Андрей Баширов - По ту сторону Гиндукуша Страница 11

Манзур уже в который раз задал себе все тот же вопрос — что же все-таки случилось тогда с самолетом президента? Си-130 явно не был сбит с земли, ни взрыва, ни пожара на борту не было. Самолет вошел в пике со всеми четырьмя исправно работающими двигателями, причем до самой последней секунды команда так и не подала сигнала бедствия. Значит, весь экипаж, находившийся в кабине, был одновременно и почти мгновенно выведен из строя. Как? Видимо, газом, скорее всего — нервно-паралитическим, а поместить небольшой контейнер с газом в кабину не составляло особенного труда. Да, врагов у Зия-уль-Хака было хоть отбавляй — и советские, и индийцы, и спецслужбы Наджибуллы, и, главное, свои собственные генералы. Впрочем, кто бы они ни были, заговорщики явно не рассчитывали уничтожить вместе с президентом и генерала Алтафа, а заодно и американского посла с военным атташе, которых президент пригласил на борт своего самолета в самый последний момент перед вылетом в Исламабад. Судьба!

Манзур припомнил, как вели себя американцы сразу после сообщения о катастрофе, — похоже, они быстро сообразили, что если расследование укажет на причастность к гибели двух высокопоставленных американцев кого-либо из ближайшего окружения Зия, то не миновать тогда оглушительного скандала, а военную помощь Пакистану придется немедленно прекратить. Следовательно, все достигнутое ранее в Афганистане может пойти насмарку, поэтому американцы и сделали все, чтобы замять расследование. Теперь уже никогда не узнать, кто виновен в гибели Зия. Ну, а что до самого Зия, то его, кажется, американцы не очень-то оплакивали, поскольку чем ближе был конец войны, тем тягостнее становилась им его идея полного торжества джихада в Афганистане.

Манзур, глубоко погрузившийся в тяжкие раздумья, вздрогнул от неожиданного близкого хлопка миномета. Началось! Манзур поднял к глазам бинокль и стал внимательно следить за тем, как десятки маленьких фигурок двинулись вперед нестройной цепью вдоль берегов канала и по его дну, то и дело останавливаясь и перекликаясь между собой. Из-за ближайшего разбитого дувала гулко и торопливо заработал крупнокалиберный пулемет. Бойцы немного прибавили шагу, вскинули автоматы и начали поливать частыми и длинными очередями безнадежно далекую цель. Наступление продолжалось недолго — через пару минут на невысоком холме, находившемся в добром полукилометре в стороне от цепи, взметнулись столбы разрывов ответного артиллерийского огня, который открыл атакуемый пост. Моджахеды остановились, потоптались на месте и быстро, но спокойно двинулись обратно, то и дело оглядываясь на всякий случай назад через плечо.

Манзур с досады больно шлепнул себя по икре тонким офицерским стеком, забыв, что в ожидании жары надел с утра не свои обычные высокие сапоги, а легкие ботинки. Спектакль, просто спектакль, как для какого-нибудь заезжего американского дурака-репортера, решившего снять батальную сцену для своего фильма о героической борьбе афганцев с русским медведем! Хоть бы автомобильную покрышку или бочку с мазутом подожгли для усиления правдоподобия! А ведь это Башир, ловкий и отчаянный командир, с которым воевали столько лет рука об руку. Чего же ждать от других?

— И это что, все? — спросил Манзур у запыхавшегося Башира, который появился на посту.

— Что? — переспросил Башир, вытирая со лба пот. — А, да, хватит на сегодня. Сам видишь, какой огонь! Потом, думается мне, они за ночь там еще мин понаставили. К тому же сегодня не наша очередь.

— Как это понимать, «не наша очередь»? — изумился Манзур. — Война ведь! Вы и дорогу на Кабул так же блокируете — по очереди? Теперь мне ясно, почему из Кабула в Джелалабад грузовики с оружием и боеприпасами прорываются. Очередь! Да ведь Асмат сейчас твоей поддержки ждет — ему почти по ровному месту наступать приходится.

— Мы позавчера много воевали, — спокойно ответил Башир. — А Асмат пусть наступает — у него и людей, и патронов втрое больше моего, а мы уже нескольких наших похоронили. Кстати, боеприпасы когда подвезете?

— Когда будут, — хмуро сказал Манзур. — Американцы, говорил я тебе, уже почти ничего не дают, да и вы тоже стреляете как попало и куда попало. На вас не напасешься.

— А как же нам быть? — вскинулся Башир. — У этих, — махнул он рукой в сторону правительственного поста, — и артиллерия, и танки, и авиацию вызвать могут. Им шурави все оставили. Одни эти огромные ракеты, которыми они по нам из Кабула стреляют, чего стоят! Да и вообще, бросать все это надо — надоело, и толку никакого!

