Алексей Матиясевич - В глубинах Балтики Страница 13

Почти непрерывно моросил мелкий холодный дождь. Часто наваливались густые полосы тумана. Лишь изредка проглядывало солнце, тогда лед нестерпимо сверкал, и мы надевали темные очки. Однажды, когда полосу тумана пронесло, в сотне метров от парохода показался белый медведь. Он поднял голову и удивленно смотрел в нашу сторону. Потом отошел чуть подальше, лег у небольшой, стоявшей ребром льдины и совсем слился с ней. Но в бинокль его можно было отлично рассмотреть. Казалось, он спал. Но именно казалось. Вдруг молниеносный прыжок — и мы увидели, как медведь тащит из-под льдины нерпу. Мощный удар лапы — и от затылка нерпы чуть ли не до задних ластов отделилась кожа с толстым слоем жира. Началась трапеза. Впервые мы видели такую картину. Через несколько часов мишка удалился. У этой льдины мы обнаружили круглую лунку, через которую на лед выползала нерпа. Вот тут ее мишка и караулил. От нерпы остались кости и мясо, а жир и ласты были съедены. Зверь был сыт и ел самое лакомое.

Пароходы продолжали дрейфовать. Как определил Я.Я. Гаккель, скорость дрейфа достигала 0,8 мили в час, а направление его часто менялось.

На четвертые сутки нашего вынужденного дрейфа на горизонте показался «Литке». Наконец он подошел к нам и поднял сигнал «Следуйте за мной».

Плохая видимость очень затрудняла движение. Иногда ледокол оставлял нас на месте, а сам уходил вперед на разведку. Потом, если позволял лед, мы шли к нему самостоятельно. Но подчас «Литке» вынужден был возвращаться, чтобы помочь нам стронуться с места.

9 августа «Литке» вывел пароходы в разреженный лед. Капитан обрисовал ледовую обстановку в восточном секторе Арктики. Дальше «Моссовет» мог следовать [64] без ледокола. Поблагодарив Хлебникова за оказанную помощь, мы пошли курсом к проливу Дмитрия Лаптева, а ледокол повел «Правду» в бухту Нордвик.

В районе дельты Лены и далее на восток нам предстояло пройти много миль по малым глубинам, и мы, на случай посадки на мель, приняли сто тонн забортной воды в балластные танки.

Идем полным ходом. Небо в тучах, солнце проглядывает на мгновения, но горизонта не видно, кругом мутные волны. Все электронавигационные приборы отлично работают. Лаг отсчитывает мили, эхолот показывает глубину под килем, работа гирокомпаса сомнений не вызывает — при каждом возможном случае я определял его поправку по солнцу. Много дней мы плавали, не имея возможности определиться, и теперь нам необходимо уточнить свое местоположение, но никаких ориентиров не видно. Бочек не сходит с мостика, до боли в глазах всматривается в туманный горизонт. Чтобы уточнить отправную точку, от которой проложили курс к проливу, я в десятый раз проверяю сложные расчеты ледового плавания. Расчеты оказались верными. Сначала открылся гористый мыс Святой Нос у юго-западного входа в пролив, а потом мыс Кигилях острова Большой Ляховский. Пролив прошли при хорошей видимости, слабый лед под северным берегом не явился помехой.

Восточно-Сибирское море встретило нас небольшой волной. На пути стали попадаться многочисленные стамухи, как называют льдины, сидящие на мели. Как правило, такие льдины бывают очень крепкими и представляют большую опасность. От удара с полного хода о такую льдину корпус парохода наверняка получил бы пробоину. На наше счастье, видимость была около мили, и мы, не сбавляя хода, обходили эти предательские льдины. У Медвежьих островов прошли через небольшую полосу льда.

Остров Айон миновали по чистой воде, но по всей северной части горизонта белела полоса сплошного льда. Вершина величественной и мрачной горы мыса [65] Шелагского была закрыта шапкой тумана, а у подножия горы бились волны. Эти места были особенно памятны Александру Павловичу Бочеку и мне по экспедиции 1932–1933 годов. Тогда лед стоял здесь непреодолимой преградой. Да и год назад, когда мы проводили эскадренные миноносцы, этот участок пути прошли с великим трудом. Но нынче нам повезло. Недавно работал крепкий ветер «южак» и отогнал льды от берега. Образовалась полоса чистой воды вдоль всего Чукотского побережья. Лишь в проливе Лонга встречались отдельные льды. Временами плотные полосы тумана закрывали горизонт и берег. Видимость уменьшалась до двух-трех кабельтовых, но, даже рискуя врезаться в плавучую льдину или полосу скопления льда, мы шли полным ходом. Приближался Берингов пролив. Слабый юго-западный ветер гнал низкие плотные облака, но видимость была хорошей, а море спокойным.

