Лео Кесслер - Прорыв из Сталинграда Страница 12

— Что, что?

— Если даже славные эсэсовцы предпочитают отступать без всяких приказов, это явственно указывает на то, насколько серьезным стало положение под Сталинградом. Вы могли бы доложить об этом фюреру. Возможно, тогда мы сможем дождаться от него приказа отступать.

— Ты уверен в этом, Вилли? — Паулюс в волнении стиснул руку своего адъютанта.

— Это наш последний шанс, господин фельдмаршал!

— Тогда немедленно отправь следующее донесение в штаб-квартиру фюрера. — И Паулюс продиктовал: — «Батальон СС "Вотан" дезертировал ввиду усиливающегося нажима противника. Жду ваших приказов. Паулюс».

Произнеся эти слова, командующий облизал неожиданно пересохшие губы:

— О Боже, Вилли, быть может, теперь мы будем спасены!

Его адъютант оторвал взгляд от блокнота, в который записывал продиктованный Паулюсом текст донесения.

— Я буду молиться за то, чтобы вы оказались правы, господин фельдмаршал, — со всем пылом сказал он, прекрасно помня о том, что ни разу не молился с тех пор, как после окончания школы в восемнадцатилетнем возрасте поступил на службу в армию. Но в этот темный ноябрьский день, когда за окнами завывала пурга и ветер зловеще свистел в заснеженной степи, он почувствовал неудержимое желание вознести горячую молитву Господу.

Глава восьмая

— О, дьявол и тысяча чертей! — заскрежетав зубами, бешено выкрикнул Адольф Гитлер. В его голосе слышался неистребимый австрийский акцент. Он оторвал руку от спины своей овчарки Блонди, которую только что гладил, точно ее шерсть внезапно стала раскаленной.

Начальник оперативного отдела, генерал-оберст[11] Альфред Йодль, мужчина с бледным лицом и хитрыми глазами, произнес умиротворяющим тоном:

— Наверное, должно существовать какое-то объяснение случившемуся. Я уверен, что в действительности оно имеется. Но на данный момент ситуация выглядит так: похоже, штурмовой батальон СС «Вотан» исчез со Сталинградского фронта.

Йодль произнес это намеренно спокойным тоном, не вкладывая в свой голос никаких эмоций. Но его темные глаза внимательно смотрели на Гиммлера, сидевшего напротив него, лицо которого, как показалось Йодлю, приняло нездоровый оттенок.

— Как подобное вообще могло произойти? — рявкнул Гитлер, задыхаясь от ярости. — «Вотан» — это одно из наиболее элитных подразделений. Я лично награждал целый ряд офицеров «Вотана» за героизм. Что обо всем этом думает Паулюс?

Йодль поджал губы. Он уже догадался, что Паулюс мечтал использовать факт дезертирства штурмового батальона с фронта, для того чтобы продемонстрировать фюреру, как низко пал моральный дух его войск. Это могло бы послужить предпосылкой для того, чтобы вновь просить фюрера рассмотреть возможность издать приказ об отходе всех сил Паулюса.

Однако сам Йодль был в душе категорически против отхода Шестой армии. Во-первых, он сомневался, что Паулюс вообще сумеет сделать это и, пробившись сквозь оборону русских, достичь группировки фон Манштейна. Во-вторых, Йодль полагал, что если принести в жертву Паулюса и всю его армию под Сталинградом, это укрепит боевой дух всего германского вермахта и послужит солдатам и офицерам Германии вдохновляющим примером. Сейчас весь ход войны стал неблагоприятен для Рейха. И бойцам вермахта требовалось иметь перед глазами пример армии, которая дралась до последнего солдата и до последнего патрона.

— Паулюс думает, что «Вотан» дезертировал, мой фюрер! — ответил Йодль на вопрос Адольфа Гитлера.

— Дезертировал! — трагически повторил вслед за ним фюрер.

Гиммлер, на лице которого неожиданно проступил нездоровый румянец, вдруг заявил высоким, подрагивающим от волнения голосом:

— Но это невозможно! Подразделения СС вообще никогда не дезертируют. А уж тем более — мой любимый «Вотан». Я готов ручаться своей собственной жизнью за «Вотан»!

Йодль переводил непроницаемый взгляд с Гитлера на Гиммлера и обратно. Оба руководителя были дилетантами в военном деле, и из-за них целая армия была обречена на гибель. И теперь, когда все рассыпалось буквально на глазах, они в действительности просто не знали, что им делать.

— Итак, — произнес наконец Гитлер, как же вы тогда собираетесь объяснить исчезновение «Вотана» в этот кризисный час? И, самое главное, какие действия вы собираетесь предпринять по этому поводу, рейхсфюрер?

