Райан Корнелиус - Последняя битва.Штурм Берлина глазами очивидцев Страница 11

6 марта Рейман принял командование. Через несколько часов он совершил ужасающее открытие. Хотя Гитлер и объявил Берлин FESTUNG (крепостью), укрепления существовали только в воображении фюрера. Никаких мер не было предпринято для защиты города от штурма. Не было ни плана, ни линии обороны, и фактически не было войск. Хуже того, не были сделаны запасы продовольствия для гражданского населения, а плана эвакуации женщин, детей и стариков просто не существовало.

Теперь Рейман работал круглосуточно, лихорадочно пытаясь распутать дикий клубок проблем. Откуда взять войска, артиллерию, боеприпасы и снаряжение для того, чтобы удержать город? Где найти инженеров, технику и материалы для строительства оборонительных сооружений? Позволят ли ему эвакуировать женщин, детей и стариков? Снова и снова он возвращался к главному вопросу: время — сколько у него осталось времени?

Трудно было найти даже старших офицеров. Только сегодня Рейману выделили начальника штаба — полковника Ганса Рефьёра. Компетентный офицер Рефьёр, прибывший несколько часов назад, еще больше Реймана был потрясен неразберихой, царившей в Берлине. Несколько дней назад в иллюстрированном журнале «Рейх» Рефьёр читал статью, в которой Берлин объявлялся практически неприступным. Особенно запомнилась одна строчка: «Берлин напичкан оборонительными сооружениями, как ощетинившийся еж». Если так, то эти сооружения были очень хорошо замаскированы. Рефьёр почти ничего не заметил.

За долгие годы своей военной карьеры седовласый пятидесятитрехлетний Рейман ни на минуту не представлял, что ему придется столкнуться с такой задачей. Однако он должен был найти ответы на каждый вопрос, и быстро. Возможно ли спасти Берлин? Рейман был полон решимости сделать для этого все, что от него зависело. Военная история знала множество примеров, когда поражение казалось неизбежным и все же одерживалась победа. Рейман подумал о Вене, успешно оборонявшейся против турок в 1683 году, и о генерале графе фон Гнейзенау, начальнике штаба Блюхера, который защищал Кольберг в 1806 году. Правда, эти аналогии были не очень убедительными. Рейман понимал, что все зависит от того, удержат ли немецкие армии фронт на Одере, и от общего командования войсками.

Великие, победоносные лидеры — Роммель, фон Рундштедт, фон Клюге, фон Манштейн, — одни имена которых могли воодушевить войска, — канули в Лету. Кто-то умер, кто-то был дискредитирован или отправлен в отставку. Теперь же, более чем когда-либо, нации и армии необходим был великий солдат — новый стремительный Роммель, новый педантичный фон Рундштедт. От этого зависела судьба Берлина и, возможно даже, Германии как нации. Но где этот человек?

Часть вторая

Генерал

Глава 1

Рассвет 22 марта был туманным и холодным. К югу от города, поблескивая пятнами изморози на асфальте, тянулось через мокрые сосновые леса имперское шоссе Рейхе-штрассе 96. В это неприветливое утро второго дня весны шоссе было забито машинами. Даже для военной Германии такое скопление транспорта казалось нереальным.

Некоторые из тяжелых грузовиков были загружены громоздкими картотечными шкафами, ящиками с документами, офисным оборудованием и картонными коробками. Другие были забиты произведениями искусства: прекрасной мебелью, ящиками с картинами, скульптурами, медными украшениями и фарфором. В одном из открытых грузовиков на горе вещей тихо покачивался незрячий бюст Юлия Цезаря.

Среди грузовиков попадались большие легковые автомобили самых разных моделей: «хорьхи», «вандереры», роскошные лимузины — «мерседесы». На них серебрились медальоны со свастикой, которыми помечался официальный транспорт нацистской партии. Все машины двигались по имперскому шоссе 96 в одном направлении: на юг. В машинах сидели партийные чиновники Третьего рейха — нацистская элита, «золотые фазаны», те, кто был удостоен чести носить золотые значки-свастику. «Золотые фазаны» эмигрировали вместе со своими женами, детьми и имуществом. Мужчины в коричневых мундирах, злые и мрачные, смотрели прямо перед собой, как будто боялись, что в любой момент их могут остановить и отправить обратно в то единственное место, где они не желали находиться: в Берлин.

