Ирина Дрягина - Записки летчицы У-2. Женщины-авиаторы в годы Великой Отечественной войны. 1942–1945 Страница 13

В середине 1943 года в полку была создана 4-я учебно-боевая эскадрилья, которую поручили возглавить Марине Чечневой и штурману Екатерине Рябовой. Они отлично справились с заданием. Эта эскадрилья во фронтовых условиях подготовила и ввела в строй многих летчиц и штурманов 46-го гвардейского авиаполка. Марина лично совершила 810, а Катя Рябова — 890 боевых вылетов. Им было присвоено звание Героя Советского Союза.

После войны Марина продолжала летать и работала начальником летной службы 4-го Московского аэроклуба, была ведущей женской пилотажной группы на воздушных парадах. В 1949 году она установила мировой рекорд скорости на самолете Як-18 и получила звание «Заслуженный мастер спорта СССР». И тут случилась ужасная беда — погиб муж Марины, Герой Советского Союза Константин Давыдов, командир группы по перегонке спортивных самолетов. О его гибели я уже писала.

Личное счастье Марины было очень коротким, она вышла замуж в ноябре 1944 года. Осталась вдовой в 26 лет, с трехлетней дочкой. А надо было продолжать жить, работать, учиться…

После восемнадцати лет, отданных небу, в 1956 году врачебно-летная комиссия вынесла приговор — запретить летную службу. А ей хотелось летать вечно!

Лишенная неба, она продолжала кипучую деятельность на земле: поступила на отделение военной истории Академии общественных наук, а затем в аспирантуру, защитила диссертацию и стала кандидатом исторических наук.

Марина Павловна Чечнева проводила огромную военно-патриотическую работу. Ее избрали членом президиума Советского комитета ветеранов войны, членом президиума ЦК ДОСААФ, заместителем председателя Общества советско-болгарской дружбы. Она написала несколько книг о своих боевых подругах и их послевоенной жизни: «Самолеты уходят в ночь» (М., 1961); «Боевые подруги мои» (М., 1965, 1975); «Повесть о Жене Рудневой» (М., 1978); «На Кавказе. Эльтиген» (М., 1971); «Ласточки над фронтом» (М., 1984); «Крылья» (Сухуми, 1968); «Руку, товарищ Вьетнам» (М., 1971); «Память — это не только воспоминания» (М., 1975).

Но вернусь в 1942 год. Я — летчица и комиссар эскадрильи. Я не только должна делать боевые вылеты, но и подбадривать других. В нашем полку летчицы — это уже мастера летного дела, а штурманы, девушки из разных вузов — студентки, их опыт невелик. В начале нашего пребывания на фронте летчицы еще не сдружились со своими штурманами и относились к ним свысока. Даже допускали в их адрес оскорбительные замечания: «мешок с песком», «балласт», «чурбан» и другие, а слово «студентки» стало бранным. На самолете У-2 изначально было сдвоенное управление, то есть в кабине штурмана была ручка управления и приборная доска. Иногда штурманы пробовали взяться за ручку управления, что вызывало у летчиц большое неудовольствие. В нашей 2-й эскадрилье этим особенно была возмущена Дуся Носаль, и она считала, что из штурманской кабины нужно убрать ручку управления. Но убитую в бою Дусю доставила на свой аэродром именно ее штурман — Ира Каширина. Я пыталась объяснить летчицам, что штурманы — это наши лучшие помощники, что надо помогать им и надо учить их самолетовождению. Сама я позволяла штурману вести самолет по возвращении с боевого задания.

Вот что писала Герой Советского Союза М. П. Чечнева о работе комиссара Ирины Дрягиной, то есть обо мне:

«Ей помогали организаторские навыки, приобретенные в школе и в институте. Просто и душевно она беседовала с людьми, вселяя в них еще большую любовь к Родине, веру в победу нашего правого дела. Как ни странно, но в этом ей помогала мать — Татьяна Захаровна, простая малограмотная женщина. Теплые, полные бодрости и мужества присылала она ей письма на фронт со своими незатейливыми стишками, например:

Здравствуй, Ируся!Ты моя больнуся.Зачем ты заболела,Ведь мама не велела.

Но ничего, детка,Будь мужественна и крепка.Грусть и тоску гони прочь,Наша милая дочь.

Скорее поправляйся,С нами повстречайся.Немножко будем отдыхать,А потом врага добивать.

Да и не только Ирине она писала такие письма, но и ее боевым подругам. В письме к комиссару Е. Я. Рачкевич и командиру полка Е. Д. Бершанской она просила:

Вы ее пожурите, иВы ее и пожалейте.

