Виктор Преображенский - Особенности национальной гарнизонной службы Страница 13

Подобное мгновенное и невиданное в войсках, пусть и формальное, повышение в воинском звании сыграло важную роль в моем становлении как настоящего военнослужащего. С сознанием величия и знаменательности событий, невольным участником которых мне пришлось стать, отбыл я на отведенное рабочее место, чтобы поразить неосведомленных о происходящем офицеров штаба, переодеться и заняться прямыми обязанностями до момента прибытия высокого гостя и сопровождающих его лиц.

«Сибирячок»

О том, что мне надо быть на вокзале, куда прибывал литерный поезд с маршалом и его свитой, я узнал буквально за час. На станцию я примчался с работы, наспех нацепив на себя повседневную офицерскую форму, понятия не имея, что в качестве участника проверки мне надо было, как минимум, иметь на себе китель, кавалерийские сапоги и кавалерийскую же портупею [7], сохранившиеся в армии со времен героической молодости прибывающего маршала. За мой «гражданский» вид меня поначалу чуть было не погнали назад, но потом вспомнили, что маршал любит, чтобы его встречали все, с кем он мог в дальнейшем общаться, и шуганув пару раз для острастки, спрятали в самом конце шеренги, выстроившейся на перроне перед тем местом, где должен был остановиться штабной вагон литерного поезда с живой легендой трех войн.

С трудом и не без интенсивной помощи порученца, генерал-полковника, главный инспектор ступил своими подгибающимися ножками на асфальт перрона, с чувством вдохнул воздух, пропитанный стойкими ароматами мест общественного пользования, и засеменил в сторону нашего строя. «Сми-и-ирна!» — скомандовал правофланговый — наш командующий и громко отрапортовал высокому гостю нечто, понятное только тем, кто провел в рядах Вооруженных сил не один десяток лет. Маршал лучезарно улыбнулся, пожал командующему руку и начал обход строя, милостиво кивая вытянувшимся перед ним по струнке местным генералам.

Стоя на левом фланге в непростительно легкомысленной для торжественности момента рубашоночке, я физически чувствовал, как растет напряжение у встречающих по мере того, как главный инспектор приближался ко мне. В тот момент, когда он остановился передо мной, воздух, казалось, был уже до предела пропитан электрическими зарядами, готовыми мгновенно разрядиться грозой, ураганом, тайфуном.

— Здравствуй, сынок, а ты что у нас — сибирячок? — ласково поинтересовался маршал после того, как я, предупрежденный о его плохом слухе, прокричал в ухо старичку свою фамилию.

— Никак нет, товарищ Маршал Советского Союза! — бойко проорал я в ответ, стараясь не смотреть на наших генералов, истекающих потом в сапогах и наглухо застегнутых и туго перепеленатых ремнями кителях.

— Ну вот, я же вижу, что сибирячок! — одобрительно улыбнулся маршал и потрепал меня по плечу. — Сибиряки — народ закаленный! Видишь, стоит себе в одной рубашечке и хоть бы хны, генералы твои повымерзли бы, небось, без кителей да теплого белья!

По страдальческому выражению лица нашего командующего, изнывающего в тридцатиградусной жаре, я понял, как приятно ему слышать то, о чем говорил маршал, и был несказанно рад, когда наконец мы стали рассаживаться по машинам. Как ни странно, место мне нашлось в «Волге» члена Военного совета, который молчал всю дорогу от вокзала до правительственной дачи, выделенной в распоряжение маршала, не зная, уничтожить меня немедленно или отложить экзекуцию на непродолжительное время. Спустя четверть часа гнетущей тишины эскорт прибыл во временную резиденцию легендарного полководца, где в его полное распоряжение был выделен огромный особняк с бассейном, кинотеатром, сауной и всем остальным, положенным по существовавшему в те годы «табелю о рангах».

— А где там мой сибирячок? — поинтересовался маршал, выбравшись не без помощи своего порученца и двух адъютантов из вельможного гостевого автомобиля, выделенного в его распоряжение местным ЦК.

— Я здесь, товарищ Маршал Советского Союза! — выпалил я, выпихнутый кем-то из генералов пред очи высокого гостя.

И вытянулся по стойке «смирно», судорожно соображая, не вызвано ли его внимание к моей скромной персоне некими особенностями сексуальной ориентации обладателя сотен боевых наград — опасения, к счастью, оказавшегося абсолютно беспочвенным. Маршал был одинаково равнодушен и к женщинам, и к мужчинам. Единственным предметом его страсти, как оказалось, были кони, на которых он более полувека назад водил в бой отважных красных кавалеристов.

