Марк Гроссман - Засада. Двойное дно Страница 12

К ночи все всплески боя заглохли, и в лесу, над болотами, над Ловатью стало так тихо, что даже уши заломило от этого беззвучия.

— Неблагодарная скотина этот фон Буш, — усмехается Швед. — Мы дарим ему от всего чистого сердца кольцо, а он отпихивает его, как та капризная невеста. У него, я извиняюсь, низкие манеры биндюжника.

Арон дергает за шинель Андрея Горкина, спрашивает, ухмыляясь:

— Слушай, отделенный, что такое «кругом шестнадцать»? Не знаешь, темный ты человек! А между прочим, в этом разбираются даже дети.

Андрей расплывается в улыбке, понимая, что готовится шутка и подталкивает к ней Арона:

— Ну-ну, говори, ежели самому известно!

— А то нет! — тянет Швед, посмеиваясь над нетерпением разведчиков. — Шестнадцатая армия немцев в окружении — вот что оно такое!

Все хохочут и потому, что по душе эта немудреная шутка, и потому, что на передовой тихо и можно будет, небось, поспать ночью. Даже Васька Тляш раскрывает рот в беззвучном смехе, не забывая, правда, прислушиваться к тишине фронта.

Утром старшина собирает разведчиков, дотошно осматривает их и под конец сообщает:

— Отправляемся в глубокую засаду, вы знаете об этом. Нужен «язык» из тыла, из штаба. Я не хочу зря тратить слова, — работа опасна, можем не вернуться. Пойдут добровольцы. Кто?

— Намоконов пойдет, — раскуривая трубку, говорит Иван.

— Смешной вопрос, — обиженно бормочет Швед. — Ты плохо думаешь за меня, взводный.

Отказывается один Тляш. Он даже не виляет словами, можно не идти — не идет.

Смолин начал готовить людей к засаде. Он разбил взвод на три группы: захвата во главе со Шведом; обеспечения, которой должен был командовать Намоконов; и группу разграждения под началом Андрея Горкина.

Трое суток, отведенных на подготовку операции, прошли в нелегких трудах, и руки солдат потрескались от болотной воды и ветра, а глаза резало от постоянного напряжения и бессонницы.

По ночам Смолин и наблюдатели-слухачи подползали почти вплотную к позициям врага, слушали его шепот, ржание его лошадей, тихий гул моторов. Рекогносцировка, инженерная разведка предмостной полосы, занятия с людьми, проверка оружия и боеприпасов, подгонка обмундирования и снаряжения, уточнение сигналов почти не оставляли Смолину времени ни на сон, ни на отдых.

Наконец все было готово. Старшина построил взвод и медленно пошел вдоль его фронта, придирчиво осматривая солдат.

Двадцать семь разведчиков и приданные им саперы и автоматчики застыли в строю. Смолин читал по лицам людей их характеры, их выдержку, их опыт и умение держать нервы в кулаке. Скуластая физиономия Намоконова была непроницаема, казалось, эвенк дремлет или щурится от солнца. На тонком, нервном лице Шведа медленно ходили желваки, он чему-то иногда усмехался, будто вспоминал соленую одесскую байку.

Невысокий и пухлый Горкин переминался с ноги на ногу и тихонько вздыхал, точно сожалел, что ради проформы приходится с запозданием начинать дело.

Заметно волновался Варакушкин. Он держал почти в обнимку большие саперные ножницы и автомат, и пальцы его рук вздрагивали от напряжения. Со лба новобранца на переносицу стекал пот, и Алеша подергивал головой, сбивая его на землю.

Взвод был всесторонне вооружен. Два ручных пулемета, двадцать семь автоматов, двадцать семь ножей, восемьдесят противопехотных и две противотанковые гранаты.

Убедившись, что оружие и снаряжение не гремят на людях и не отражают солнечных лучей, взводный подал команду «вольно!».

Еще раз обведя взглядом строй, он внезапно предложил щеголеватому и вспыльчивому разведчику Мгеладзе выйти из ряда.

— Пройдись перед шеренгой, — сказал старшина, — прогуляйся, Шота, и пусть люди изругают тебя.

— Зачем?! — побагровел Мгеладзе. — Может, взводный думает: я не умею ходить?

— Умеешь, но пошагай перед строем. И не кипятись.

Мгеладзе выполнил приказ, и все услышали скрип его новых сапог. Его новых кирзовых сапог, добытых с величайшим трудом в полковой каптерке.

— Замени на старую, разношенную обувь, — распорядился взводный. — Скрип может выдать нас там, в тылу врага. Кровь — слишком большая плата за неосторожность.

