Анатолий Полянский - Война - судья жестокий Страница 13

Но и он, как я давно заметил, опасался Вышневца и никогда на него не наезжал, даже в наряд редко ставил.

Мы ехали уже, наверное, полчаса. Неугомонный Букет по этому поводу не преминул заметить, что далеконько, мол, удрапал, судя по всему, этот мерзавец. И тут машины встали, да так резко, что не ожидавший этого Арончик пребольно боднул меня кумполом в подбородок.

— Прости, Костенька, — пробормотал Лева.

— Поаккуратней надо быть, — буркнул я, потирая пальцами ушибленную скулу. — Так и покалечить недолго…

По команде «Выходи!» мы высыпали из кузовов и сгрудились возле машин. Было еще довольно темно, но небо на востоке заметно светлело. Взводные развели нас по направлениям, указанным капитаном Боярышниковым. Вытянувшись в цепь, довольно пока густую, чтобы можно было разглядеть соседей справа и слева, мы осторожно двинулись по лесу.

Минут через двадцать откуда-то вынырнул ротный, сказал, что справа скоро будет просека. Она свежевспахана. Не исключено, что беглец оставил там следы, поэтому смотреть особенно внимательно.

Вскоре мы действительно вышли на широкую просеку, на которой лежали столбы. Очевидно, здесь собирались ставить высоковольтную линию электропередачи. Но сколь тщательно мы ни обследовали здесь землю, никаких следов не обнаружили.

— Ускорить движение! — скомандовал Боярышников.

Рассвело уже настолько, что стали видны кусты между деревьями, о которые мы то и дело спотыкались, и глубокие впадины, куда можно было запросто загреметь и трахнуться башкой о какой-нибудь пень.

Прошло еще около часа. Поиск продолжался, но ни малейших признаков беглеца обнаружить не удавалось. И вдруг!.. Когда мы вышли к ручью с заболоченными берегами, заросшими камышом и осокой, Зарубин остановился и закричал:

— Сюда все! Есть! Тут он был, глядите!

Мы бросились к сержанту. На топком берегу ручья отчетливо выделялся длинный след и рядом широкие вмятины.

— Точно, — прогудел Сом, подошедший вслед за ротным. — Тут он шлепанулся. Видите вмятинку? — показал старшина на овальную ямку. — Це ж явно от автоматного приклада. Он як вставал, на оружие опирался. — В речи прапорщика частенько проскальзывали украинизмы. Сомянин хоть и был чистопородным русаком, но родился и вырос на Полтавщине.

— Не знал прежде за тобой способностей следопыта, Иван Прокофьевич, — усмехнулся Боярышников, — но, по-видимому, ты прав.

Он поглядел на компас, надетый, как часы, только на правую руку, и сказал, что направление беглеца угадано точно. Теперь важно поскорее выйти к железнодорожной станции, находящейся в десяти километрах отсюда.

— Мы его еще догоним, товарищ капитан, — заметил Зарубин, — только пошустрее нам надо…

— Именно пошустрее, сержант, — отозвался ротный. — Вперед, товарищи, далеко уйти он не мог.

Следующие минут сорок мы бежали рысью. Дышать стало тяжело, гимнастерка взмокла от пота. Местность постепенно повышалась, и двигаться пришлось практически в гору. Внезапно лес кончился, перед нами открылась широченная поляна, покрытая высокой травой и редким чахлым кустарником. Но едва мы выскочили на открытое пространство и остановились на минуту передохнуть, как раздался дробный стук, который не спутаешь ни с каким другим. Это была автоматная очередь — одна, за ней другая.

— Вот он! — крикнул Зарубин, падая и срывая с плеча автомат. — Догнали сволочугу!

— Ложись! — скомандовал ротный. — Огня не открывать! Надо взять его живым!

Мы залегли, готовые в любую секунду прошить огнем всю опушку леса. Так и хотелось нажать на спусковой крючок и стрелять, стрелять, пока эта мразь не будет изрешечена пулями. Пожалуй, у меня впервые появилось такое жгучее чувство ненависти. Встреться мы сейчас с Валетом один на один, я бы, не задумываясь, всадил в него автоматную очередь. Это ж надо — открыть огонь по своим товарищам!

Солдаты лежали, готовые ко всему: и к броску вперед, и к немедленному обстрелу леса, где засел Валет, но новых очередей оттуда не последовало.

— Экономит патроны, гад, — смачно сплюнув, сказал лежащий рядом со мной Зарубин. — Их у него не так уж густо. Ждет, наверное, когда поднимемся.

— По-пластунски вперед! — приказал Боярышников и первым двинулся к лесу, не поднимая ни головы, ни зада. Действовал он очень ловко, извивался ужом. Лишь по шевелению травы можно было издали догадаться, что кто-то ползет.

