Ромен Гари - Европейское воспитание Страница 11

— Буржуи, — заметил Пех, — везде одинаковые. Хоть в Париже, хоть в Берлине, хоть в Варшаве. — И демонстративно заткнул себе нос: — Во всех странах мира от них одинаково смердит!

— Замолчи, Пех, — по-хорошему попросил его Тадек. — Ты у нас коммунист — ну и прекрасно, продолжай в том же духе, там будет видно! А пока что отстань от нас.

— Я начинаю, — сказал Добранский. И принялся читать:

Мсье Карл входит в дом и тщательно вытирает ноги, уважительно думая о консьержке мадам Лэтю. «Маленькие знаки внимания приводят к большой дружбе…» С радушным видом он стучит в дверь швейцарской и заходит, здороваясь на чистейшем французском: «Добрый вечер, мсье-дам».

— Мсье Карл! — восклицает мадам Лэтю. — Наконец-то вы пришли… Переведите мне, пожалуйста, что говорят эти господа.

Мсье Карл степенно надевает очки и поворачивается к двум молодым людям в плащах, которые с мрачным видом стоят в швейцарской. «Коллеги», — узнает он. Со второго взгляда он понимает, что в иерархии гестапо оба посетителя стоят намного выше него.

— Meine Herren?[30]

Щелканье каблуков. Вежливый обмен гортанными, короткими фразами. «Французский бог, сделай так, чтобы все получилось! — думает мадам Лэтю. — Сделай так, чтобы все прошло благополучно!» Ее сердце странно ведет себя у нее в груди — точь-в-точь как два года назад, когда она получила первую весточку от мужа. «Я в плену. Думаю о тебе. Не падай духом». Опять щелканье каблуков.

— Aber naturlich![31] — улыбается мсье Карл.

Он с отеческим видом поворачивается к мадам Лэтю.

— Чистая формальность, сударыня! Эти господа полагают, что в нашем доме прячется вражеский парашютист.

Он снимает свой ключ с гвоздя.

— Ausgeschlossen![32] — сухо говорит он. — Я знаю обо всем, что происходит в этом доме. Aber naturlich… Это ваш долг.

Он отвечает на их приветствие и уходит. Немецкие власти поручили мсье Карлу наблюдать за «спокойствием» в районе. Это ответственный пост. Его метода проста. Мягкость, такт, чувство меры. Знать обо всем, ни о чем не спрашивая. Выставлять себя другом, верным союзником. Он умышленно распространяет о себе фантастические слухи. Как однажды он укрывал у себя молодого студента, распространявшего листовки. Как в другой раз сурово наказал одного обнаглевшего немецкого офицера. Парижские буржуа наивны. Они даже не подозревают о подпольной борьбе. Завоевать их доверие — проще простого.

— Мсье Карл!

Мадам Лэтю взбегает по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, несмотря на свое чудаковатое сердце.

— Совсем забыла… Эта течь у вас в ванной… Я вызвала водопроводчика, он как раз пришел.

— Я вам бесконечно признателен! — говорит мсье Карл, приподнимая шляпу.

Но мадам Лэтю уже бежит обратно в швейцарскую.

— Только бы все прошло благополучно…

Она натыкается на щуплого человечка, который робко извиняется.

— Я пришел попрощаться с вами, — бормочет мсье Леви.

«Чего ему от меня нужно? — пытается сообразить мадам Лэтю. — Ах да, он ведь съезжает. Вчера мсье Карл приказал ему освободить помещение в двадцать четыре часа. Надо бы сказать ему что-то приятное… Бедняжка! Но только не сейчас, не сейчас!» Она толкает дверь швейцарской и выходит с улыбкой на губах к двум угрюмым молодым людям. На лестнице мсье Карл встречает Грийе. Грийе всегда крутится где-то поблизости от мсье Карла, размахивая своими боксерскими ручищами, словно верный пес, и мсье Карл весьма гордится его немой преданностью. Он часто дает ему на чай, угощает сигаретами. «Маленькие знаки внимания приводят к большой дружбе!» Грийе — человек на побегушках. Он помогает мадам Лэтю и выполняет небольшие поручения жильцов. Он смотрит на мсье Карла добрыми глазами преданной собаки. Мсье Карл дружески похлопывает его по плечу и поднимается дальше по лестнице, насвистывая «Хорста Весселя».[33] Он считает свой дом лучшим в районе. Никаких тебе неприятностей, никаких историй. Отношения с жильцами теплые и сердечные. Взаимное уважение, взаимопонимание. Вежливость. Полная откровенность. Взаимопомощь. Учтивость. Одним словом, сотрудничество! В других домах приходилось угрожать, арестовывать, даже расстреливать. Бывали истории с листовками, с подпольными газетами, укрыванием английских шпионов. Были даже покушения. Но этот дом такой послушный, такой покорный, просто паинька. За парочкой исключений, как водится. Например, мсье Оноре, семидесятидвухлетний старик, который никогда не отвечает на приветствия мсье Карла, не разговаривает с ним и, похоже, даже не догадывается о его существовании. А еще мсье Брюньон, торговец сыром. Сталкиваясь с мсье Карлом, он всегда грубо хлопает его по животу и орет, заливаясь сумасшедшим хохотом: «Сталинград, Сталинград, хмурая степь… ха-ха-ха!» Мсье Карл слышит шаги и поднимает голову: по лестнице спускается мсье Оноре. Он держится очень прямо, опираясь на трость. Смотрит не на мсье Карла, а сквозь него. «Все как обычно!» Мсье Карл всегда обижается; он согласен на то, чтобы его ненавидели, но ни за что не желает, чтобы его не замечали. Пока этот тронутый француз проходит мимо, у него появляется ощущение, будто его вообще не существует. И как бы для того, чтобы доказать свое существование, он хватается за шляпу и быстро здоровается. Мсье Оноре, естественно, не отвечает. Его взгляд проходит сквозь лицо мсье Карла, словно это пыльное стекло.