Отправив солдата в каптерку, Смолин велел всем вывернуть карманы галифе и гимнастерок. Закончив осмотр, удовлетворенно покачал головой: ни писем, ни газет, ни документов. Так же тщательно обследовал шинели и пилотки бойцов — иной хозяйственный пехотинец не прочь написать на подкладке обмундирования свою фамилию, а то и номер части. Но и здесь все было в порядке.

— Двадцать четыре часа на отдых, — заключил взводный. — Можете бить баклуши и спать в запас.

И взвод исправно выполнил эту команду.

Впрочем, дремали не все.

Намоконов и Горкин дважды проползали вдоль проволочных заграждений немцев, выбирая место, в котором предстояло вырезать проход и пропустить разведку в чужой тыл. Сержанты пластались в темноте, не спускали глаз с кольев и проволоки, готовые в любое мгновение замереть и слиться с болотом или ударить втихую, ножами, наткнувшихся на них врагов.

Каждое движение, каждый шаг требовали величайшей осторожности, сообразительности, напряжения. Не только разведка, но и вся 180-я дивизия отлично знала, что нервы у противника натянуты. Исчезла, испарилась, канула, в прошлое наглая лихость захватчиков, с какой они вели себя еще совсем недавно! Враг, постоянно терзаемый нашей разведкой, ночными рейдами истребителей и саперов, теперь не уставал проклинать эти ужасные болота. Офицеры твердили солдатам о бдительности, о постоянной настороженности, о неусыпном наблюдении за армией Советов. Еще вчера они, эти обер-лейтенанты и гауптманы, болтали о глиняном советском колоссе, разбитом вдребезги ударами германских войск. Сегодня они требуют не спускать глаз с красных, не верить тишине, не полагаться ни на дьявола, ни на бога.

И полки Морозова и Миссана посмеивались, читая захваченные у немцев приказы, каждую строку которых распирал страх.

Даже проволока, колючая проволока врага, свидетельствовала о том же — о боязни поработителей и захватчиков, завязших в изнурительней позиционной войне на русских фронтах.

То там, то здесь на проржавевших колючках можно было заметить всяческие «побрякушки» — пустые консервные банки, жестяные коробочки, бутылки. Нередко между ними висели настороженные гранаты и мины, осветительные ракеты натяжного действия. Вся эта сигнализация и тайная огневая защита должны были, по мысли противника, уберечь его от внезапных нападений «красных чертей». Немцы слишком поздно поняли, что Союз Советских Социалистических Республик — отнюдь не Голландия и даже не Франция. Маршем по его земле не пройдешь.

И командование врага вынуждено было срочно менять тактику и учиться у русских приемам сложной позиционной войны.

Намоконов вспомнил о недавнем случае. Он и Горкин возвращались к своим окопам по одной из болотных троп. Немцы были рядом, и разведчики внезапно услышали тихое чавканье топи. Спустившись за кусты, в трясину, они пропустили мимо себя черную фигуру немца. Разведчик врага ушел в ночь, к русским позициям.

Когда все стихло, сержанты выбрались на тропу, стали совещаться.

Горкин огорченно вздыхал.

— Надо было его взять. Не пускать к нашим.

— Нельзя. Мог закричать. До фрицев рукой подать.

— Что ж станем делать?

— Пошли к своим. Возьмем, когда потопает обратно.

— А вдруг — другой тропой?

— Однако, нет. Ночь. И троп мало.

Они быстро направились к себе и вблизи передовой спрятались в камыши.

Лазутчик появился через час. Он подталкивал в спину спотыкавшегося парня со скрученными руками и забитым тряпкою ртом.

Когда немец поравнялся с зарослями, в которых прятались разведчики, Намоконов внезапно вырос перед ним, одним ударом в живот сбил его с ног, стянул сыромятным шнуром руки, забил кляпом рот.

— Веди, — кивнул он Горкину на немца.

Разрезав путы на своем солдате, сказал, усмехаясь:

— Однако, и нам зевать нельзя, парень. Война!

И теперь, вспоминая об этом случае, Намоконов напряженно вслушивался в шорохи ночи, время от времени оборачиваясь, чтобы не потерять из виду Горкина.

Вернувшись в свои окопы, доложили Смолину о том, что задание выполнено, и легли спать.

Пробудившись в полдень, увидели, что весь взвод бодрствует и занимается делами вместо того, чтобы безмятежно отдыхать. Солдаты изучали по картам-бланковкам путь, каким предстояло идти под Старую Руссу, район засады и подходы к нему.

Смолина не оказалось на месте. Еще на рассвете он отправился на хорошо оборудованный наблюдательный пункт артиллеристов и торчал теперь там, прильнув к монокуляру перископической буссоли. Старшину интересовало расположение пулеметов и минометов противника, по которым били русские пушки.