— Ладно, ладно, успокойся, я все сам вижу, — примирительно сказал Манзур, хорошо усвоивший на собственном опыте, что с афганским командиром, особенно в присутствии его моджахедов, спорить не только бесполезно, но и опасно. — Для тебя патронов добыть я постараюсь. А насчет этих ракет — вчера еще одна, четвертая по счету, в Пакистан залетела, знаешь?

— Нет. Четыре — это ерунда, а здесь они с неба десятками валятся. Не успеешь оглянуться, р-раз — и ты в раю, пьешь шербет вместе с прекрасными гуриями! — Башир засмеялся. — Это нам наш мулла такие прелести обещает на случай мученической кончины. Спасибо ему, доброму человеку, но я лучше еще по этой земле похожу.

— Ходи, ходи, только поосторожней, — посоветовал Манзур. — Проводи меня, я хочу тебе кое-что сказать.

Манзур и Башир спустились вдвоем с глинобитной площадки наблюдательного поста к зеленому джипу, притаившемуся за невысокой стеной разбитого дома.

— Не знаю, когда теперь тебя увижу. Сейчас заеду в штаб, а оттуда — в Исламабад. Дел будет много, так что сюда не скоро опять выберусь. Я вот что хотел сказать — это не твои люди неделю назад в Читрал героин отсюда везли? Тебе известно, что их наша пограничная стража взяла? — спросил Манзур. — Ты смотри, полегче с этим — власть у нас сменилась, и госпожа новый премьер-министр обещала крепко торговцами наркотиков заняться.

— Кто тебе сказал, что это мои люди были? — Башир изобразил удивление.

— Неважно кто. Я тебе доказывать ничего не собираюсь, сам все прекрасно знаешь. Подожди, не перебивай. Мы с тобой друзья, почти братья, вместе советских били, потому и предупреждаю. Я сам этим грязным делом не занимаюсь и тебе говорю — брось, пока не попался.

— Я не боюсь. Ты мне лучше скажи — ваши генералы в Исламабаде и Лахоре себе дворцы на какие деньги выстроили? На жалованье, да? У этих, которых в Читрале взяли, сколько героина нашли? Килограммов пять, не больше, а вот ваши военные его тоннами — на грузовиках и самолетах — гонят в Пакистан, а оттуда в Америку. Будто это никому не известно!

— Потише ты! Мне известно и то, чего ты не знаешь. Раньше, пока вы американцам нужны были, они на это ваше занятие глаза закрывали. Для войны деньги необходимы, а наркотики — это и есть деньги. Так оно и шло своим чередом. Теперь же война к концу идет — так или иначе, — и интерес к ней после ухода советских они потеряли, а вот наркотики эти у них у самих уже поперек глотки стоят. Жмут они, имей в виду, на нашего премьер-министра изо всех сил, чтобы она меры принимала, и я думаю, что угрозами на этот раз не закончится. Про нашего парламентария из Малаканда, Гафурзая, слыхал?

— Это как его за наркотики арестовать хотели, а он в своем замке заперся и все свое племя против полиции двинул? — ехидно ухмыльнулся Башир. — Говорят, что полиция от него так удирала, что от Малаканда до ее казарм в Пешаваре пыль столбом стояла.

— Чего ты радуешься? Ты-то не Гафурзай. Да и до него когда-нибудь все же доберутся.

— Я, конечно, человек маленький, — покорно согласился Башир и вдруг свирепо глянул в упор на Манзура, — однако связываться с моими моджахедами никому не советую. Да я один роты вашей полиции стою! Попробуйте-ка, возьмите! А жить мы, афганцы, будем так, как нам захочется. Ну ладно, Манзур, мне пора и тебе тоже. Бог даст, еще свидимся. Прощай!

В штабе Манзура ожидал сюрприз. За столом, склонившись над большой картой, сидел человек в лихо заломленной назад читральской шапочке, в котором Манзур узнал снискавшего себе мировую известность многолетним упорным сопротивлением советским войскам в долине Панджшер командира Ахмад Шах Масуда. Манзур был немало удивлен — все годы войны Масуд вел себя подчеркнуто независимо и демонстративно старался держаться особняком от пакистанцев. Вот и сейчас он с большой неохотой выделил лишь несколько небольших отрядов для осады Джелалабада. Зачем он приехал сюда сам, к тому же без всякого предупреждения?

Заслышав шаги, Масуд, показывавший что-то огрызком карандаша на карте сидевшему рядом с ним молодому моджахеду с аккуратной черной бородкой, поднял голову, изобразил подобие улыбки и, не вставая из-за стола, обменялся приветствиями с Манзуром. Заметив, что Манзур глянул на молодого афганца, Масуд сказал:

— Это мой личный телохранитель Исламуддин. Он русский. Ушел от своих и уже несколько лет вместе с нами хорошо бьет советских. Познакомьтесь.