Александр Скоков - На всех была одна судьба Страница 12

Лев передавал содержание разговоров своим товарищам. Несмотря на сносную еду, теплое жилье, терпимую работу, каждый из них жил одной мыслью: к своим! Идет кровопролитная война, на фронте сражаются их отцы, братья – разве могут они отсиживаться здесь? Пока обдумывали план нового побега, автороту неожиданно перебросили в Латвию. Здесь, на новом месте, ценя умение русских, им были созданы еще лучшие условия – в жилой комнате стояли даже койки с матрасами…

Налаживались отношения с механиками, слесарями. Разный это был народ: встречались среди них бывшие коммунисты, социал-демократы, как мастер Курт. Они-то и предупреждали пленных, с кем следует быть настороже. Немцы знали, что Лев – бывший студент, уважали его за обширные знания, в том числе по немецкой истории, литературе и в шутку называли Львом Толстым.

Да, в те годы не только в Советском Союзе читали немецкую классику – в Германии тоже знали имена и Толстого, и Достоевского, и Чехова, и Горького…

И все же Курт Швабе, в январе 1942 года вырвавший их из рук смерти, чувствовал настроение пленных. Как-то он подозвал Льва, выехал с ним на грузовике в сторону озера и там на гладкой прибрежной полосе выжал газ до предела. Может, тосковал по своей прежней профессии или захотел показать пареньку-студенту свой класс. Остановил машину у кромки воды, долго смотрел на озерную рябь, потом достал из кармана комбинезона бумажник, протянул спутнику фотографию. Двое ребятишек, молодая красивая женщина. «Это моя семья». Спрятал фотографию в бумажник. Посвистывал ветер, кричали на озере чайки.

– Лев! Если решите бежать – скажите мне.

Вместе с группой пленных на территории автороты работали вольнонаемные латыши – бригада плотников, человек пять. Гудков присматривался к ним, искал случая поговорить. К тому времени в группе созревал план создать свой партизанский отряд. Пробиваться к своим далеко – можно действовать и здесь, в окрестных лесах. Неплохо бы установить контакт с местным населением…

К побегу, созданию отряда готовились заблаговременно. В автомашинах, приходивших на ремонт с передовой, попадались «бесхозные» шинели, сапоги, иногда оружие. Был приготовлен запас одежды, обуви и даже удалось вывезти с металлоломом в старой трубе винтовку, которую потом спрятали в укромном месте, недалеко от озера.

Однажды в обеденный перерыв, когда в помещении не было немцев, Гудков завел осторожный разговор с плотниками. Работаете, мол, как и мы, словно рабы. Разве такой жизни достоин рабочий человек? Весь мир разбит сейчас на два лагеря… Но воевать можно не только на фронте. Почему бы не создать свой партизанский отряд? Бригада отмолчалась, только самый младший сказал: «Подумаем» (Говорили они и по-русски, и по-немецки совсем неплохо.). Гудков повеселел: десять человек, с оружием – это уже ядро отряда… Воспитанные в советской стране, они верили, что мировой пролетариат не может не бороться с фашизмом. К тому же Латвия накануне войны вошла в состав СССР.

На другой день после разговора с плотниками в автороте что-то переменилось. Слесаря, механики куда-то уходили и долго не возвращались – появилось ощущение тревоги… Лев проходил через двор, когда его окликнул немец-ремонтник, лежавший под машиной:

– Помоги…

Подполз, лег рядом. Но вместо пояснения, что поддержать, прикрутить, услышал:

– Вас выдали: вы решили создать партизанский отряд. Сегодня допрашивают наших, завтра возьмутся за вас.

Узнав о провале, Гудков принял решение: побег откладывать нельзя, надо уходить ночью. Вечером их закрыли в комнате на ключ, чего раньше не делали. Лев лег в постель, не раздеваясь; от напряжения бил озноб… Ночью вдруг щелкнул дверной замок – вошел Курт. Глянул на «спящих», подошел к койке Льва.

– Ты заболел? – Положил руку на лоб. – Да-да, у тебя жар, я знаю средство… – Взял бязевые портянки, намочил в ведре, обмотал икры. – Утром будешь здоров. Спи.

