Анатолий Иванкин - Конец «Гончих псов» Страница 12

Геринг чувствовал, что Гитлер начинает колебаться. «Еще чуть-чуть — и фюрер одобрит мои предложения».

— Эти лучшие, проверенные кадры сделают люфтваффе наиболее эффективным видом вооруженных сил. — Геринг пустил в ход все свое ораторское красноречие: — Я намерен создать ВВС, которые, когда пробьет час, обрушатся на врага подобно карающей деснице возмездия. Противник должен считать себя побежденным еще до того, как он начнет сражаться.

— Хорошо, Герман, — остановил его Гитлер, любящий больше всего слушать свой собственный ораторствующий голос, — вы меня убедили. Но я вам хочу дать несколько советов. Во-первых, установите контакт с Геббельсом. Необходимо будет сообщить в печати о том, что у нас созданы военно-воздушные силы. Настало время заявить об этом во весь голос. Германия уже не та побитая собака, что поджимала хвост при каждом окрике версальских диктаторов. Во-вторых, нужно развернуть широкую пропаганду по популяризации и прославлению службы в люфтваффе. Рекламировать нужно все: униформу, повышенное денежное содержание, интереснейшие полеты на лучшей в мире технике и льготы: увеличенные отпуска, санаторный отдых и так далее. В-третьих, рекомендую для этого шире использовать ваши журналы «Адлер» и «Люфтвельт». Какой у них тираж?

— Сорок тысяч.

— Увеличьте до ста тысяч. Не жалейте средств на рекламу: кино, радио, печать. Но это уже по линии Йозефа. Когда к этому делу приложит руку Геббельс, то к вам придут действительно отборные юноши, цвет германской расы. — Гитлер протянул руку: — Желаю успехов. Не забудьте подготовить на завтра ваше заявление для прессы о создании люфтваффе. Оно должно звучать внушительно.

— Слушаюсь, мой фюрер.

Геринг собрал бумаги и, вскинув руку в нацистском приветствии, вышел из кабинета. Он торжествовал — теперь ему была не страшна коалиция Гиммлера, Бломберга и Редера.

В приемной его ожидал адъютант. Он почтительно освободил шефа от бумаг и двинулся за ним, следуя в двух шагах.

«Майбах», сопровождаемый эскортом эсэсовцев, остановился у парадного подъезда здания, где разместилось недавно созданное Министерство авиации. Шофер в форме унтер-офицера люфтваффе предупредительно открыл дверцу пассажирского салона и замер по стойке «смирно». Часовые в темно-синих касках, мокнущие под дождем, отдали честь, отбросив винтовки на вытянутую руку.

Из автомобиля, скрипнувшего рессорами, вышел рейхс-министр Геринг и, тяжело ступая по мокрым мраморным ступеням, поднялся по лестнице. На неподвижном лице его лежала печать глубоких раздумий. Всякий, взглянув на него, мог подумать, что «наци номер два» с головой погружен в заботы о делах рейха. На самом деле Герман-Вильгельм обмозговывал одно пикантное дельце, обещающее в случае удачи подарить ему портфель министра обороны.

На днях к нему заглянул фельдмаршал Бломберг. Министр обороны — старый вдовец — оказался на кукане у развеселой девицы Эрики Грюн. Ошалевший от последней любви фельдмаршал просил совета у него как у министра внутренних дел, можно ли ему, не «поправ родовой чести» и не опорочив своего мундира, жениться на простолюдинке. Впрочем, дело было не в родословной фрейлейн Эрики.

Геринг заранее подготовился к встрече, внимательно изучив досье невесты. Эрика Грюн была зафиксирована в полицейских участках семи немецких городов как девица определенной профессии. Геринг был не падок на женщин и довольно предан своей Эмми, но, глядя на фотографию Эрики, понял пожилого фельдмаршала. Эта жрица любви могла расшевелить и более дряхлого старикашку.

Эрика была настолько недурна, что ее охотно фотографировали дельцы, делавшие гешефты на порнографических открытках. В досье был представлен целый набор их. Герман-Вильгельм выбрал несколько наиболее пристойных, которые рискнула бы опубликовать за мзду какая-нибудь французская бульварная газетка.

«О, я устрою колоссальный скандал! Беднягу Бломберга может хватить удар. Ну да черт с ним — одним ослом в фатерлянде будет меньше».

Когда к нему пожаловал Бломберг, Геринг очень предупредительно встретил министра: усадил в удобное кресло, предложил рюмку «Наполеона», угостил гаваной. Внутренне Геринг радостно потирал руки. «Теперь-то старый козел не усидит в министерском кресле!»

