Аарон Аппельфельд - Цветы тьмы Страница 13

– Что тебя так впечатлило в этом стихе? – спрашивает папа.

– Мы иногда забываем, во имя чего мы живем. Нам кажется, что главное – это заработок, плотская любовь и собственность, а это большая ошибка.

– Что же тогда главное? – пытается разговорить ее папа.

– Бог, – отвечает она и широко раскрывает глаза. София полна противоречий. Каждое воскресенье она непременно идет в церковь, а иногда и посреди недели, однако по вечерам любит проводить время в трактире. Правда, она не напивается, но возвращается веселой и со слегка затуманенной головой. Несколько мужчин, с которыми она проводила время, обещали на ней жениться, но под конец передумывали. Из-за этих пустых обещаний она решила вернуться в свою родную деревню. В деревне мужчина не осмеливался обещать девушке жениться и не выполнить обещанного. Если мужчина пообещал жениться и пошел на попятную, его подстерегут и изобьют до крови.

Хуго нравится слушать ее рассказы. Она говорит с ним по-украински. Она любит свой родной язык, и ей хотелось бы, чтобы и Хуго говорил на нем без акцента и без ошибок. Хуго старается, но у него не всегда получается.

Она так отличается от его родителей и от родителей его друзей, как будто родилась на другом континенте: разговаривает громким голосом, движения у нее размашистые, и когда ей кажется, что ее не понимают, она призывает на подмогу свое широкое лицо и передразнивает соседей и своих ухажеров. А еще она поет, становится на колени и всех смешит.

От холода в чулане никак не избавиться. Марьяна запаздывает принести ему утреннюю кружку молока, а бывают дни, что она выходит в город и на весь день забывает о нем. Но иногда она говорит: „Иди к Марьяне, милый, она обнимет тебя“, и одним мановением из холодной тьмы привлекает его к своей волнующейся груди. В те часы, когда он в ее постели в объятиях ее больших рук, им овладевает волшебное забытье. Целыми днями он ожидает этих часов. Когда это случается, он потрясен, а вернее сказать – парализован, не знает, что говорить и что делать. Но, как сказано, не каждый день такое случается. Большую часть дней она пьяна, ворчлива и в беспамятстве падает на свою постель.

И так день за днем. Бывают пасмурные дни, когда он ничего не видит, кроме стен чулана, висящих на крючках выцветших халатов да тонких щелок, сквозь которые в это время года видны лишь забор и серые кусты с опавшими листьями. Это тюрьма, говорит он себе. В тюрьме невозможно читать, невозможно готовить уроки, даже в шахматы невозможно играть. Тюрьма запечатывает мысли и воображение. В последние дни он это понял, а с пониманием появился страх, что постепенно его голова опустеет, он перестанет думать и воображать, и в какой-то день свалится, как свалилось дерево у них во дворе прошлой зимой. Но когда Марьяна наконец-то вспоминает о нем, открывает дверь чулана и говорит: „Что поделывает Марьянин миленький?“ – все страхи мигом проходят, и он встает.

В один из дней, когда они еще спали в широкой постели в объятиях друг друга, Марьяна проснулась в панике и закричала:

– Уже очень поздно, миленький, ты должен немедленно перейти в чулан.

Каждый раз, когда такое случается, тело Хуго сжимается, и он, сгорбившись, без единого слова плетется в чулан.

Стало тихо, и из Марьяниной комнаты не слышалось ни звука. На мгновение ему показалось, что вот-вот откроется дверь и Марьяна позовет, как она иногда делает: „Милый, иди ко мне“.

Он прислушивался и ждал.

Скоро стало понятно, что Марьяна и ее кавалер довольны и о чем-то перешептываются. Из немногих услышанных слов он понял, что в этот раз нет ни споров, ни обвинений, и все там происходит по обоюдному согласию и в тишине.

Мысль о том, что Марьяна выгнала его из своей постели, чтобы спать там со взрослым мужчиной, внезапно наполнила его ревностью и злостью.

От избытка злости и жалости к себе он уснул.

Во сне он видел маму, молодую и красивую, в ее любимом поплиновом платье.

– Ты уже меня любишь? – спросила она с хитрой улыбкой.

– Я? – он был ошеломлен наподобие кого-то, чьи тайны вышли наружу.

– Ты предпочитаешь мне Марьяну, – ответила она, принимая обиженный вид, как делала иногда.

– Мама, я очень тебя люблю.

– Ты это говоришь из вежливости, – сказала она и исчезла.

Стряхнув с себя этот кошмар, он понял смысл этого сна. Если бы мама была рядом с ним, он попытался бы ее успокоить, но ее не было, и потому ее слова повисли в воздухе, как обвинение, подкрепленное уликами.

