Михаил Водопьянов - Киреевы Страница 12

— Помнишь, Степан?..

Чернышев молча склонился к ее руке.

— Марийка, дорогая… Вот как разъединила нас жизнь!..

Он старался взять себя в руки, не причинить лишнего страдания этой бесконечно дорогой ему женщине. Степан Дмитриевич чувствовал, что она вся, как натянутая струна, вот-вот оборвется… Чем скорее уедет он, тем ей будет легче.

Марии Михайловне казалось невозможным, что он сейчас встанет и уйдет из ее квартиры, из ее жизни. Но в то же время она смертельно устала…

Киреев нашел Чернышева и Марию Михайловну в столовой.

В полной уверенности, что жена беседует с ожидающим его по делу посетителем, он протянул Степану Дмитриевичу руку и отрекомендовался: Киреев.

Они стояли рядом: советский дипломат и советский летчик. Оба высокие, широкоплечие, разные и в то же время неуловимо схожие. Они пожали друг другу руки и только после этого Киреев услышал:

— Я — Чернышев.

— Вы… Вы… Чернышев?! Живы!.. Наступила пауза.

Николай Николаевич вторично крепко пожал руку неожиданного гостя.

— Вы всегда наш самый дорогой, самый уважаемый друг!

Узнав о принятом решении, он взволнованно сказал:

— Если бы вы могли остаться, надо было бы сегодня же все написать Наташе. А так… вы правы, лучше подготовить ее постепенно.

Мария Михайловна поспешно принесла лучшие фотографии дочери. Она торопливо отдала их Чернышеву и прижалась в уголке дивана. Ей стало холодно, неуютно. Что она должна сделать? Что сказать?

— Пиши, Степан, и приезжай. Мы будем тебя ждать, — чуть слышно проговорила Мария Михайловна и вдруг беспомощно заплакала.

Степан Дмитриевич рванулся к ней, крепко ее обнял. Потом пожал руку Кирееву и быстро вышел…

В наступившей тишине послышался шум отъезжающей от подъезда машины.

В столовую вошла Катерина.

— А куда же Наташин франт девался? — спросила она Марию Михайловну, не замечая ее слез.

— Никакого франта не было, — машинально ответил Николай Николаевич. Он сидел на другом конце дивана и, волнуясь, ждал, когда жена позовет его.

«Неужели уйдет… Расстаться с Марусей? Это невозможно…»

— Как не было?! — возразила Катерина, — я сама ему открывала.

Мария Михайловна ничего не слышала, ничего не замечала. Мысленно она была там, на вокзале, рядом с одиноким седым человеком…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Прошел почти месяц с того дня, как Степан Дмитриевич Чернышев был у Киреевых, а Мария Михайловна все еще не пришла в себя. Двигалась, говорила, Даже радовалась и огорчалась словно в полусне.

«Хорошо, что нет Николая», — как-то раз подумала она и испугалась. Ей всегда был дорог каждый День, каждый час, проведенный вместе с мужем. А сейчас? Будь он рядом с ней, близкий, любящий, не смогла бы сказать ему о своей тоске, о своем смятении. Воспоминания прошлого держали ее в своей власти. Она перебирала в памяти все подробности короткой встречи с Чернышевым. Мучительной болью отзывалась мысль: как мало я успела сказать ему, спросить его. Не знаю даже, есть ли у Степана семья, — он мог подумать, что меня не интересует его жизнь…

Возвращение Наташи с новой силой всколыхнуло все.

«Простит ли мне моя девочка?.. Поймет ли она меня?»

Домашние, конечно, замечали странное состояние Марии Михайловны: она осунулась, стала рассеянной. Но все были уверены, что это вызвано затянувшейся командировкой Николая Николаевича.

— Мама опять очень беспокоится за папу, — сказала Наташа Виктору. Они оба всячески старались отвлечь мать от тяжелых мыслей, в то же время делали вид, что ничего не замечают.

«Хорошие вы мои!» — тепло думала Мария Михайловна. Она сразу поняла их ухищрения.

…Наступил канун отъезда Виктора в танковое училище. В сумерки квартира Киреевых наполнилась шумом, смехом. На проводы будущего командира-танкиста собралась веселая молодежь.

Главный виновник торжества рассеянно разговаривал с гостями и то и дело бросал быстрый взгляд на дверь в переднюю. Бывшая его одноклассница бойкая хохотушка Светлана вполголоса поддразнила:

— Так всегда бывает, Витяй! Кого особенно усиленно зовешь, тот фасонит, пусть мол подождет да поволнуется.

— Брось, Светланка, чепуху городить. Твое счастье, что ты у меня в гостях, а то я тебе кое-что высказал бы, — тон Виктора был шутливый, но глаза смотрели сердито.

Девушка тряхнула короткими белокурыми кудряшками.

