеров абвера и СД оказалось немало выходцев из Прибалтики, так называемых «прибалтийских немцев», которые всегда ценились руководителями разведывательно-диверсионных служб за свою «германскую кровь, круто замешанную на русском характере», а главное, за знание русского языка и русских обычаев.

— Пока что девять бойцов, однако все — из бывших чинов армии Колчака и коренных сибиряков. К тому же все из сибирских дворян, из «таежных аристократов», как называли их офицеры-петербуржцы. — Завтра должны прибыть еще пятеро, среди которых трое инородцев, из тунгусов, владеющих тунгусским и ненецким языками.

— Замечу, что эти люди нам очень пригодятся, штабс-капитан, — молвил Готтенберг. — Именно они, как никто иной.

— Неужели действительно придется десантировать людей и грузы далеко за Уралом? — выслушав их, пожал плечами Хоффнер, который все еще не в состоянии был смириться с таким диверсионным размахом высшего командования. — Кажется, это уже выходит далеко за пределы плана «Барбаросса».

— Зато предписано планом операции «Полярный бастион», — отрубил оберштурмбаннфюрер СС, переводя взгляд на терпеливо дожидавшегося своей очереди командира егерей.

— Обер-лейтенант Энрих, — представился тот. — Под моим командованием — два отделения егерей из горного корпуса «Норвегия»[20]. Все имеют опыт войны во Франции и Польше, а также недавних операций против сил сопротивления в северных районах Норвегии. Шестеро из моих бойцов — норвежцы из Тромсе, из молодежной организации норвежских национал-социалистов.

— Хотите сказать, что зауральскими морозами их не запугаешь?

— Для большинства моих солдат Заполярье — естественная среда обитания.

Услышав это, Готтенберг нервно повел плечами. Жизнь складывалась так, что в северных широтах ему пришлось провести множество дней, однако смириться с морозами и вьюгами он так и не сумел. Мужественно воспринимать их — да, этому он научился, но воспринимать их в виде «естественной среды обитания» — увольте! Однако вслух произнес: