Глеб Бобров - Осколки Страница 13

Ф-1

Ах, как страшно. Змеюкой мороз по спине,Сердце в диком отчаянье бьется.Средь обломков лежат — те, кто был на броне,Автомат не стреляет — плюется…

Раскаленным гвоздем ткнуло в ногу и в бок,Ах ты, дьявол! теперь не подняться.Совершил автомат свой последний плевок,И чечены уже не таятся.

Окружили. Смеются. Достали ножи,Липким ужасом сковано тело…Эй, с повязкой, колечко на память держи,А скоба-то уже отлетела…

До рассвета

Больно нестерпимо!Дайте сигарету!В этот раз не мимо…Только б до рассвета…

Все плывет в тумане,Горьковато-звонком.Вот мой дом, вот мама,Я ещё мальчонка…

От крыльца дорожка,Прямо на полянку.Дедова гармошка,Старая «тальянка»…

…На щеках чужие,Жесткие ладони…Здесь, ребята! Жив я!Отстегните «броник»!

Подожду. Конечно.Только все сильнееХолодом нездешнимПо ладоням веет…

И ногам прохладно…Только б до рассвета,Дотянуть бы надо,И до лазарета…

Утречком подмога,Солнцем обогрета.Не дожил немногоПарень до рассвета…

Те, кто был

Вкусившие смертей,Кричащие ночами,Царапают людейБездонными глазами.

В тугом и злом бреду,Ослепшие без света,Накликают беду,Просящие ответа.

Свой, пепельный туман,Ревущий зев откроет,Рубцы жестоких драмНаполнят сердце гноем.

С далекой стороны,Злой ветер вновь иссушит,Коррозией войныИзъеденные души…

Спасибо, друг…

Спасибо, друг, что ты зашёл,И, как всегда,Я даже не накрою стол,Вот ведь беда!

А помнишь…лет тому назад,В чужих горах,Нас убивали. Помнишь, брат?И видишь в снах?

Как в нас стреляли с трёх сторон,И взвод редел.И нам помочь никто не мог,Иль не хотел…

Метались звёзды трассеровСредь мёртвых тел,И голос ледяных ветровПо-волчьи пел.

Качнулось эхо, окативТугой волной,Смертельной сталью зацепивИ нас с тобой.

Пронзительно, как жажда в зной,Уж сколько лет…Я радуюсь, что ты живой,…а я вот — нет.Снова тревожно, не спится ночами,Чудятся выстрелы, взрывы во мгле,Снова незримая смерть за плечами,И не дает позабыть о себе.

Крик удивленный на грани разрыва,Губы сухие слезой оросив,Лопались вены вдрызг от надрыва,Малый кусок от судьбы откусив.

Мозг воспаленный в жестоком тумане,С тихой мольбою к яркой звезде,Что пережито — останется с нами,Ну, а сердца — на проклятой войне.

Нету от бреда ночного спасенья,В ранах душевных снова саднит,Мечется разум в слепом раздвоенье —И, вроде жив, но как будто убит…

Николай Сундеев

Николай Владимирович Сундеев. Поэт, издатель, журналист. Родился в Молдавии. Работал в прессе, затем — редактором в книжном издательстве. Был членом Союза писателей СССР. В 1992-93 гг. издавал и редактировал первую в Молдавии литературную газету на русском языке «Строка». Автор вышедших в разные годы семи поэтических книг и книги документальной прозы. Стихи печатались в периодике и альманахах ряда стран. Член Международного ПЕН-Клуба. С 1994 года — в США. Живет в Сан-Франциско. Главный редактор еженедельной газеты «Кстати» http://www.kstati.net/

Напряженье

(Конец 80-х, Кишинев)

Прошиты днивибрирующей нитьюнадрывных слухов.Я не верю им.Не верю, что пора кровопролитьясгущается над городом моим.

Но все жнепредсказуемым разбродомгрозит разбухшая, как никогда,вражда не между властью и народом,а межнациональная вражда.