— Ладно, не будем ссориться. Пошли танцевать?

— Извини меня, Светлана, у меня еще не все дела закончены. Станцуем попозже. — Виктор поспешно выскочил в коридор.

«Все давно уже в сборе. Что с Тасей? Почему она не идет?»

— Наташа, — позвал он сестру, оживленно разговаривавшую с Глинским. В коридоре было почти совсем темно, и все же Наташа разглядела расстроенное лицо брата.

— Что случилось?

— Займи, пожалуйста, гостей. Я уйду ненадолго…

— Иди, — понимающе согласилась Наташа.

В подъезде Виктор столкнулся с босоногим мальчуганом лет восьми. Мальчуган сунул ему в руку конвертиком сложенный листок из тетрадки и тут же исчез.

«…Меня мама не пускает», — писала Тася. Виктор даже зубами скрипнул.

— Что ж теперь делать? Завтра рано утром уезжаю… Договориться надо…

До дома, где жила Тася, Виктор добежал за несколько минут. Окна были открыты, но сквозь густые тюлевые занавески трудно было разобрать, что делается внутри.

Донесся ворчливый голос Дарьи Петровны:

— Хорошенько подрубай! Тебе же эти простыни пойдут. В сундук положу, на приданое.

Полным голосом Виктор запел:

И тот, кто с песней по жизни шагает,Тот никогда и нигде не пропадет.

Это был сигнал, которым они пользовались не один раз. Теперь Тася должна была под каким-либо предлогом выйти из дома.

Виктор стоял так, чтобы его не увидела из окна мать Таси. Ждал он довольно долго. Вечер был тихий и теплый, но ему вдруг стало холодно.

— Неужели не придет?

Тоненькая фигурка выступила из полумрака, когда он уже совсем потерял надежду.

— Тася!

— Ты здесь? — тихо произнесла девушка. — А я думала, ты уже ушел, — и на ее нежном лице появилась счастливая улыбка.

— Я не мог… Ведь мы с тобой на полгода расстаемся. Я надеялся, что сегодня весь вечер проведем вместе, вдоволь наговоримся. А ты… Идем сейчас к нам.

— Что ты, Витенька!

От испуга Тасины глаза стали еще больше.

— Я и сейчас-то еле-еле вырвалась.

— Вырвалась — вот и хорошо, пойдем.

— В этом платье? В этих туфлях? Да надо мной все смеяться будут.

— Пусть только посмеют, — запальчиво крикнул Виктор и умолк под укоризненным взглядом девушки.

— Прости, забыл, что нас могут услышать… А ты в любом наряде — лучше всех, и не смеяться над тобой, а любоваться тобой будут, — тихо сказал юноша.

— Нет, нет, — мне пора! Мать хватится. — Тася зябко повела плечами. — Лучше утром пораньше здесь встретимся.

— Еще немножко… Пойдем хоть погуляем. Смотри, какая красота! Звезды как горят!

— Нельзя, Витенька, да и тебе надо скорее возвращаться. Нехорошо… Гости у тебя, а ты… — Тася неожиданно рассмеялась по-детски звонко.

— Таська! С кем ты лясы точишь? Живо домой! — донесся сердитый голос.

Виктор не успел опомниться — Тася, как вспугнутая птица, сорвалась с места и исчезла.

Неохотно возвращался Виктор домой.

«Танцевать, занимать гостей. Лучше бы я один побродил по улицам», — подумал он.

Светлана встретила его лукавой улыбкой, но ничего не сказала. Она молча подбежала к нему и положила руку на плечо.

Наташина подруга Валентина Борейко играла старинный вальс. Когда музыка неожиданно прервалась, Виктор поспешно усадил свою партнершу на диван и вышел из комнаты. Хотелось побыть одному, перебрать в памяти все, что услышал сегодня от Таси.

Проходя мимо кабинета, он увидел тонкую полоску света, пробивающуюся сквозь неплотно закрытую дверь.

«Отец в командировке… Кто же здесь?»

В кабинете за письменным столом, рассеяно перелистывая толстый технический журнал, сидел Андрей. Несмотря на то, что Виктор был поглощен своими переживаниями, поза и выражение лица Андрея заставили его насторожиться.

— Что случилось? Почему ты уединился? — спросил он Андрея. — Последнее время ты стал какой-то странный, на себя не похож…

Андрей рассеянно провел рукой по лбу, словно отгоняя какие-то навязчивые мысли.

— Это же естественно, Витя. Я беспокоюсь о своем моторе. Многие настроены против дизельных авиамоторов вообще. Послушай-ка хотя бы того же Глинского, как он на них обрушивается. А с ним считаются как с опытным, хорошо подготовленным инженером.

— Терпеть не могу этого Глинского! — запальчиво заявил Виктор.