Владимир Алеников - Звезда упала Страница 12

Сегодня, на вторую неделю Надиной работы, в половине первого весь персонал срочно собрали внизу, в приёмном покое. Было объявлено, что главный врач госпиталя, герр оберартц Вернер Штефнер, выступит с сообщением. В принципе ничего необычного в этом не было, главврач проводил подобные собрания почти через день.

Оберартц Штефнер был строгим поджарым мужчиной лет сорока пяти, в золочёных очках на сухом лице. Говорил он, помахивая рукой, короткими отрывистыми фразами, будто рубил их на куски. Рядом с ним стоял тот же маленький переводчик с серым лицом, Надя уже знала, что его зовут Клаус.

— Господин Штефнер заявил, — невыразительным голосом бубнил Клаус, — что он не потерпит никакой безалаберности во вверенном ему госпитале. Вчера во время операции медсестра Антонова замешкалась, передавая шприц, господину Штефнеру пришлось ждать. Это совершенно недопустимо. Сегодня утром во время обхода в третьей палате была замечена пыль на подоконнике. Виновные в нарушениях — медсестра Антонова и санитарка Фролова лишаются зарплаты в этом месяце…

— Русских на всю больницу всего ничего, так чуть что, всё на нас и валят, — проворчала стоявшая рядом с Надей санитарка Фролова, она же баба Луша, пожилая нянечка, работавшая в больнице уже лет пятнадцать, с самого её открытия. — Чтоб они подавились, сволочи, своей зарплатой проклятой!

— Молчи, баба Луша! — испугалась Надя. — Ты что! Хуже будет!

— Мы ждём новый транспорт с ранеными, — всё так же коротко произнёс тем временем Вернер Штефнер. — Он должен прибыть в три часа в количестве тридцати восьми человек. Собрание окончено.

— Можете разойтись по своим рабочим местам, — перевёл Клаус. — Будьте готовы встречать раненых в три часа.

Все, кто были на собрании — доктора, медсёстры, санитары, — начали расходиться.

— Ничего, баба Луша, — шепнула напоследок Надя. — Мы выдержим. Мы дождёмся. Это не может продолжаться долго!..

— Господи, знать бы, сколько ждать… — тяжело вздохнула нянечка.

Они расстались. Баба Луша отправилась в дальний конец коридора, в уборную, за тряпками и ведром, а Надя поднялась к себе, в хирургическое, на второй этаж.

В коридоре её окликнул Сергей Петрович Астахов, единственный русский доктор, работавший в госпитале.

— Надя, вторая палата, третья койка, надо срочно перевязку сделать. Хофман, кажется. Прямо сейчас.

— Хорошо, Сергей Петрович, бегу.

Всё, что просил доктор Астахов, Надя выполняла немедленно и с особенным вниманием. Она знала его ещё с прежних лет и относилась к нему с большим доверием.

Астахов был первый, к кому она всегда обращалась, будь то безумная тётка Анисья или, как в последний раз, её собственные проблемы с беременностью. Но к сожалению, несмотря на все свои знания и опыт, ничем помочь он ей так и не сумел.

Глава 12

КОМЕНДАНТ

Всякий раз, когда Вера подходила к хорошо знакомому зданию конторы, которое теперь занимала комендатура, сердце у неё сжималось. Хотя она и работала здесь уже полмесяца, но всё же никак не могла привыкнуть к режущим глаз надписям на немецком языке, к тому, что в кабинете председателя, там, где должен был бы сидеть Коля Антонов, теперь расположился Генрих Штольц.

В этот день Вера только успела войти, сесть за свой стол и заправить чистый лист в новенькую пишущую машинку «Ундервуд», как дверь в кабинет коменданта открылась и на пороге появился Петер Бруннер.

— Фрау Вера, герр комендант почтительно просит вас зайти! — с плохо скрытой насмешкой произнёс он.

Вера пропустила мимо ушей эту вызывающую интонацию.

— Спасибо, Петер, — спокойно ответила она.

Адъютант по-прежнему стоял у открытого кабинета, ждал, высокомерно задрав свой острый птичий нос. Вера неспешно встала, пересекла комнату, вошла внутрь, почти коснувшись его.

Петер Бруннер, холодно улыбаясь, тщательно закрыл за ней дверь.

Герр комендант сидел за письменным столом, что-то писал. Он тут же поднялся ей навстречу, любезно предложил присесть.

Вера опустилась в мягкое старое кожаное кресло, в котором сидела десятки раз. Кресло приветствовало её знакомым скрипом ослабших пружин. С недавних пор ей нравился этот звук.

