Николай Куликов - Русский диверсант абвера. Суперагент Скорцени против СМЕРШа Страница 12

Далее Сталин в короткой речи подчеркнул огромное значение военной контрразведки в условиях войны и взял ее под личный контроль, а руководителем тогда же был назначен Виктор Семенович Абакумов…

Ранним утром, когда было еще темно, на вокзале в Смоленске подполковника Горобца встретил прямо у вагона его заместитель, майор Миронов:

— Здравия желаю, товарищ подполковник!

— Здравствуй, Николай Петрович! Ну, докладывай, что у вас тут новенького? — Горобец протянул ему руку, в свою очередь Миронов — кадровый офицер еще с довоенной поры, как-то особенно красиво, как получается только у старослужащих, отдал честь и только потом пожал протянутую руку.

— А у нас тут, товарищ подполковник, крутая каша заваривается! — Майор взял у Горобца чемодан, и они направились по перрону к зданию вокзала. — Вчера докладывал, виноват, не вчера, а уже сегодня ночью я докладывал по ВЧ в Москву, в Главное управление и, естественно, в округ — генерал-майору Орлову.

— Знаю. Ночью на промежуточной станции стояли больше часа — пропускали литерные воинские эшелоны. Ну, я и не выдержал, звонил от военного коменданта дежурному по нашему управлению. Сейчас поедем в отдел — там все обрисуешь!

— Товарищ подполковник! Юрий Иванович, может, сначала на квартиру: отдохнете чуток с дорожки, а уж после в отдел?

— Некогда отдыхать! Отдыхать будем после войны, на лучших курортах Германии!

Офицеры рассмеялись и, миновав здание вокзала, вышли к автостоянке у привокзальной площади, где их поджидала служебная «эмка» с сержантом Пастуховым за рулем.

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться! — не удержался водитель от вопроса, едва поприветствовав начальника. — Как там Москва?

— Разговорчики! — оборвал его майор, который закрыл дверцу за подполковником, севшим на заднее сиденье, — сам он устроился впереди, рядом с водителем. — Ты, Николай, как баба любопытная, лезешь с расспросами, а человек устал с дороги, не до тебя!

— Нет, почему же, вопрос законный. — Горобец даже улыбнулся. — А Москва такая же красивая, там теперь салюты чуть не каждую неделю — в честь побед на фронтах нашей доблестной армии!

Пока ехали по смоленским улицам, в этот утренний час абсолютно темным (в городе строго соблюдался режим светомаскировки), подполковник с любовью говорил о нынешней своей встрече со столицей: Юрий Иванович Горобец был потомственный москвич, в мирные годы он работал парторгом в крупном научно-исследовательском институте; война заставила сменить профессию. Был он отчасти похож на своего заместителя: такой же коренастый, крепкий — разве что седина выдавала, что он старше Миронова на двенадцать лет.

Когда приехали в отдел, отпустили водителя отдохнуть — Николай, впрочем, как и сам Миронов, в эту ночь так и не сомкнул глаз. Капитана Горячева и лейтенанта Горохова, которые прибыли с места задержания вражеских агентов только под утро, майор отправил часом раньше — сейчас они спали, не раздеваясь и укрывшись шинелями, здесь же, в караульном помещении. Ну а Миронов с подполковником поднялись на второй этаж, в кабинет начальника оперативно-разыскного отдела контрразведки. Офицеры сняли шинели и фуражки, при этом Горобец предстал перед замом во всем великолепии парадного кителя, брюк и отменных хромовых сапог. На кителе, сверкающем позолотой пуговиц и погон, среди других наград выделялся новенький орден Красной Звезды. Этот парадный мундир и сапоги Горобец использовал только в самых торжественных случаях и, конечно, не мог не надеть для поездки в Москву. Майор поздравил своего начальника с наградой, а тот сразу прошел в угол кабинета, отгороженный большим шкафом, где стояла скромная кушетка для отдыха, — Горобец частенько работал допоздна и ночевал здесь же, в этом закутке за ситцевой занавеской. Подполковник вышел оттуда уже переодетым: в повседневной гимнастерке с полевыми погонами и простых брюках-галифе, заправленных в обычные яловые сапоги. В продолжение начатой в дороге темы ненадолго вернулись к разговору о Москве и семье Горобца, которая там проживала.

