Канта Ибрагимов - Аврора Страница 11

— Да, — не смог не согласиться Цанаев, и тут же спросил: — А чей этот дом?

— Это дом русских. Моей знакомой, они сейчас в Москве.

Вновь наступила тягучая пауза, которую нарушила Аврора:

— Мне уволиться?

— Позови завхоза, — распорядился директор, и когда Аврора с ним вернулась, Цанаев обратился к завхозу. — По резиновой трубе от нашего института проведи газ в дом Авроры, тут недалеко.

— Это невозможно, — воспротивился завхоз, — это запрещено. Нас накажут. Гособъект…

— Замолчи, — жестко перебил директор, — бомбить можно, а газ инвалидам провести нельзя?! Выполняй приказ! А если не можешь, увольняйся… Постой! Еще и воду в их дом проведи: на все срок — три дня. Исполняй!

— Гал Аладович, неужели?.. — когда завхоз вышел, Аврора с широко раскрытыми глазами уставилась на директора. — Это нам?.. Как мне вас благодарить?

— Выйди на работу, дел много, — ответил Цанаев.

В институте, действительно, дел с годами все больше и больше. В Москве, в Российской академии наук, что финансирует деятельность НИИ, требуют науку. А какая наука может быть среди войны? Так, по гуманитарным отраслям кое-что есть, и то все местечкового формата, а по техническим, тем более естественным, наукам — почти полный провал, потому что отсутствует лабораторно-экспериментальная база, без оборудования опыты не проведешь. А как физик, Цанаев, в первую очередь, отвечает за естественные науки. Он просит в Москве деньги хотя бы на простейшее научное оборудование, а ему отвечают: у вас естественные науки не развиты.

— А как развивать науку, если приборов нет? — докладывает Цанаев на Президиуме РАН, а ему в ответ:

— Зарабатывайте, как все, на научных грантах.

— Как гранты получить, если нет приборов? — жалуется директор.

— У нас денег нет, только гранты.

Вот такой замкнутый круг. Академия дает деньги только на зарплату и намекает: не будет развития науки, институт могут закрыть. Давайте науку!

Словом, так называемая рыночная экономика вторглась и в науку России. И если другие институты как-то выживают, то грозненское НИИ на дотациях содержать государство более не намерено, и Цанаев волей-неволей пытается на каждой копейке экономить, а тут бухгалтер жалуется — на интернет расходуются значительные суммы, и как выяснилось, более в этом деле преуспела опять Аврора.

— Таусова, — от раздражения Цанаев называет ее по фамилии, — что за переписка у тебя в интернете? Такие суммы!

— Гал Аладович, простите, только наука… Вы ведь знаете, я работала в Норвегии, опыты проводила на уникальном оборудовании. Так там богато живут и устаревшие приборы списывают. Зная это, еще работая в МГУ, я заключила договор, что данное оборудование в рамках научного обмена будет передано в дар московскому университету. Теперь эти приборы поступили в Москву, они на таможне. А МГУ приборы не забирает, им оно не нужно, работать некому, я ведь ныне здесь. И вот веду переговоры, чтобы это оборудование передали нам.

— И что? — заинтересовался Цанаев.

— Если бы эти приборы установить здесь, то мы бы выиграли не один грант, хоздоговоры и прочее. И наука была бы, и я докторскую закончила бы.

— Так в чем дело?

— Надо лететь в Москву, договоры переделать и нам оплатить растаможку. Деньги немалые, но все окупится с лихвой, а главное, у нас появится наука, настоящий эксперимент.

— Можешь все расписать на бумаге? — недоверчив Цанаев.

— Запросто, — улыбается Аврора. — Но вы лично, как руководитель, должны быть в Москве, документы подписывать.

— А кто бумажной волокитой займется? Ты должна вылететь со мной.

— Как я брошу инвалидов? — задумалась Аврора. — Ладно, я с одной медсестрой договорюсь.

— Я оплачу затраты, — предложил Цанаев.

— Спасибо. Деньги мне нужны, — как всегда сказала Аврора. — А командировочные? Два-три дня надо будет провести в Москве.

Они вместе вылетели. В отличие от Авроры, Цанаев предполагал, что это дело затянется, как минимум, на неделю, и ему придется изрядно побегать по инстанциям, соблюдая бюрократическую волокиту.

Отчасти так и получилось — две недели они провели в Москве. Однако самому Цанаеву бегать почти не пришлось, Аврора сама всюду моталась и по вечерам она прямо на дом приходила к Цанаеву для подписи или печати на очередном документе.

— Ты зайди, чайку попей, — предлагает Цанаев.