Когда Генрих Штольц при ней впервые вошёл в кабинет, он крайне презрительно отозвался о местной мебели, назвал её старой рухлядью, обещал всё поменять. Но тем не менее мебель всё ещё оставалась прежней, советской, что незримо поддерживало Веру. Окружавшие предметы, в том числе и это старое кресло, были как бы её союзниками, безмолвно поддерживали Веру в её тайном личном заговоре против новой власти.

— Дорогая, несравненная фрау Вера, — как всегда изысканно обратился к ней Штольц, — согласно справке, которую вы мне представили, в Дарьино почти не было коммунистов, а те немногие коммунистические семейства, которых вы перечислили, по удивительному стечению обстоятельств поголовно эвакуировались. Вы не находите, что это выглядит несколько странно?..

Генрих лукаво поглядывал на свою подчинённую. На сей раз она попалась. Ему надоели эти игры. Он всячески старается вести себя благородно, но она должна окончательно понять, что он и только он является её подлинным покровителем. Она наконец должна сделать хоть какой-то шаг навстречу. Хватит его игнорировать, делать вид, что она не понимает исключительность своего положения, не замечает, как он к ней относится. — Я не знаю, я всегда была далека от политики, — равнодушно пожала плечами Вера. — Я ведь сама беспартийная, и с членами партии у меня не было никакой связи. Архива нет, никто не в курсе. Все партийные сведения держались в секрете…

Генрих нахмурился. Она, конечно, чертовски привлекательна, эта русская фрау, но с ним подобные фокусы не пройдут. Он продемонстрирует ей, насколько опасную игру она затеяла. Она увидит, как он великодушен к ней, как рискует ради неё, и поймёт, что он вправе рассчитывать на ответную благодарность с её стороны.

— Согласно предоставленным вами сведениям, — заговорил он уже иначе, строго и официально, — в таком большом населённом пункте, как Дарьино, практически отсутствовала партийная сеть. Вся партийная ячейка сводится всего к нескольким фамилиям! Позвольте вам не поверить, дорогая фрау Вера! Я подозреваю, что вы просто лжёте!

— Я вам говорю, я понятия не имела, кто коммунист, а кто нет! — решительно заявила Вера. — Я — учительница! Я работала с детьми! Больше меня ничего не интересовало!

Генрих усмехнулся про себя. Эта молодая женщина, безусловно, обладала сильным характером. Ну что ж, тем большее восхищение вызывает она у него своим упорством. Но вывернуться ей сейчас не удастся, как бы она ни пыталась.

Он повысил голос, стал говорить жёстко, пристально глядя ей в глаза.

— Поговорим, например, о вашем муже. Возглавляя машинно-тракторную станцию, он просто по определению не мог занимать такого положения, не будучи коммунистом! Нам прекрасно известно, что советская власть не доверяла ни одной серьёзной должности беспартийным!

— Я ничего об этом не знаю! — упрямо твердила Вера. — Кроме того, при чём тут мой муж?! С вашей стороны просто некрасиво упоминать моего мужа! Вам прекрасно известно, что он пропал без вести, я вам сама об этом рассказывала!..

На глазах у неё появились слёзы, она достала платок, всхлипывая, уткнулась в него.

— Ну, хорошо, успокойтесь, пожалуйста! — растерялся Генрих. — Я не хотел расстраивать вас…

— А чего вы хотели? — возмутилась Вера.

Она отняла платок от мокрого лица и заговорила гневно, уже не стесняясь продолжающих литься слёз:

— Я знаю, вы хотели просто поиздеваться надо мной! Вы прекрасно понимаете, что я в полной вашей власти… Вы можете замучать меня, убить меня, сделать со мной всё, что захотите!..

Генрих поморщился. Разговор принимал далеко не ту форму, на которую он рассчитывал.

— Ну зачем вы так, — тихо произнёс он. — Разве я похож на зверя? Я готов закрыть глаза на эту справку… Представьте себе, что бы с вами сделал мой энергичный адъютанат Петер Бруннер, если бы узнал о моих подозрениях! Но даю вам честное слово офицера — вам нечего беспокоиться. Я никому не позволяю совать нос в мои дела. Никто ни о чём не узнает. Вы же видите, как я к вам отношусь, фрау Вера! На самом деле это я в вашей власти, а не вы в моей! Поверьте, мне жаль, что ваш муж погиб и вы остались одна, но таковы условия войны!..

— Он вовсе не погиб, он жив! — тут же возразила Вера.

Генрих Штольц медленно и печально покачал головой.

В комнате неожиданно стало тихо.

Вера перестала всхлипывать, в ужасе смотрела на него, ждала, что он скажет.

— Я интересовался судьбой вашего мужа, — начал Генрих, стараясь говорить как можно мягче. — Я связался с генеральным штабом и проверил все данные. Среди военнопленных ваш муж не числится. В этом случае он бы находился в специальном лагере Германии или на одной из оккупированных нами территорий. Но — увы!..