Алексей Горяйнов - Исповедь дезертира Страница 11

— Да, пошляешься… У бабушки не забалуешь!

У Насти был приятный голос и звучал он так звонко, что, казалось, будто девочка находится рядом — стоит повернуть голову. Мне не терпелось посмотреть на нее, но оставалось только разглядывать надоевший потолок, пытаясь по голосу представить лицо девочки.

Наверху тем временем начинался ужин. Я определил это по звону посуды. Похоже, Таисия напекла пирожков и угощала ими Малхаза и Настю. Павла не было, наверное, он избегал встреч с Малхазом. На какой-то миг явственно почудился запах пищи, и снова напомнил о себе мой старый приятель — голод. Чтобы не думать о еде, я попытался заснуть. Вскоре это удалось, но ненадолго.

Когда проснулся, снова услышал голос Павла.

— Бездельница! — грозно прикрикнул он. — Козу лучше подои!

— В Жмеринке своей командуй! Это ты, когда Малхаз ушел, выступаешь, а при нем, как мышь в сарае сидел. Думаешь, его нет, так тебе можно и руки распускать?

— Принесла нелегкая непутевую! — сокрушался Таисин любовник. — Сидела бы у своей бабушки, а то приперлась, двух дней не прошло.

— Не ори на меня, уеду завтра, больно охота смотреть на твою рожу бандитскую!

— Как тебе не стыдно, Настя! — встряла в разговор Таисия. — Ведь перед тобой взрослый человек. Совсем от рук отбилась! Будешь так говорить, не пущу больше в город.

— А я все равно уеду, дядя Малхаз отвезет!

Внезапно все стихло, видно, наверху легли спать.

Утром мое внимание снова привлекли голоса, доносящиеся со двора. Я понял, что пришел Малхаз. И тут же услышал, как сухо поздоровался с ним Павло.

— Все по горам лазишь? — спросил Малхаз, который, очевидно, был в хорошем расположении духа.

— Лазают обезьяны по деревьям, а мы ходим, — миролюбиво отшутился Павло.

— Ну, ну, ходите, ходите, — как-то непонятно протянул его собеседник и вдруг громко сказал: — Готова, племянница?!

— Да, — ответила та.

— Ну, пока, Настена, — в голосе Павла слышались нагловатые нотки.

— Пока, хохол пузатый! — ответ девочки прозвучал неожиданно звонко.

— Что ты сказала?

— Что слышал!

— Ты чего так дерзко разговариваешь, Настя?! — Раздался звук легкого подзатыльника.

Потом Малхаз и Настя ушли, а Таисия тут же начала укорять Павла:

— Это из-за тебя. Ну что ты к ней пристаешь? Сходи туда, подай это. Уйди, не лезь. Что она тебе, кукла? Разве можно так с девочкой!

— А что я, — оправдывался Павло, — она как шило в заднице. Сама должна понимать, что и у матери личная жизнь должна быть. Не в лес же нам с тобой опять идти. Надоело!

— Но и не при ней, в конце концов!..

— Так объясни ей, что надо уходить, когда взрослые…

— Что же мне ее, выгнать прикажешь?!

— Все вы бабы такие! — взорвался Павло. — Я к тебе со всей душой, только о тебе и думаю, а ты все о ней. Если я тебе не нужен, так и скажи! У меня, может, чувства, а она: «Мам, дай то, дай это». Сиську еще ей дай — скоро пятнадцать лет девке. Эх, был бы я ее отцом, быстро бы выдрессировал!

— Да что она тебе собака или медведь! — возмутилась Таисия.

— Между прочим, и медведя на велосипеде учат, а ты так ее распустила!..

Подумалось: все — это надолго. Но я снова с любопытством и какой-то злой радостью прислушивался.

Таисия не выдержала, сорвалась на крик:

— Вот и шел бы ты со своими подачками!

— Дура, для вас же стараюсь! Все тебе, тебе, а ты… Думаешь, мне легко? Вот будут деньги — уедем. Вместе уедем…

— Это ты сейчас так говоришь, а как деньги появятся, найдешь себе в городе кралю. Нужна я тебе с ребенком!..

— Ну и дура же ты, Таиська, тьфу, дура, — Павло плюнул, брякнул оружием и забормотал что-то невнятное.

— Ну и уходи, — снова закричала Таисия, — без тебя спокойней!

— А вот это мы еще посмотрим! — отрезал Павло.

Послышался грохот задвижки, хлопнула дверь.

«Неужели ушел?! — подумал я с облегчением. — Если это так, то мне можно наверх, на свободу. Лишь бы он не вернулся. Милые бранятся — только тешатся, — вспомнилась старая пословица, и вновь стало тревожно. — Ведь он может вернуться в самый неподходящий момент. Ревнивый же, гад, наверняка. Подумает еще чего… Ладно я, а Таисию подставлю…» Пока я так размышлял, мысленно раскладывая ситуацию так и эдак, неожиданно появилась Таисия.