— Вот и хорошо, сынок! Держись поближе ко мне, а то эти старые пердуны, — он кивнул в сторону наших генералов, вполне годившихся ему во внуки, — тебя здесь затопчут!

С этими словами старичок засеменил в помещение, где его бережно усадили в мягкое кресло и подключили к электросети: в китель, как я узнал позже, была вмонтирована специальная грелка, согревающая немощное тело маршала, испытывающего озноб в любых климатических условиях.

— Творожка бы… — неопределенно прошамкал прославленный полководец, и в то же мгновение толпа встречающих ринулась на кухню, чтобы успеть удовлетворить скромное желание проверяющего.

Через мгновение перед маршалом стоял небольшой столик, уставленный всевозможными яствами, а начальник тыла армии с почтением протягивал ему хрупкую фарфоровую пиалу, наполненную смесью творога со сметаной.

— Я отдельно хотел творожка, а отдельно — сметанки, — закапризничал маршал, вызвав новый переполох в ряду генералов, привычной рысью кинувшихся на кухню.

Еще мгновение — и перед высоким гостем склонились в земном поклоне уже два генерала. Один с блюдцем творога, другой — со стаканом сметаны.

— А я уже ничего не хочу! — вдруг заупрямился маршал и оглянулся в поисках кого-то. — А где там мой сибирячок?

— Здесь я, товарищ Маршал Советского Союза! — в очередной раз проорал я, выпихнутый в центр огромного зала кем-то из своих перепуганных начальников.

— Славно! — старичок улыбнулся мне. — Слушай, а какие-нибудь фильмы в этой ж… есть?

— Так точно, товарищ Маршал Советского Союза! — завопил я, вспомнив, для каких целей, собственно, здесь нахожусь.

Через пару минут мы все уже разместились в небольшом, человек на 150, кинозале, где, в очередной раз проинструктированный о плохом слухе маршала, я был посажен рядом с ним. Первой должны были крутить какую-то французскую комедию, которую я не видел раньше, что, признаться, вызвало у меня немалые опасения по поводу того, справлюсь ли я с переводом, если придется дублировать слэнг парижских клошаров или диалоги каких-нибудь марокканцев.

— А что это они делают? — поинтересовался маршал через пару минут после начала демонстрации фильма, глядя на экран, на котором крупным планом целовались мужчина в строгом темном костюме и очаровательная блондинка в простыне.

— Целуются, товарищ Маршал Советского Союза! — проорал я в ухо старичку и начал было так же громко выкрикивать перевод обычных для постельных сцен фраз, когда он вдруг положил свою сморщенную ладонь на мою руку и посмотрел на меня необыкновенно умными и проницательными глазами, на самом дне которых плясали веселые хитрые чертики.

— Можешь не кричать так громко, — тихо сказал он мне. — Я прекрасно слышу! Это они, — старичок неопределенно кивнул в сторону зала, — думают, что я совсем выжил из ума… Пусть думают! — И добавил громко, капризным старческим дискантом:

— Не хочу я это кино смотреть! Есть у вас кино про красных дьяволят?!

Persons grata

Старенький маршал до слез переживал, наблюдая за отважными подростками, воюющими с белым движением, и не угомонился до того момента, пока не просмотрел все серии этого увлекательного боевика отечественного производства, который, по словам порученца, был его любимым фильмом.

— Спроси у него, он в штаб сегодня пойдет? — осторожным шепотом попросил у меня наш обычно грозный командующий, понимая, что не может прервать увлекшее проверяющего занятие.

— Товарищ Маршал Советского Союза… — начал я.

— Зови меня Кириллом Семеновичем, сибирячок, — добро отозвался мой собеседник и, не поворачиваясь в сторону замерших в ожидании генералов, добавил:

— А им передай, что я сегодня никуда не пойду. Пусть там, в частях, мои офицеры поработают: они хорошо знают, как отодрать бездельников!

Наши и приезжие генералы на цыпочках удалились заниматься делом, а мы с маршалом и начальником политотдела армии, прятавшимся в темноте зрительного зала, подобно тени отца Гамлета, продолжили увлекательное занятие. Где-то к наступлению времени, когда по Первому каналу Центрального телевидения начиналась трансляция передачи «Спокойной ночи, малыши!», маршал начал клевать носом. Порученец и адъютанты предложили старичку баиньки, но он вдруг заупрямился и потребовал ужин.

Стол, к которому в итоге мне пришлось полувести-полунести прославленного полководца, поразил даже мое, привыкшее, казалось бы, по интуристовским временам к всевозможным формам роскоши воображение. Не было на кипенно-белой льняной скатерти разве что птичьего молока, хотя сам маршал лишь индифферентно покопался серебряной ложкой в овсяной каше и отпил пару глотков чая.