Мы последовали его примеру. Не с такой сноровкой, конечно, но ползли довольно быстро, хотя давалось это, прямо надо сказать, с большим трудом. Однако выстрелов со стороны опушки леса больше не раздавалось.

— Товарищ капитан, — окликнул ротного старшина, — сволота наверняка лишь перелякать нас хотела, а сам вже смылся. — Сом приподнялся, намереваясь вскочить, но Боярышников остановил его повелительным окриком:

— Лежать! Хочешь, прапорщик, пулю словить? Не хватает нам еще потерь, с меня ведь голову снимут. Двигаться только по-пластунски!..

Так мы на брюхе и пропахали эту поляну. Лишь когда очутились среди деревьев, ротный разрешил встать. В лесу не раздавалось ни единого постороннего звука, только мирно чирикали птицы да слабо гудели трогаемые ветром вершины разлапистых сосен.

— Ось я и говорил, пугал он нас, чтоб время выиграть, — с досадой сказал старшина. — Теперь его и след простыл.

— Ладно тебе каркать, Иван Прокофьевич, — прикрикнул на него ротный. — Короткий перекур — и вперед, да поживее!

Дальше лес пошел гуще, и был он каким-то диким. Кроны деревьев тесно переплелись, образовав сплошную зеленую крышу. Сквозь колючий кустарник продираться было трудно, темп движения, естественно, замедлился. Ладони были исколоты ветвями жимолости и боярышника. Заросли приходилось раздвигать руками, отчего они зудели, точно обожженные.

Солнце поднялось довольно высоко над лесом, когда мы вышли наконец к железной дороге, ни разу больше не наткнувшись на следы беглеца. Когда же и на станции сказали, что никто из посторонних тут не появлялся, стало ясно: Валет сумел-таки уйти от погони. Как ему это удалось, куда он мог деться, трудно было сказать.

— Як сквозь землю провалился! — в сердцах пробубнил Сом. — Может, свернул где, товарищ капитан, — и сторонкой, сторонкой?..

— Как такое могло случиться, — нахмурился Боярышников, — если мы шли с таким большим захватом? Ширина его составляла не менее километра. Для того чтобы обогнуть фланг, нужно время, а его-то у Вышневца и не было!

И тут у меня мелькнула шальная мысль: не воспользовался ли Валет тем, что мы перли напролом, считая его стремящимся как можно скорее выйти к железной дороге. Пока мы торопились двигаться вперед, гад мог легко взобраться на дерево и спрятаться среди листвы. Пропустив нас под собой, он преспокойно спустился вниз и мог уйти в любом направлении. У нас была одна дорога, а у него десятки… Когда я высказал эту догадку ротному, тот едко заметил: «Хорошая мысля приходит опосля».

— Чтоб тебе, Иванцов, раньше до этого додуматься, — сказал Боярышников. — Ты ж у нас хоть и разгильдяй, а головастый.

Он посмотрел на меня с укором и еле приметно усмехнулся. Отношения с ротным у нас сложились своеобразные. Во время занятий я любил задавать каверзные вопросы, а Боярышников терпеть не мог, когда его прерывали. Но вскоре он понял мою тактику и как-то после очередной «почемучки» гневно сказал: «Ох и разгильдяй ты, Иванцов! Гонять тебя надо как Сидорову козу. Запомни раз и навсегда: армия не уму учит, а дурь выбивает…»

Так ко мне и пристала эта кличка. Кто в роте больший разгильдяй? Конечно, рядовой Иванцов. Я не обижался. «Пусть будет так, — думал я, — в этом есть даже какой-то шарм. Имеются в подразделении лучшие стрелки, отличные спортсмены, непревзойденные прыгуны с парашютом, так почему не быть первостатейному разгильдяю!»

Нарядов поначалу я хватал больше всех. Меня и Боярышников наказывал, и Сомянин беспрерывно на кухню гонял, и взводный — лейтенант Наливайко — свою долю вносил. Пока «карасем» был, столько картошки перечистил, полов перемыл да клозетов выгреб — не счесть. Только перейдя в разряд «годков», стал не так мытариться. Меньшим разгильдяем я, конечно, не стал, но разгильдяй со стажем — уже кое-что, с таким солдатом считаются. К тому же с ротным неожиданно стали складываться иные, более сложные взаимоотношения. Но об этом позже.

— Может, вернемся и пошукаем еще в лесу? — предложил Сом.

— Бесполезно, — махнул рукой ротный.

— Попытка — не пытка, товарищ капитан, — поддержал прапорщика подошедший взводный.

Наливайко смотрел на ротного сверху вниз, потому как был на голову выше. Правда, коренастый, крепко сбитый капитан с мощными мускулами и широченными плечами выглядел негнущимся дубом, тогда как длинный, тощий, с круглой головой на длинной шее лейтенант походил на тростинку. Наливайко только осенью окончил училище и был на добрый десяток лет моложе Боярышникова.