— Артем, живой?! — позвала она. — Не бойся, его нет.

Я вышел, отряхнулся от пыли, посмотрел на Таисию. Почувствовал ее плохое настроение и постарался хоть в чем-то угодить.

— Пойду натаскаю воды козам, — предложил я, схватил ведра и побежал к колодцу. Но, пробегая мимо собачьей будки, задел миску с какой-то баландой, которую только что поставила Таисия и к которой уже трусила Малышка. Баланда разлилась. Виновато поглядывая на Таисию, стал складывать вареный картофель и какие-то ошметки в миску.

— Ты еще на мою голову свалился! — всхлипнула Таисия и, скомкав сорванный с плеч платок, уткнулась в него.

Когда вечером пили чай, она уже совершенно успокоилась, даже посмеивалась, дуя на блюдечко:

— Павло ушел, одеколон свой забрал — это значит надолго. Гордый! Хочет показать этим, что уходит навсегда. Ну и скатертью дорога! — а все-таки в словах ее чувствовалась обида, и взгляд был какой-то рассеянный. Все говорило о том, что она любит этого хохла-наемника. Помолчала, потом добавила: — Минимум месяц его не будет.

На следующий день Таисия ушла в поселок, а я, пользуясь ее отсутствием, решил оглядеть округу. Покинув пределы крепости, спустился к пересекающему склон распадку. Поселок сразу скрылся за отдаленным холмом. Дальше идти не решился, боясь попасться на глаза людям. На дне распадка в тени склонившихся акаций бежал ручей. Здесь было очень прохладно, пели птицы, журчала вода. Я прилег, завороженный звуками природы. И до того размечтался о возможной хорошей жизни, что не заметил подошедшую Таисию.

— Ну что глаза вытаращил, сумку возьми!

Она поставила передо мной свою поклажу, но не остановилась, а стала подниматься к крепости. Не шелохнувшись, я провожал ее взглядом. «Эх, вот бы когда-нибудь… Но это невозможно. Я для нее совсем мальчишка»… Уже отойдя достаточно далеко, Таисия оглянулась.

Я тут же вскочил, сбрасывая оцепенение, схватил сумку, пустился вдогонку. Сбивчиво заговорил:

— Тут так хорошо, что я… Со мной что-то такое… Когда шел, ничего этого не видел… вернее, видел, но совсем не так на все это смотрел. Что вы так долго? Я уже начал волноваться.

— Хорошо, что не пошел искать. Давай, заходи, — пропустив меня вперед, она закрыла ворота. — Устала, моталась целый день. Да еще родственники сказали, что свекровь разболелась, а у нее хозяйство… Скоро и к ней идти придется, а это там, за горой — она показала куда-то вверх. — Поднимайся в комнату, выкладывай из сумки на стол, тут гостинцы. Я сейчас приду.

В комнате я поставил сумку на стул и начал выкладывать домашние продукты, в том числе и темную, сильно поцарапанную бутылку с какой-то жидкостью.

— Это вино, — пояснила тихо подошедшая Таисия. — Подарок Сулико. Она каждый раз сует мне какую-нибудь бутылку. У меня в закромах их уже целый арсенал. Хоть свадьбу играй! Хочешь выпить?

— Конечно!

Я откупорил вино, и мы его тут же распили.

— Что-то на меня нашло. Обычно я пью мало, — оправдывалась захмелевшая, порозовевшая и оттого еще более похорошевшая Таисия.

— Ну, если у вас много… вина, то, может, еще одну бутылочку достанем? — обнаглев, спросил я.

Мне хотелось продлить это легкое головокружение, которое ощутил после выпивки.

— Хватит.

Наступило молчание. Я рассматривал лицо Таисии, подмечая каждую мелочь. Особенно мне нравилась крошечная родинка на подбородке.

— Что так смотришь? — спросила она насмешливо, так что сразу стало ясно, о чем идет речь.

— Просто вы такая красивая…

Таисия усмехнулась:

— Налить тебе еще стакан, так и Василисой Прекрасной покажусь.

Я обиженно опустил глаза и пролепетал:

— Была бы у меня такая жена, как вы, я бы вас… то есть ее на руках носил, а ваш этот…

Она резко остановила меня:

— Не твое это дело. Сами разберемся, понял? Много ты про него знаешь!..

— Да я про себя говорю! Что вы так разошлись?! Я же правду говорю, как думаю. Вот даже стишок какой-то ерундовый вспомнил:

Я бы дал свою душу взаменНа надежду держать эту руку,Но увел ее пьяный нацмен,Что на рынке торгует урюком.

Может стишок, а может, чувство, с каким я его прочел, подействовали на Таисию, и она, улыбнувшись, спросила с подначкой:

— Влюбился, что ли? — и тут же, чтобы не вгонять меня в краску, прикрикнула: — Долго ты будешь копаться, нацмен? Ставь чайник, печку разожги, сидишь, как в гостях… — Помедлив немного, добавила: — Сегодня будешь спать на дочкиной кровати, — и вышла.