Потрясенный Гиммлер заморгал глазами. Гитлер обращался к нему не по имени, как он это обычно всегда делал, а назвал вместо этого его официальную должность. Это было явственным признаком крайнего недовольства вождя.

— Прежде всего, я должен собрать более подробную информацию об этом происшествии, мой фюрер, — бросил Гиммлер, снимая пенсне и нервно протирая его стекла. — Я уверен, что существует какое-то объяснение случившемуся!

— А если нет? — холодно проронил Адольф Гитлер.

— Но…

— Я скажу вам, что вы должны сделать, — оборвал Гитлер Гиммлера. — Следует обнаружить местоположение «Вотана» и уничтожить дезертиров. До последнего человека!

Даже Йодль, профессиональный военный, был шокирован предложением фюрера.

— Вы имеете в виду, их всех надо ликвидировать?

— Да. При помощи авиационных бомб. Просто разбомбите их с воздуха, и все. Если даже элитное подразделение СС бежит с поля боя, чего же я могу ожидать от обычной пехоты, которая сражается сейчас под Сталинградом? Подобный пример должен заставить всех остальных стоять до конца!

Йодль кивнул в знак того, что понимает логику фюрера. Гитлер, по крайней мере, ни словом не обмолвился о том, что рассматривает возможность отхода Шестой армии от Сталинграда. Это означало, что вся она должна была погибнуть в приволжских степях и стать легендарным примером для всего остального вермахта.

Гитлер тяжело посмотрел на Гиммлера:

— Можете идти, рейхсфюрер. Вы обязаны немедленно заняться этим отвратительным делом. Нельзя допустить, чтобы вся эта гниль пошла дальше.

Слова Гитлера вывели Гиммлера из состояния глубокого ступора, в котором тот, похоже, пребывал.

— Да, мой фюрер, — произнес он жалким голосом, затем вскинул правую руку в нацистском приветствии и с трудом выдавил: — Хайль Гитлер!

Но фюрер, казалось, даже не заметил его. Повернувшись к Йодлю, он рявкнул:

— Господин генерал-оберст, я прошу вас сделать мне официальный доклад о возможности наградить Паулюса дубовыми листьями к Рыцарскому кресту. Я полагаю, что подобное награждение придаст ему еще большую выдержку и стойкость в создавшихся трудных условиях.

— Да, разумеется, мой фюрер. Если такое награждение последует, то это продемонстрирует всем, что вы абсолютно доверяете ему. Это, как я полагаю, будет заметно способствовать стремлению Паулюса сражаться до самого конца…

На Гиммлера уже никто не обращал внимания. Как-то весь съежившись, он выскользнул из помещения. Все было слишком очевидно — он попал в немилость к фюреру. Надо было что-то делать с этим чертовым «Вотаном», и побыстрее…

Сидя в своем огромном черном «Хорьхе»[12], который вез его по улицам Берлина, украшенным патриотическими призывами и плакатами, Гиммлер напряженно размышлял. Он не видел ни развевающихся лозунгов, ни граждан, которые с бледными лицами людей, страдающими от постоянного недоедания, тащились по плохо освещенным улицам с портфелями и сумками из искусственной кожи, в которых несли бутерброды и другие продукты, полученные по карточкам.

К тому времени, когда машина привезла Гиммлера в штаб-квартиру СС, он находился в глубокой депрессии. Ему надо было как можно скорее начать работу по выяснению всех обстоятельств исчезновения своего элитного подразделения. Но у него не хватало духу приступить к этому. Казалось, кто-то открыл невидимый кран, и вся энергия незаметно вытекла из тела рейсхфюрера…

Берта, личный секретарь и по совместительству любовница шефа СС, сразу же почувствовала, что с начальником творится что-то неладное — стоило Гиммлеру лишь пройти в свой кабинет и повесить на вешалку фуражку со скрещенными костями и серебряным черепом на тулье. Берта огляделась. Убедившись в том, что никто за ними не наблюдает, она послала Гиммлеру воздушный поцелуй и мелодичным голосом осведомилась:

— Ты не хотел бы чашечку горячего чая с мятой? Такой чай всегда взбадривает тебя.

Упав в кресло напротив нее, Гиммлер отрицательно покачал головой. Берта была полной женщиной, похожей на типичную домашнюю хозяйку. Она была скромно и строго одета и олицетворяла как раз тот тип женщины, который был ближе всего по душе Гиммлеру. Когда-то главный эсэсовец Рейха провозгласил: «Истинная германская женщина не курит и не красит губы». Берта принадлежала именно к этому типу.

— Мне нужен не чай с мятой, а кое-что покрепче, моя маленькая пантера, — процедил он. — Я только что провел пять весьма неприятных минут в кабинете у фюрера.