Владислав Шурыгин - Русский капитан Страница 13

— Их называют «Келет». — Ответил Мганга — Помощники. Они есть у каждого шамана.

— И ты их видел?

Мганга медлит с ответом. Наконец говорит.

— Да видел.

— Ну и какие они?

— Они всегда разные. У них нет формы. Келет может быть размером с муху, а через минуту подойти к тебе человеком, а потом ты встретишь его сидящем на сопке, как на стуле…

— …Ладно, сказочник. Хватит народ байками развлекать. — Раздался из темноты голос взводного и через мгновение он вынырнул в свет костра. — Ужин старшина привёз. Пошли, пока совсем не остыл.

…К нам в роту Мганга попал месяц назад. До этого он служил в дивизионном зенитном полку в полковом клубе. Год прослужил спокойно. Афиши рисовал, плакаты, за порядком в клубе следил. Но потом на Мгангу взъелся новый начальник клуба лейтенант, прибывший сюда после училища. Выяснилось, что Мганга числится на должности контрактника. А новый начальник решил на это место устроить свою жену. Какая — никакая, а работа. В военном городке с этим туго…

— …К нам в полк разнарядка пришла. — Рассказал нам в первую ночь после прибытия Мганга — Выделить двадцать человек в Чечню для пополнения. А начклуб знал, что у меня есть охотничий билет. Вот и побежал в штаб докладывать, что я, типа, якутский охотник. Мол, месяцами по тайге ходил, белку в глаз бил. Дурак, однако! У нас в Тикси тайги вообще нет. Тундра кругом. А охотился я всего несколько раз. У нас сосед был местный охотовед. Вот он мне и сделал билет. Не охотник я. Не люблю зверей стрелять. Только кому это объяснишь. Я пытался в штабе рассказать, но на меня помощник начальника штаба капитан Свирский накричал, мол, трус, от войны закосить пытаешься…

В общем, меня и послали…

Может, и не любил Мганга охотиться, но стрелял он отлично.

Всех новичков наш ротный проверял самолично. Как стреляют, как с автоматом управляются, как бегают и ползают.

Так вот Мганга из «калаша» первой же пулей сбил пачку из под сигарет, которую по приказу ротного выставил каптёр в окне разбитого дома на другой стороне улицы. Майор только хмыкнул. Долго в бинокль разглядывал дом. Потом повернулся к Мганге.

— На третьем этаже, второе окно справа — часы на стенке. Видишь?

Мганга прищурился выискивая нужное окно.

— Да вроде есть что-то… — наконец сказал он.

— Ну-ка, сними их! — скомандовал ротный.

Мганга прицелился и выстрелил.

Ротный приник к биноклю.

— Промазал! — разочаровано выдохнул он через пару секунд. — Висят на месте.

— Однако, попал. — Угрюмо ответил Мганга.

Ротный коротко и сердито глянул на Мгангу. Майор не любил, когда ему перечили. На скулах его заходили желваки. Он ещё раз прижал бинокль к глазам. Несколько секунд разглядывал в него что-то. Наконец опустил бинокль и коротко скомандовал:

— Окинава, смотайся принеси сюда часы.

Акинькин медленно встал с разбитого дивана, всем своим видом изображая нечеловеческую усталость.

— Товарищ, майор!.. — обиженно затянул он. — Ну, чего ходить-то? Попал бы — сбил бы. Чего зря бегать?

— Плохо он знал майора…

При словах «зря бегать» глаза ротного мгновенно захолодели.

— Акинькин, тебе не понятен приказ? — мгновенно вызверился он. — Бегом! Две минуты туда обратно. Время пошло!

Хорошо понимая, что будет дальше, если он задержится ещё хотя бы на пару секунд, Окинава тяжело бухая по полу сапогами рванул к лестнице.

Вернулся он только минут через пять. И прямо с порога, задыхаясь от бега, начал оправдываться:

— Товарищ, майор. Там лестница совсем разбита. Двух пролётов нет. Пришлось через соседний подъезд забираться. Через пролом на пятом этаже…

Грудь его ходила ходуном, со лба густо катился пот, который он то и дело стирал рукавом бушлата, размазывая полосы грязи по лицу. По всему было видно, что Окинаве пришлось хорошо побегать.

— …Вот! — И он поставил на стол перед ротным настенные часы в деревянном корпусе, на котором был изображён какой-то горный пейзаж. На стыке металлического циферблата и деревянной панели вороньим глазом чернело свежее отверстие от пули.

Майор сразу потеплел.

— Ничего «зря», Акинькин в армии не бывает. — Уже спокойно и умиротворённо сказал он. — Считай, физкультурой позанимался. А то от ползучей жизни скоро вообще бегать разучитесь.

…А ты, парень молодец! — повернулся он к, сидевшему у пролома в стене, Мганге. — Рядовой Лукинов… Как, говоришь, зовут тебя?

— Михаил, Миша…

— Молодец, Миша. Хорошо стреляешь… Зеленцов! — Позвал он взводного, дремавшего в углу комнаты на притащенной бойцами откуда-то продавленной раскладушке. — Тот, услышав свою фамилию, открыл глаза и сел.