Этой ночью тревожнойдумал: слухи не так уж глупы,и казалась возможнойсмерть от рук разъяренной толпы.

Этой ночью бессоннойвсякий — близкий, далекий ли — звукдля души напряженнойбыл предвестьем неслыханных мук.

Пронеси ее мимо,Боже, дикую эту волну!

…Страх ни с чем не сравнимый —страх за сынаи дочь, и жену…

В чем-то ты уже не тот,и в душе —следы надломов,потому что прожил годв ожидании погромов.

Страшен поворот судьбы —рев национал-стихии,бесноватый клич толпы:«Чемодан — вокзал — Россия!»

Русский — оккупант и зверь,вот и весь их сказ недлинный.

…Вновь стиральною машинойподопрешь входную дверь

на ночь;будет под рукоймолоток — твой друг надежный…

В чем-то тыуже другой,ибо понял: все возможно.

Человек не можетбыть самим собой:человека гложетстрах перед толпой.

Ночь угрозой дышитс четырех сторон.Топот ног он слышит,вопли, стекол звон…

Он в окно слепоесмотрит, в злую тьму.

Нет ему покоя.Жизни нет ему.

Вот он,час испытаний,он уже начался.И потерь, и метанийпролегла полоса.

Нету выбора, нету,нет иного пути:мне пристрелянной этойполосою идти…

Сполохи

…на той войне незнаменитой…

Как отрывался с кровьюя от тебя, страна…Войною в Приднестровьедуша обожжена.

Летя другой орбитой,живя в стране иной,все с той,незнаменитой,не расстаюсь войной.

У отчего порога —безумья торжество…Страшней того урокане знаю ничего.

(Дубоссарская развилка, декабрь 1991 г. За три месяца до войны в Приднестровье)

Этот взвод ополченцев-рабочихвзят обманом и смят, и на томставить точку бы,но — пулеметчикна посту милицейском пустом…

Понимал: безнадежное дело —против многих стоять одному,но стрелял он,пока не влетелапуля в грудь. И свалился во тьму…

И повис над сумятицей, в дыме,неожиданный миг тишиныв этой схватке своих со своимина обломках великой страны.

…И прикладами в остервененьестон его забивали глухой,и когда волокли,о ступенибился мертвою он головой.

Нет, не детям —и так им давит на темяэтот воздух,в котором металл и дым —о том, какое страшное было время,внукам расскажем своим.

Это будет пропахшая кровьюсказка-быльо жестокой и грязной войне.А дети наши к словам«обстрелы» и «Приднестровье»уже привыкли вполне.

Как мы металисьв узком пространстве нашем,выход ища,и как страх пожирал нас живьем —мы обязательно внукамоб этом расскажем,если до них доживем.

Хороши эти вишни в цвету,хороши эти быстрые птицы,набирающие высоту,чтобы с небом сияющим слиться.

Смута смутой,войною война,а природа свое не упустит:все равно наступает весна,будто нет этой боли и грусти.

Будто ветра веселая прытьобещает нам лучшую долю…Невозможно весну отменить.И теплеет душа поневоле.

Пятый месяц под огнемдом родительский, а в нем —папа с мамой… Ночь за ночьюбьют орудия, и с крышчерепицу сносят —в клочьяразорвав ночную тишь.

…Пережив одну войну,на которой так досталось,разве думали — под старостьугодить в еще одну?Неожиданна и злаи бессмысленна вторая —на окраине, у краяДубоссар, где жизнь прошла…

Прорываются сквозь мглувести из недальней дали:в коридоре на полуспят в одежде. Исхудали.Ночь за ночью, день за днемне могу ничем помочь я.День за днеми ночь за ночьюпапа с мамой — под огнем.

Беспорядочно-надсадные,хлещут яростно и злоочереди автоматныепо Садовой и Лазо.

И, безжалостно изранена,ожидает новых беддубоссарская окраина —та, родней которой нет…

(Дубоссары, август 1992 г.)