Щелкнул замок, затихли шаги. Начинался дождь, который через полчаса перешел в тяжелый, глухой ливень, напомнивший лужские леса, мокрые шинели, гимнастерки, тоску и горечь окружения…

Прыгать решили через окно, выходившее на задворки. Высота метра четыре, но выхода не было. Один, другой соскользнули в ливень с подоконника, настал черед Льва. Глянул на дверь. Прощай, Курт, ничего не поделаешь, на войне «по-хорошему» не столковаться…

Несколько дней вся их группа из шести человек пробиралась лесом на восход солнца, на восток, в партизанский край. Подготовиться по-настоящему к побегу не удалось – на всех один пистолет да несколько кусков хлеба. Как-то под утро набрели на хутор, прихватили барашка и цинковое ведро. Лев, замыкавший группу, видел, как из дома вышел хозяин, посмотрел в их сторону, но шум не поднял, не закричал. В чаще, возле ручья, устроили привал, развели костер…

Где-то поблизости в лесах, граничивших с Псковщиной, действовали партизанские отряды. Как примкнуть к ним? На проселочной дороге выведали у крестьянки, в какую сторону держать путь. Самое опасное – перейти линию железной дороги, днем и ночью усиленно охраняемую.

Днем в той стороне неожиданно поднялась пальба, разгорелся настоящий бой – и разом затих. Выжидая, залегли в овсяном поле. На проселочной дороге появился старик – решили окликнуть, расспросить. Близость цели притупила осторожность, не хотелось думать, что все может повториться, как в автороте. Старик подтвердил: был налет партизан, и даже указал, в каком направлении скрылись.

Немного переждав, когда на закате над землей стелется марево, дымка, удачно проскочили через железную дорогу и залегли передохнуть в ржаном поле. Лежали недолго – в их сторону, от станции мчалась патрульная дрезина. За месяцы плена Лев присмотрелся к порядкам в немецкой армии: быстрота, четкость, беспрекословная исполнительность. Все отлажено, отработано, ни минутной заминки… Спрыгнув с дрезины, патруль на бегу разворачивается в цепь, впереди – натасканные собаки. Стрельба – один из группы ранен…

В лагере началась «обработка». Цель – выбить признание, что они партизаны, а если не партизаны, то кто? Всех пятерых бросили в круг, в ход пошли кулаки, сапоги, доски…

Очнулся Лев в землянке, на соломе, распухшими губами не пошевелить, вся голова в запекшейся кровавой корке. Полицай, приносивший воду и кусок хлеба, сочувственно вздыхал: отсюда дорога только на расстрел. Их и расстреляли бы как партизан, но тот, что был ранен на ржаном поле, в агонии признался, кто они и откуда бежали.

На другой день всех пятерых бросили в кузов машины и отвезли в лагерь военнопленных. Здесь пути-дороги молодого красноармейца и старшего лейтенанта разошлись. Но оказалось – ненадолго.

На территории лагеря у ворот лежала бочка, на которую бросали пойманных беглецов и били резиновыми шлангами, залитыми свинцом. 50 ударов не выносил никто – казнь хуже расстрела. Старший из немцев, стоявший у бочки, взглянув на новичков – избитых, истощенных, не способных держаться на ногах, – распорядился: «В партизанскую камеру!». Видно и так, что не жильцы.

«Партизанская камера» оказалась узким застенком с окном, заколоченным досками, – не определишь: день ли, ночь. Одни стояли, прижавшись спиной к бетонной стене, другие у их ног на корточках дремали. Потом менялись местами. Уходившие по вызову не знали, что их ждет: край рва или переброска в другой лагерь.

Беглецов из автороты выпустили на территорию лагеря через две недели. Застенок превращал военнопленных в доходяг; Лев едва передвигал ноги. Его место в бараке оказалось рядом с нарами бывшего военного инженера-ленинградца.

– Ты недолго протянешь, – определил его состояние инженер. – Я насмотрелся… Сделаем так. Завтра перед разводкой я вынесу тебя наружу, положу около дверей. После разводки бараки обходит переводчик Игорь.

Он ленинградец, поговори с ним. Что ты теряешь?

Так и сделали. При упоминании Технологического института переводчик спросил, на какой кафедре он работал.

– На кафедре физики.

– Там был сотрудник – высокий, в очках…

Лев назвал фамилию, имя, отчество физика.

– Это мой друг. – И, помолчав, решил: – Полежи пока в бараке, я подумаю…

Через два дня переводчик забрал Льва к себе – в отдельную комнату, находившуюся в хозяйственной постройке. Никто из немцев и полицаев туда не заглядывал. Кормил Игорь больного со знанием дела, начав с двух ложек рисовой каши. Молодые силы набираются быстро, если рядом в досягаемости цель…

Гудков исчез из лагеря, и Каждан был уверен, что старший лейтенант уже у партизан. Поправившись, он стал выходить на работу – чаще всего его направляли с группой пленных, обслуживавшей лазарет на окраине городка.

Решение не переменил – бежать, – но как попасть к партизанам? На кухне, где пленные выполняли разные хозяйственные работы, он обратил внимание на одну из вольнонаемных девушек – Лизу. Чувствовал: ей можно доверять. Девушка тайком подкармливала: кусок хлеба, кулечек сахара…