Тем временем того мужчину сменил другой. Теперь из Марьяниной комнаты доносились неприятные звуки. Новый мужчина говорил требовательным голосом, а Марьяна тщетно его умоляла. Снова старое обвинение – алкоголь. Мужчина напоминал ей, что и в прошлый раз она обещала не пить. Снова она не выполняет своего обещания. После этого напряжение спало.

Первые утренние лучи проникли в чулан и расчертили его полосочками света. Скоро Марьяна принесет ему кружку теплого молока, успокоил он себя. Но Марьяна, как водится, забыла о нем. Ему так хотелось пить и есть, что он шепотом позвал ее по имени. Марьяна услышала его зов, распахнула дверь чулана и влетела внутрь.

– Нельзя меня звать, я тебя предупреждала, чтоб ты меня не звал. Никогда не зови меня. – От гнева ее лицо потемнело.

Долгое время Хуго лежал, скорчившись в углу. После полудня Марьяна показалась в двери чулана с кружкой молока в руках.

– Как себя чувствует Марьянин миленочек? Как ночь прошла? Холодно было? – спросила она, как будто ничего не произошло.

– Я спал.

– Хорошее дело поспать. Ты даже не знаешь, как хорошо спать. Я еду в город повидать свою мать. Она очень больна, совсем одна, и некому за ней присмотреть. Моя сестра не побеспокоится прийти и помочь ей. Я вернусь только к вечеру, а пока что принесу тебе бутерброды и кувшин лимонада. Если постучат в дверь, не отзывайся.

Марьяна принесла тарелку бутербродов, кувшин лимонада, сказала: „Приятного отдыха, мой миленький“, заперла дверь и ушла.

Хуго так и застыл на месте. Три месяца прошло с тех пор, как мама оставила его здесь. Все изменилось в его жизни, но насколько – он еще не знал. Его сердце гложет мысль о том, что он не выполняет данных маме обещаний, не читает, не пишет и не решает арифметические задачи.

Пока он стоял, вдруг понял, что Марьянина комната не переменилась, те же розовые покрывала, те же вазы с торчащими из них бумажными розочками, те же тумбочки, ящики которых полны флакончиков, ваты и губок. Но этим утром комната казалась ему поликлиникой, куда его привели на уколы. У Анны был маленький симпатичный песик, с которым Хуго любил играть каждый раз, что приходил к Анне в гости. Однажды утром прошел слух, что Луци заразился бешенством. Всех детей, которые играли с ним или гладили его, отвели в поликлинику.

Некоторые ребята, увидев шприцы и услышав плач маленьких пациентов, вырвались из рук родителей и удрали из поликлиники. Ошарашенные родители пытались поймать их, но дети были проворнее. Они забрались в подвал и попрятались там, но в этом убежище продержались недолго. Здоровенные и грозные больничные сторожа закрыли входы в подвал, обошли все помещения и поймали их. Хуго долго еще вспоминал, как детей тащили обратно в поликлинику.

Потом он уселся на полу и начал шахматную партию. Все, чем он любил заниматься дома, здесь делалось с трудом. Даже открыть книжку – задача свыше его сил. Он много размышляет. Из памяти все время всплывают его товарищи по классу, учителя. Но достать тетрадку и начать писать он не в силах.

Ему жаль, что Анна и Отто так сильно изменились. Каждый раз, что он думает об их изменении, дрожь пробегает по его рукам и ногам. Мысль обо всех тонких нитях, которые сплелись между ним и Анной, между ним и Отто, воспоминания о походах друг к другу в гости, экскурсиях и долгих разговорах о них самих и о происходящем вокруг, – мысль эта огорчает его до того, что он задыхается. Чтобы не дать им исчезнуть, он снова и снова вызывает их из своей памяти и говорит им:

– Хоть вы и изменились, но у меня в голове вы живете такими, как были. Я не готов поступиться ни одной черточкой ваших лиц, и поэтому, пока вы остаетесь в моей памяти, вы исчезли лишь совсем ненамного, не взаправду, и это почти не считается. И внезапно в его памяти возникла дорога, по которой он каждый день шел в школу. Она начиналась длинным тенистым бульваром, усаженным каштанами, и разделялась на узкие извилистые аллеи, наполненные ароматами кофе и свежей выпечки. В утренние часы трактиры были заперты, и из темных углов пахло пивом и мочой.

Иногда он останавливался возле кондитерской и покупал творожный кекс, хрустящая свежесть которого сопровождала его до ступеней школы. Дорога в школу и обратно сейчас рисовалась в его голове с резкой отчетливостью.