Когда пароход начал поворот на курс в пролив, мы увидели стадо моржей. Высоко поднимая клыкастые головы, моржи фыркали, ныряли и, обгоняя друг друга, плыли на пересечение нашего курса, не подозревая о грозящей им опасности. Пришлось сбавить ход, чтобы не врезаться в стадо и не погубить животных. Заметив пароход, моржи и не думали сторониться. Они, резвясь, повыше высовывались из воды и смотрели в нашу сторону. Застопорили ход и по инерции прошли между этими любопытными обитателями полярных морей.

Утром 15 августа прошли мыс Дежнева. Крест в память первооткрывателя мыса С.И. Дежнева и небольшой маячок, поставленные на гористом берегу, были закрыты туманом. До тех пор еще не было судна, которому удалось бы пройти от Новой Земли до мыса Дежнева за столь короткий срок — 23 дня!

В Беринговом море нас встретила крупная зыбь. Барометр начал падать, чувствовалось приближение шторма. Наши радисты неотлучно сидели в рубке и ловили сводки погоды, передаваемые американскими и японскими станциями. Неожиданно они услышали [66] сообщение о том, что пропал самолет Леваневского Н-209, совершавший перелет из Москвы в Америку через Северный полюс. Ледоколу «Красин», стоявшему в Чаунской губе, предлагалось немедленно следовать к мысу Шмидта, взять там дежурный самолет ледовой разведки и пойти на розыски машины Леваневского. Мы не знали подробностей полета и впервые услышали об аварии. Радисты занялись перехватами экстренных сообщений.

Многие моссоветовцы были хорошо знакомы с Леваневским и его экипажем. Я подружился со штурманом этого экипажа Виктором Левченко во время Северо-восточной полярной экспедиции 1932–1933 годов; он летал на бортовом самолете парохода «Сучан». Энергичный, неизменно веселый, Левченко всегда активно участвовал в наших самодеятельных вечерах во время зимовки. Не хотелось верить, что он и весь экипаж Н-209 погибли. Но радиосообщения не приносили никаких обнадеживающих известий...

«Моссовет» продолжал идти полным ходом на юг. Шторм от норд-оста нагнал нас уже на подходе к Петропавловску, у мыса Кроноцкого. Огромные волны обрушились на пароход. Перед штормом я и боцман Леднев проверили крепление палубного груза, но волны оказались сильнее. Две огромные железные бочки с машинным маслом сорвались с места и с грохотом катались по кормовой палубе. Пришлось на время уменьшить ход. С риском быть смытыми за борт, матросы Андржеевский и Гаскевич вместе с боцманом поймали бочки и закрепили их. Я еще раз проверил крепление всего палубного груза, оно оказалось в порядке. Снова пошли полным ходом.

Но вот и Авачинская бухта. Здесь, под прикрытием берега, пароход не качало. Взошедшее солнце осветило крутые берега, покрытые яркой зеленью; лето было в разгаре. Рано утром 20 августа, когда мы вошли в ковш Петропавловского порта и подали швартовы, город еще спал. В 7 часов улицы ожили, появились пешеходы, машины, велосипедисты. У порта открылся газетный киоск. Около него вмиг выросла очередь [67] за «Камчатской правдой». Целая страница газеты посвящалась приходу «Моссовета». На видном месте была помещена статья А.П. Бочека о нашем рейсе, переданная еще с моря по радио.

Около 8 часов утра на причале собрались портовики, представители партийных и советских организаций, чтобы приветствовать моряков, впервые в истории мореплавания прошедших с запада Северным морским путем в небывало короткий срок. Ведь всего месяц назад «Моссовет» провожали в дальний путь мурманчане! Митинг был кратким. Гремел оркестр. Очаровательная девушка, представительница комсомолии, поднялась по трапу на борт и преподнесла капитану Бочеку огромный букет красивейших камчатских цветов. Я стоял рядом и заметил, что Александр Павлович был очень взволнован. Он поклонился и прижал букет к груди. Под звуки веселого марша сразу из двух трюмов началась разгрузка парохода.

Так завершился первый этап этого необычного рейса. Мы прошли 6900 миль, из них около 2800 по арктическим водам.

В разгрузке парохода кроме портовых грузчиков участвовали представители учреждений, рыбаки, комсомольские группы. Судовые лебедки гремели непрерывно. Палубная команда сдавала груз получателям и по мере освобождения трюмов производила осмотр бортов и льял. Трюмы оказались сухими — груз доставили в полной сохранности.

У машинной команды дел тоже было по горло. Требовалось осмотреть главную машину, произвести чистку обоих котлов, проверить всю арматуру. Стармех Терентьев, засучив рукава, тщательно проверял движение главной машины и подшипники линии вала.