В противоположном направлении, на север, спешил большой «мерседес», штабной автомобиль вермахта. На его левом крыле торчал металлический, в черно-красно-белую клетку флажок командующего группой армий. Рядом с шофером сидел, ссутулясь и уныло глядя на дорогу, закутанный в потертую дубленку и теплый шарф генерал-полковник Готтхард Хейнрици. Как все генералы рейха, он прекрасно знал эту автостраду. Кузен Хейнрици фельдмаршал Герд фон Рундштедт когда-то язвительно назвал ее «дорогой в вечность». Многих старших офицеров унесла она в забвение, ибо была прямой дорогой в генеральный штаб немецких войск, находящийся в 18 милях от Берлина. Даже местные жители не знали, что хорошо замаскированый военный мозговой центр гитлеровской Германии прячется в густом лесу прямо за городком XV века Цоссеном. В Цоссен и направлялся сейчас Хейнрици.

Если движущийся навстречу поток — тревожное свидетельство бегства правительственных министерств — и произвел какое-то впечатление на генерала, он не поделился им со своим тридцатишестилетним адъютантом, капитаном Генрихом фон Била, сидящим на заднем сиденье рядом с ординарцем Хейнрици Бальценом. Все многочасовое пятисотмильное путешествие в машине по большей части царило молчание. Еще до рассвета генерал и его спутники покинули Северную Венгрию, где Хейнрици командовал 1-й танковой и 1-й венгерской армиями. Они долетели до Баутцена около чешско-германской границы, а оттуда выехали на автомобиле. И теперь каждый час приближал пятидесятивосьмилетнего генерала, одного из лучших специалистов вермахта по обороне, к величайшему за всю его сорокалетнюю военную карьеру испытанию.

Все детали своего нового назначения Хейнрици должен был узнать в Цоссене, но он уже понимал, что ему придется воевать не с западными союзниками, а со своими старыми врагами — русскими. Горькое, хотя и обычное для Хейнрици задание: он должен принять командование группой армий «Висла», удержать русских на Одере и спасти Берлин.

Вдруг взревела сирена воздушной тревоги. Хейнрици вздрогнул и резко обернулся. В заднее стекло он увидел кучку фахверковых домов, но никаких признаков бомбежки или самолетов союзников. Вскоре дрожащий звук замер вдали, но не он заставил вздрогнуть генерала. Ему было не привыкать к авианалетам. Удивило его другое: он вдруг осознал, что здесь, в самом центре Германии, даже в маленьких деревушках есть сирены воздушной тревоги. Хейнрици командовал войсками с 1939 года, с самого начала войны, сперва на Западном фронте, а затем, после 1941 года, в России и не был в Германии более двух лет. Он плохо представлял воздействие тотальной войны на внутренний фронт и вдруг с горечью понял, что стал чужаком в собственной стране… он не ожидал ничего подобного.

Немногие из немецких генералов имели такой большой опыт этой войны, и мало кто из военных столь высокого ранга достиг меньшей известности. Хейнрици не мог сравниться с ярким Роммелем, прославившимся военными успехами и удостоенным поднаторевшим в пропаганде Гитлером фельдмаршальского жезла. Имя Хейнрици редко появлялось в печати, разве что в армейских приказах. Слава, о которой мечтает каждый солдат, ускользала от него. Будучи долгие годы командующим на Восточном фронте, он сражался с русскими в роли, которая самой своей природой приговаривала его к неизвестности. Его операции были связаны не с триумфами блицкрига, а с горечью и отчаянием отступления. Его специализацией была оборона, и в этом искусстве немногие могли с ним сравниться. Вдумчивый, педантичный стратег с обманчиво мягкими манерами, Хейнрици был суровым генералом старой аристократической школы, давным-давно научившимся удерживать фронт с минимумом людей и самой низкой ценой. Как заметил однажды один из его штабных офицеров, «Хейнрици отступает, только когда воздух превращается в свинец, и то лишь после тщательного обдумывания».

В войне, которая для него была медленным и мучительным отступлением от московских окраин до Карпатских гор, Хейнрици снова и снова держался до конца в почти безнадежных ситуациях. Упорный, дерзкий и настойчивый, он не упускал ни единого шанса, даже если речь шла только о том, чтобы удержать еще одну милю еще на один час. Он сражался с такой жестокостью, что его офицеры и солдаты с гордостью называли его «unser Giftzwerg» — «наш крутой маленький ублюдок»[4].

Тех, кто видел его впервые, эпитет «крутой» часто приводил в замешательство. Маленького роста, худощавого телосложения, с безмятежными голубыми глазами, белокурыми волосами и аккуратными усиками, с первого взгляда Хейнрици производил впечатление скорее школьного учителя, чем генерала, причем бедного учителя.