Мы все любили разбирать ее каракули и не переставали удивляться ее горячим призывам: за Родину биться, быть мужественными и смелыми. Тяжелые времена прошла с полком комиссар Ирина Дрягина: отступление из дорогих сердцу мест — Донбасс, Ростов, Северный Кавказ, когда помимо ночной боевой работы мы выполняли много заданий по разведке дислокации наших отступающих войск. Задание получали, а вот бензин еще не прибыл и должен поступить лишь вечером. Что делать? Ирина обходила самолеты, терпеливо и обстоятельно рассказывала об обстановке и о том, что надо слить с баков оставшийся от перелета бензин и отдать его для срочного спецзадания. А ведь могла бы передать приказ командования, и все. Но Ирина считала, что, когда будет понятна задача, поставленная перед полком, — легче и успешнее будет выполнен приказ. Вот вернулась в полк из госпиталя Галя Докутович, но попала в другую эскадрилью. Ее сразу назначают в наряд у самолетов, и это — при сильном ветре и дожде. Для неокрепшего позвоночника Гали это очень тяжелая нагрузка. Ирина вместе с Женей Рудневой пытались поговорить с командиром эскадрильи, но та строго ответила: «Раз Докутович выписана из госпиталя, значит, может нести наряд». Тогда Ирина Дрягина, Женя Руднева и Полинка Гельман, по очереди, отдежурили за Галю, а ей сообщили, что начальство просто отменило приказ о ее наряде».

Штурманы нашего полка любили летать со мной, по-видимому, сказывалось «студенческое братство». Вот что я прочла после войны в дневнике Гали Докутович: «Вот бы нам с Ириной Дрягиной создать экипаж… Я люблю ее… Нет лучше летчика, чем мой старый летчик — Ирина Дрягина».

Может быть, многие хотели летать со мной, потому что чувствовали во мне родственную душу и большое желание летать, летать. Я никогда не оскорбляла девочек за какие-то их мелкие недочеты. Когда было возможно, я первая начала давать управление штурману.

Я очень переживала, когда у меня забирали самолет, так как командир считала, что мне, как политработнику, не обязательно летать. Вот что вспоминает заместитель редактора фронтовой газеты С. С. Мунтян: «Видел однажды плачущего комиссара Ирину Дрягину — стоит посреди улицы, а слезы крупные, как горошины, катятся по лицу и, падая наземь, поднимают пыль… «Что с тобой, Иринка?» Иринка долго молчит, а потом, еще больше разрыдавшись, сквозь зубы говорит: «Забрали мой самолет, и я сегодня не летаю». Мне хочется смеяться, но жалко обидеть. Уж очень искренние и чистые слезы».

После битвы за Сталинград, где участвовали наши подруги летчицы на самолетах Пе-2, их перевели на наш фронт. Я узнала, что с их дивизией, летающей на пикирующих бомбардировщиках, к нам переведен и мой любимый парень — Евгений Силкин. Подвернулась оказия, и мне разрешили слетать к нему на аэродром, в Выселки. Командир его полка разрешил нам увидеться, так как знал, что у Евгения есть любимая девушка в полку ночных бомбардировщиков. В письмах мы довольно смело посылали друг другу поцелуи и обещания после войны вместе посмотреть фильм «Большой вальс» — это был наш пароль… Когда же встретились в его полку, то боялись дотронуться друг до друга, обняться, поцеловаться, а сидели и рассказывали друг другу о наших боевых делах. Так, у Евгения отказало (не выпустилось) колесо, и садиться на одно было очень трудно и опасно. Нужной высоты, чтобы выпрыгнуть с парашютом, не осталось. И он посадил свой самолет благополучно: спас дорогостоящий Пе-2 и жизнь экипажу. За это его наградили орденом Красной Звезды и отметили в приказе по дивизии.

Настало утро, а мы все говорили и говорили… Я пообещала ему, что когда слетаю в Саратов, то смогу прилететь на своем самолете и побыть с ним побольше. Возвращаясь из Саратова, я посадила самолет на аэродроме Выселки. Меня прибежала встретить моя школьная подруга Лена Лукина (из 125-го гвардейского полка имени М. Расковой) и сообщила мне страшное известие, что Евгений Силкин погиб накануне в неравном бою. Предложила мне переночевать в их полку, базировавшемся на этом аэродроме. Но я полетела со своим горем в свой полк. Мои боевые подруги уже все знали и встретили меня с большим сочувствием. А Галя Докутович даже записала в своем дневнике 21 августа: «Прилетела сегодня Ира Дрягина с Раей Ароновой, они летали за самолетом, который Ирине подарил институт. В Саратове, при вылете в полк, «забарахлил» мотор. Ирина посадила самолет на малюсенькую площадку, ну просто баскетбольную… Залетели в Выселки, и тут Иринке новый удар — Женя Силкин сгорел при выполнении боевой задачи» («Сердце и крылья». Минск, 1957).