— Послушайте! — внезапно говорит мсье Карл шутливым тоном. — Объясните мне, в конце концов. Я пришел сюда не как победитель, а как друг и союзник.

Мсье Оноре останавливается. Он поворачивается к мсье Карлу. Смотрит на него. Да, он на него смотрит. Мсье Карлу кажется даже, что он не только смотрит, но и видит его.

— Да здравствует Россия, мсье! — выкрикивает мсье Оноре. — Да здравствует Россия!

Он ждет некоторое время, приковав взгляд к мсье Карлу, сжимает в руке трость и спускается дальше… Этажом ниже мадам де Мельвиль принимает мадам Лэтю в сопровождении двух угрюмых молодых людей. Мадам де Мельвиль — очень старая дама с седыми волосами. Она впускает их в прихожую и с ходу начинает:

— Живет ли у меня кто-нибудь? Нет, я одинока. Мой муж был убит в другую войну — в ту, хорошую! — а мой сын в Англии. Да, господа, его здесь нет, он в Англии. В Англии. Вы ведь знаете такую страну? Оттуда еще самолеты летали бомбить Берлин. Мой сын служит в авиации. Он воюет против вас. Каждую ночь он сбрасывает бомбы на ваши города. Вы не понимаете по-французски? Жаль. Мой сын… Аэроплан… Бомбы… Берлин… Понимаете?

Мадам де Мельвиль говорит медленно, с улыбкой. Она не нервничает. Она просто тянет время. «Только бы Грийе успел! Только бы он вовремя убрал корзину!» Два молодых человека пристально смотрят на мадам де Мельвиль.

— Это я уговорила его уехать. Неважно, что я осталась одна. Я счастлива. Я счастлива, что мой сын воюет против вас. Он приносит вам горе, которое научит вас быть человечными…

Молодые люди обмениваются хриплыми фразами и начинают обыскивать квартиру. Стучат в дверь, и мадам Лэтю открывает. Это всего лишь мсье Леви со шляпой в руке.

— Я просто хотел попрощаться с мадам де Мельвиль, — робко говорит он.

Мадам де Мельвиль переходит из комнаты в комнату вслед за двумя молодыми людьми. Их нужно задержать. Нужно выиграть время. Нужно, чтобы Грийе успел вынести корзину из дома.

— Ищите. Смотрите. Топчите. Можете жечь, грабить, убивать, если вам так больше нравится. Мне все равно. Вы не сможете помешать англичанам бомбить ваши города, улицу за улицей. Кёльн, Гамбург, Берлин… вы поймете. Англичане откроют вам глаза. Вы поймете нас на развалинах своих городов, перед могилами своих детей. Вы уже начинаете понимать… Недалек тот день, когда вы скажете: «Мы больше не будем!» Но будет слишком поздно.

— Die alte Schickse ist verruckt![34] — говорит, наконец, наиболее нервный из молодых людей, пожимая плечами.

Добранский остановился и повернулся к Тадеку.

— Что ты об этом думаешь?

— Возможно, это правда. Наверное, это правда. Я не спешу с выводами, и парижские буржуа не вызывают у меня ни малейшего восхищения. Они учили в школе басни Лафонтена, размышляли над Монтенем, построили Нотр-Дам и дали миру то, что теперь мир пытается себе вернуть: Свободу. Они хотят оставаться французами. Здесь нечем восхищаться и не за что благодарить.

— А я думаю… — начал Пех.

— Лежи себе! Молчи!

— Эпинальские картинки![35] — все же прохрипел Пех. — Святая вода. Промывка мозгов.

Добранский продолжал:

Мсье Карл добрался до двери своей квартиры. Он вставляет ключ в замок…

В эту минуту открывается дверь напротив, и на площадку выходят мсье и мадам Шевалье.

— Мсье Карл!.. Какой приятный сюрприз!