— Нет-нет, я не голодна, уже поздно, еще дела, — дальше дверей Аврора не проходит, тут же, как бы извиняясь, все директору докладывает, а после ее ухода вдруг жена Цанаеву говорит:

— А у тебя с этой Авророй ничего нет?

— Ты о чем? — удивился Цанаев.

— Как о чем?! — недовольна жена. — Ты там в этом Грозном один, можно сказать «холостой» мужчина. Квартира своя, пустая. А эта Аврора уже не юная девица… Да и девица ли вообще? Вроде весь мир объездила, всюду побыла, все повидала и, видать, испробовала.

— Замолчи! — перебил супруг. — Как ты смеешь так говорить!

— О-о! Уже защищаешь? — ухмыльнулась жена. — То-то, она так смотрит на меня, будто я тебя у нее отнимаю.

— Не неси чушь!

— Это не чушь. Я по-женски все вижу и чувствую. Она неровно дышит к тебе.

— А, может, и я неровно дышу к ней? — усмехнулся Цанаев.

— Вот это меня и беспокоит, — констатировала жена и, как про себя отметил Цанаев, не без основания. Потому, что он стал замечать, что хочет быть рядом с Авророй, общаться с ней, и ему это приятно, хотя их точки зрения по многим событиям не совпадают, но у Авроры очень странная, даже оригинальная жизненная позиция, которая Цанаева и отталкивает, и одновременно притягивает.

Иногда, когда Аврора ему среди дня звонит, что-то согласовать, он, если жена не слышит, предлагает ей где-либо в кафе посидеть, обсудить дела, правда, все официально. А она также сухо отказывается, и лишь под конец сама предложила:

— В честь успешного завершения давайте пойдем в Большой театр.

— Я билеты куплю, — загорелся Цанаев, но Аврора его остудила.

— Тогда четыре — еще ваша супруга и моя знакомая.

Такой состав Цанаеву не очень интересен, но пришли еще и Ломаев с супругой (тоже Аврора пригласила), хоть было с кем в антракте коньяк распивать.

А сама опера Цанаеву не понравилась — убаюкивала, он все позевывал; в общем, по окончании его вердикт:

— Чуть не заснул, — на что Аврора сказала:

— Не надо было пить, — а уже дома жена Цанаева подытожила:

— Эта Аврора корчит из себя светскую даму. Тоже мне, оперой увлекается, а в Большой пошла чуть ли не в парандже, всех напугала… Дура!

Почти то же самое подумал и Цанаев, когда через месяц, работая даже ночами, Аврора все же умудрилась собрать экспериментальное оборудование. Да это все можно считать пустое, потому что материалов для исследования нет, и еще нужен дорогущий термовакуумный пресс.

— Как ненужная мебель, — стал возмущаться Цанаев.

«Вот сейчас бы уволить ее», — даже подумывал он. Но за что? Не только как ученый секретарь, но и всю документацию Аврора ведет; как уборщица — тоже все в порядке. Да вот жена к Цанаеву из Москвы ежедневно звонит и непременно, как бы между прочим, спросит:

— Ты еще эту Аврору не уволил?.. Смотри, что-то есть в ней революционно-реакционное. Эта дура что угодно учудит, тебе отвечать придется.

А сама Аврора в то же время говорит:

— Гал Аладович, я уже договорилась с Норвегией. Мой институт дает нам материалы для исследования бесплатно.

— Ну и в чем дело? — сух Цанаев.

— Надо поехать, привезти.

— Ну и в чем дело?

— Деньги на дорогу нужны.

— Тебе, Аврора, постоянно деньги нужны.

Как обиженный ребенок, она потупила взгляд и чуть погодя сказала:

— Мы могли бы получить не один грант: и наука, и деньги. И я бы докторскую добила, — последнее она сказала так жалостливо, что Цанаев, прекрасно понимающий значение защиты для ученого, все же поддался:

— Сколько денег и срок исполнения? — и, ужесточая требование: — Все в письменной форме. Не уложишься — пеняй на себя.

На следующий день, увидев справку Авроры, Цанаев усмехнулся:

— Ты посчитала только дорогу? Ведь там жизнь дорогая.

— Общежитие бесплатно, уже договорилась, — сообщает Аврора, ее глаза жизнью загорелись. — А питание — пятнадцать долларов в день… Я и на пять долларов там жила — нормально.

— А срок? Две недели.

— У меня открытая виза.

— Ну, смотри, — Цанаев дал добро, и когда Аврора вновь зашла подписать расходный ордер, он сказал: — Вижу, тебе Норвегия нравится.

— Сказать честно… — она немного задумалась. — Там, как мне кажется, словно в раю. Все живут честно, хорошо и добросовестно трудятся.

— А мы здесь не трудимся?

— Трудимся, — гримаса появилась на ее лице, — зарабатываем мало… Несправедливо.