— Заберёшь у Розова «эсвэдэшку» — она ему всё равно только вместо костыля. Стреляет в божий свет как в копеечку. Передашь Лукинову. А ты, Михаил, изучи её хорошенько. Пристреляй. Зеленцов тебе поможет. И что бы от меня ни на шаг не отходил. Понял?

— Так точно! — откликнулся Мишка.

— …Кстати, а как ты понял что попал? — вдруг переспросил ротный.

Мишка замялся.

— Ну это… Увидел.

— Ну-ну… — недоверчиво хмыкнул ротный. — Я в бинокль не увидел, а он увидел…

Так Мганга стал снайпером.

Наш ротный майор Зарембо мужик толковый. Настоящий «пёс войны». До Чечни он успел отслужить «срочником» в Афгане, потом уже офицером в Карабахе, Таджикистане и Приднестровье. Говорили, что в один из своих отпусков он даже успел добровольцем повоевать в Сербии.

Внешне наш майор может вогнать в страх кого угодно. Крепко сбитый. Бритый наголо, с огненно рыжей бородой он сам похож на боевика. У майора крепкие широкие челюсти и глубокая ямка на подбородке. Неделю назад в подвале разбитого дома солдаты нашли, бог весть откуда взявшуюся здесь, немецкую каску. Конечно, её принесли ротному. Тот с любопытством повертел её в руках, а потом в шутку надел на голову. Мы так и опали. Не выдержал даже взводный Зеленцов.

— Николай, ну ты вылитый фриц. Тебе эсесовцев в кино играть надо. Кальтербрунер, ёптыть…

С того дня майора за глаза так и звали — Кальтербрунером.

Но воевать с Кальтербрунером нормально. Он никогда не спешит и в герои за счёт солдатской крови не рвётся. В атаку в полный рост мы, как ребята из второй роты, не бегали. И напуганным стадом баранов по городу не шарились.

Любой приказ сверху Кальтербрунер сначала хорошо обдумает и только потом берётся выполнять. Поэтому уже пять суток в роте нет «двухсотых» — убитых. Было четыре «трёхсотых» — раненых, но на войне без потерь не бывает. Мы это хорошо понимаем.

Вперёд по городу мы продвигаемся осторожно. Почти на ощупь.

Сначала на улицу просачивается наша разведка. Если противника там не обнаруживает, то занимает верхние этажи, крыши, а на улицу входят штурмовые группы. Они «чистят» дома и подвалы.

— Каждую квартиру надо поверить, в каждый закуток залезть! — С упрямством осла перед каждым боем инструктирует нас Кальтербрунер. — Сомневаешься — закати впереди себя гранату, только за угол не забудь спрятаться, да посмотри, чтобы стенка не из фанеры была.

После того как группы «сядут» на дома, на улицу броском выдвигается боевая техника — БТРы и «Уралы» с минометами? Их сразу рассредоточивают, маскируют среди домов так, чтобы были полностью укрыты от огня гранатометов, а разведка опять идет вперед.

Вообще, вся эта война сплошной «сюр». Со склонов, вокруг города, в небо бьют рыже — чёрные факелы нефтяных скважин и небо вечно расчерчено от горизонта до горизонта лентами жирной копоти. Город — нагромождение искореженных глыб металла сгоревшей техники. Руины, завалы, остовы стен, куски тел — свежие и загнившие, изломанное оружие. На всё это каждое утро ложится ослепительно белый саван мокрого, набухшего водой снега, сыплющегося который день из мутного, низкого неба. К вечеру снег переходит в дождь, а сугробы превращаются в грязь. Взбитая, перемешанная гусеницами, колесами, сапогами, разрывами до липкости квашни, эта грязь везде. На бинтах, на стенах, в горячей банке «тушняка» и на лицах убитых. На одежде и на оружии. По ней невозможно ходить, только скользить как на лыжах, но то и дело в нее приходится падать, вжиматься, спасаясь от пуль или от стервозного свиста падающей мины. Белесая, липкая, маслянистая она напоминает гной, и, кажется, сама земля этого города, зараженная трупным ядом, отмирает навсегда в этом Аду, подсвеченном факелами нефти.

…Мганга почти всегда при ротном. Кроме Мганги при ротном два пулемётчика, пару «химиков» со «шмелями» и гранатомётчик. Это личный резерв ротного. Когда мы натыкаемся на сопротивление, Кальтербрунер с этой группой обычно решает исход боя в нашу пользу. Пока взвода «вяжутся» в перестрелке с «чечами», ротный с резервом выбирает позицию для удара. И в нужный момент накрывает боевиков. Сосредоточенный огонь двух пулемётов, «шмелей», «граника» и «снайперки» — страшная штука. «Граник» и «Шмели» выкуривают чечен из укрытий, заставляют их менять позиции, перебегать, переползать. Пулемёты прижимают их к земле. И здесь они оказываются на мушке у Мганги. За три недели Мганга наколотил боевиков, наверное, больше чем вся остальная рота вместе взятая.