Затем контрразведчики перешли к служебным делам: майор подробно доложил о событиях предыдущих суток — задержании Раскольникова и последующем захвате остальных абверовских агентов-парашютистов в лесной избушке (одного из них мертвого, к сожалению). Раскольникова и радиста, фамилия которого была Ярыгин, благополучно доставили в отдел и разместили в полуподвальном помещении, в камерах для задержанных. Ярыгину оказали медицинскую помощь, наложили гипс на сломанную ногу, и, похоже, его состояние несколько улучшилось. Рация со всеми принадлежностями в исправном состоянии была доставлена сюда же: вместе с арестованными ее привезли Горячев с напарником-лейтенантом. Пока подполковник внимательно изучал уже имеющиеся документы по данному делу: протокол допроса Раскольникова, предварительные показания радиста, а также рапорты оперативников, — майор успел вскипятить на электроплитке чайник и заварить крепкий, душистый чай, привезенный Горобцом из Москвы. Чай пили молча: начальник отдела, прочитав бумаги, надолго задумался, и Миронов не хотел ему мешать, зная манеру подполковника с ходу прокручивать в голове всевозможные варианты оперативных разработок. Вскоре Горобец, похоже, пришел к определенным выводам, удовлетворенно хмыкнул и повернулся к заму:

— Значит, так, Николай Петрович! Много дать не могу, но три часа дам — отдохни, поспи и в одиннадцать утра ко мне, жду. — Видя, что Миронов пытается возражать, замахал руками. — Все-все! Все разговоры и дальнейшие обсуждения после, сейчас отдыхать — это приказ!

Миронов знал, что спорить бесполезно. Он молча встал и, взяв шинель с фуражкой, покорно отправился отдыхать в свой крошечный кабинетик этажом ниже. Там у него имелась походная раскладушка, которая в разобранном виде едва-едва умещалась в его служебной каморке. Но перед тем, как уснуть, майор с удовольствием выкурил папиросу — его начальник не терпел табачного дыма, и в кабинете у Горобца приходилось воздерживаться от курения, о чем были осведомлены все его подчиненные.

После ухода Миронова подполковник примерно полчаса работал за письменным столом: составлял план первоочередных мероприятий по делу «Парашютисты», как он его назвал. Кстати, оно могло раскрутиться весьма интересно, с перспективой на очень серьезную радиоигру с абвером!

Горобец глянул на наручные часы: начало девятого, начальник окружного Управления контрразведки генерал-майор Орлов должен быть на рабочем месте. Подполковник набрал прямой номер генерала, после нескольких протяжных гудков в телефонной трубке раздался знакомый бас:

— Орлов у аппарата, слушаю!

— Товарищ генерал, докладывает подполковник Горобец! Из командировки в Москву прибыл и сегодня утром приступил к своим служебным обязанностям!

— Юрий Иванович, побойся бога! — генерал громко рассмеялся. — Ты меня прямо напугал, уж очень официально! А то я, грешным делом, подумал — не инспекция ли из Москвы нагрянула? Ну, что там у тебя? Мне твой зам вчера вечером лично, а ночью дежурному офицеру докладывал — так что я в курсе ваших последних событий. Конечно, то, что угробили старшего группы парашютистов, — непростительная оплошность! Так и передай майору Миронову: генерал Орлов выражает крайнее неудовольствие в его адрес как руководителя операции! А в адрес лейтенанта Горохова особенно!

— Виноваты, товарищ генерал! Горохов еще очень молод, неопытен, не хватило выдержки парню — вот и пальнул сгоряча!

— Молод, неопытен… Ну, так учите! С тебя как с начальника отдела тоже спросится! Ну да ладно, как съездил — расскажешь при встрече. Какие соображения по делу?

— …«Парашютисты», Юрий Сергеевич! Так я его назвал. Я тут набросал черновой план оперативных мероприятий — сейчас же высылаю к вам пакет с нарочным. Прошу рассмотреть безотлагательно, товарищ генерал, дело крайне важное!

— Ну, у нас неважных не бывает! — нравоучительно заметил Орлов. — Жду!

По окончании телефонного разговора Горобец вызвал дежурного и вручил тому бумаги, приказав срочно отправить с фельдъегерем генералу Орлову. Затем подполковник направился в специальную комнату, тут же, на втором этаже отдела, где находился телефонный аппарат ВЧ-связи, и переговорил с Москвой — лично с начальником отдела ГУКР («Смерш») полковником Барышниковым, которому подчинялась специальная группа по разработке и проведению радиоигр. Такие серьезные оперативные разработки обязательно согласовывались, а затем утверждались в Москве, в Главном управлении контрразведки: поэтому Горобец, не вдаваясь по телефону в детали, сообщил, что сегодня же отправит по этому делу подробную шифротелеграмму.

Когда Горобец вернулся в кабинет, ему позвонил начальник Управления НКГБ по Смоленской области полковник Цинцадзе, его старый знакомый еще с довоенной поры по партработе в Москве. Тогда Цинцадзе занимал пост второго секретаря одного из столичных райкомов партии, и с тех времен у них сохранились дружеские отношения. Поговорили немного о Москве, вспомнили общих знакомых и плавно перешли к делам текущим. Часто интересы контрразведки и госбезопасности довольно плотно соприкасались, поэтому общаться офицерам по служебным делам приходилось постоянно. «Вот оно, то самое взаимодействие с территориальными органами, о котором нам неустанно повторяли в Москве, на совещании!» — невольно подумалось Горобцу. Для подробного разговора договорились встретиться ближе к вечеру лично — вопросов для обсуждения накопилось немало.