— Полноте, фельдмаршал, — успокаивал он Бломберга, — лично я не вижу ничего предосудительного в вашем браке. Главное в супружестве — это взаимная любовь, а коль вы любите друг друга, то ради этого святого чувства можно извинить невесте ошибки ранней юности. Ведь Эрика так молода и неопытна! Вы, фельдмаршал, до нее знали многих женщин, так разве нельзя фрейлейн Эрике простить какого-то мерзавца-соблазнителя, который вскружил бедной девушке голову и тут же покинул ее? Бедняжка была готова возненавидеть всех мужчин, но встретила вас…

На лице Геринга было написано участие к бедной, слегка оступившейся девушке и пожелание безоблачного счастья на все оставшиеся фельдмаршальские годы. Геринг знал, что врать он умеет неплохо. Но так вдохновенно он врал нечасто. Он мысленно аплодировал себе за великолепное лицедейство. Сам Ганс Альберс[16] мог бы позавидовать его актерскому таланту.

Фельдмаршал довольно улыбался, принимаясь за вторую рюмку коньяка. Изрезанное глубокими морщинами лицо его разрумянилось.

Министр внутренних дел убирал с его пути последние препятствия к браку, развеял горькие сомнения, терзавшие его в бессонные ночи.

— Вы меня извините, фельдмаршал, — лил Геринг бальзам на влюбленное сердце Бломберга, — я думаю, что вас не должен смущать какой-то пустяковый изъян в невесте. Да и можно ли вообще назвать его изъяном? Нужно быть глупцом, настаивая подать вино в закупоренной бутылке, когда оно стоит перед тобой уже разлитое в бокалы.

— Благодарю вас, рейхсминистр. Вы окончательно убедили меня и освободили от груза сомнений. Надеюсь, что наш мужской разговор не выйдет за стены этого кабинета.

— Что вы, фельдмаршал! Нужно ли об этом напоминать? — На лице Геринга появилось выражение оскорбленного достоинства. Фельдмаршалу стало неловко за допущенную бестактность:

— Простите, рейхсминистр, но дело очень щепетильное… Впрочем, хватит об этом. Надеюсь, вы не откажете нам с невестой и посетите нашу свадьбу?

— Конечно, конечно. Почту за честь для себя.

— Сейчас еду к фюреру. Попрошу благословить наш брак.

«Все, конец тебе, старый идиот», — думал Геринг, рассыпаясь в любезностях и провожая фельдмаршала до порога кабинета.

Сегодня Геринг узнал, что Гитлер охотно принял приглашение Бломберга присутствовать на его свадьбе. До завершения операции по ниспровержению военного министра оставалось около двух недель. Сегодня же предстояло заняться другими делами…

Штабные офицеры и писари, попадавшиеся ему навстречу, замирали каменными изваяниями, плотно вжимаясь спинами в облицованные дубом панели. Но рейхсминистр, высоко неся свою голову, казалось, не замечал недвижных людей, затаивших дыхание в почтительном трепете.

В кабинете Геринг с помощью адъютанта снял светлый плащ без знаков различия и генеральскую фуражку, на высокой тулье которой угнездился «косой» люфтваффовский орел. Едва заметным движением руки отпустил адъютанта и остановился перед зеркалом, где проводил ежедневно немало времени, любуясь новыми мундирами или репетируя публичное выступление.

Тщательно пригладил волосы. Лицом своим остался доволен: свежее, без морщин и мешков под глазами. О сорокадвухлетнем возрасте заявляли только залысины, увеличивавшие лоб. Лицо несколько полновато, но полнота не бросается в глаза. Прямой нос, крупный рот, волевой подбородок. Серые глаза отливают сталью… Гордая нордическая голова воина-германца. Недостатки начинались ниже груди. Все ухищрения лучших берлинских портных оказались тщетными. Так и не удалось скрыть оплывшую талию, выпирающий живот и массивный зад, туго обтянутый брюками с генеральскими лампасами. Повернулся к зеркалу в профиль: «М-м-да! — хмыкнул недовольно. — Брюхо висит словно у фрау на седьмом месяце. Вот подлецы, как испортили костюм!» — подумал он нелестно о портных, перекладывая на них вину за недостаток изящности. Геринг привык к своей полноте и не считал ее чрезмерной. Кличку «толстый Герман» воспринимал болезненно.

«Сидячий образ жизни, избыточное питание…» — передразнил Геринг врачей. Много он успеет сделать, если будет бегать пешком, а не ездить на машинах? Рейхсминистр нахмурился и помассировал тугой живот, который с каждым годом становился все объемнее.

А диета? Питаться травкой? Нет, это не по нему. Пусть фюрер ублажает себя вегетарианской кухней. Он, Герман-Вильгельм, — хищник и нуждается в мясных блюдах. Геринг улыбнулся, вспомнив поговорку: «Лучше большое брюхо, чем маленький туберкулез». Взгляд его задержался на фотографии, снятой в Мюнхене, когда он только что познакомился с фюрером.