Павел Цупко - Над просторами северных морей Страница 13

«Петляковы» собрались вместе, и ведущий начал поисковую «змейку». Вскоре они были возле конвоя, пролетели вдоль его строя, зашли по курсу — посмотреть, нет ли вражеских подводных лодок, снова вернулись к середине и начали выписывать «восьмерки» барража. Время опять будто замедлило свой стремительный бег.

Оперативная обстановка в квадрате конвоя была относительно спокойной. Экипажи истребителей дважды обнаруживали одиночные самолеты противника, но они держались на удалении и попыток атаковать корабли не предпринимали. Однако «Петляковы» были все время начеку.

Между тем конвой втянулся в горло Белого моря, и противник исчез. Время было возвращаться домой. Богомолов подал сигнал, и самолеты перешли в набор высоты, пробили слой облаков и так за облаками прилетели в Энск.

С аэродрома передали: «У нас туман. Следуйте на базу.

Через час с небольшим оба Пе-3 благополучно сели на острове. Погода здесь была сносная.

А в Энске истребители попали в плен к туману. Вот когда пригодилась вторая эскадрилья 13-го авиаполка, предусмотрительно оставленная в резерве командующим ОМАГ. Лучшие ее летчики немедленно были включены в патрулирование над приближающимся конвоем. Экипажи, сменяя друг друга, закружились в охране судов. К ним присоединились прилетевшие из Энска Богомолов и Усенко.

Между тем конвой прошел Белое море, и его суда бросили якоря напротив острова Мудьюг. Головной транспорт сразу направился под разгрузку.

Однако немцы не оставили попыток добить спасенные суда семнадцатого конвоя. Посты СНИС и ВНОС[3], расположенные на побережье морей и на островах, дозорные корабли и экипажи патрулирующих истребителей в разных местах и в разное время обнаруживали крадущихся вражеских разведчиков, настырно пытавшихся проникнуть в районы стоянки и разгрузки судов. Поэтому вся система противовоздушной обороны Архангельска работала с полной нагрузкой, отгоняя и уничтожая врагов.

Понятия день и ночь окончательно спутались не только оттого, что над северными широтами господствовал длинный полярный день, но и потому, что полеты не прекращались круглосуточно. Летчики 13-го уже вжились в непривычную обстановку и время суток отмечали больше по привычке, чем по надобности, продолжая летать и летать.

Полярное лето не баловало хорошей погодой и район Архангельска. Вот и сегодня с утра край слоисто-дождевых облаков не превышал высоту полутора тысяч метров. Сплошной завесой они почти неподвижно висели над аэродромом, островом, всем районом. Поеживаясь от сырости и прохлады, Усенко с Гилимом быстро шагали по мокрой тропе к стоянке своего самолета. Лужи от недавно прошедшего дождя еще не высохли, и под сапогами чавкала жидкая грязь. Настроение у Константина было прескверным. Сырая погода донимала его: опять саднили рубцы заживших ран, а в кости поврежденных рук и ног прочно вселилась ноющая боль, от которой не было покоя даже во время короткого отдыха.

Плохое настроение командира звена заметил бомбардир. Он шагал рядом, не зная, чем помочь боевому другу. Потом решился начать разговор:

— Отчего ты такой хмурый, Костик? Не заболел ли? Может, что случилось? Поделись, авось помогу.

— Отстань! Ничего не случилось! — грубо ответил тот и, чтобы смягчить неоправданную резкость, спросил более миролюбиво: — С чего ты взял? Вес в норме!

— Не слепой. Знаю тебя два года, присмотрелся. У тебя ж все на лице написано… Дурные вести от родных?

— Откуда? Они ж в Донбассе, а там немцы, сам знаешь. — Летчик безнадежно махнул рукой и тяжко вздохнул. Потом сбавил шаг, заговорил спокойнее: — Впрочем, ты, Шурик, прав. Настроение у меня ниже среднего. Понимаешь? Бесит: летаем-летаем, а все без толку. С фрицами фактически встретились всего раз, да и то на расстоянии! Попробуй попади в него за пять километров! А для меня сейчас главное — уничтожать их.

— Ты не прав, командир. Для нас с тобой главное — не гоняться за каждым фрицем, а охранять транспорты, обеспечивать их разгрузку. Слышал, как комиссар на партсобрании говорил, что после неудач под Харьковом и в Крыму на фронтах не хватает тяжелого вооружения, танков, орудий…

— Слышал! Не глухой! — опять сорвался Усенко и раздраженно заговорил: — Понимаю, что наши эвакуированные заводы не могут в такой короткий срок восстановить все потерянное, что нужно выиграть время, что позарез надо сохранить все то, что удается заполучить у союзников. Согласен! Но почему этим должен заниматься я, фронтовой летчик? Почему? Мне не нравится такая война, какую мы здесь ведем. Я хочу в бой, понимаешь? Мое место как коммуниста там, где всего труднее. Значит, на юге! Ты это можешь понять?

— Дошло! Я ж не лапоть, тоже кое-что соображаю, хоть и бомбардир…

— Шур, да ты не обижайся! Я ж хотел…

— При чем тут моя обида? Ты думаешь, у меня желание другое? Думаешь, я не хочу на настоящий фронт, в пекло? Или другие ребята не рвутся туда же, как твои дружок Саша Устименко? Вспомни, Костя, меня ранило намного раньше, чем тебя. Нога не дает покоя, да и не расквитался я еще за нее. Жду этого часа! А пока… зажал свои чувства, терплю. Приказ.

— Знаю! — опять, махнул рукой летчик и зашагал так быстро, будто убегал от беспокойных мыслей.

Я тоже за дисциплину. Готов, раз надо! Но я не согласен в другом: почему мы утюжим воздух, ждем, когда фриц изволит пожаловать, а не упреждаем их налеты? Разве нельзя собрать нас всех да врубить по их аэродромам, чтобы на корню? Сразу!

— Наверняка такую задачу решают другие полки ОМАГ. Как думаешь, куда летает бомбардировочная дивизия из АДД?

— Вот и я хочу туда же! С ними! А меня — облака утюжить! Тьфу! Ты разве забыл, как мы с тобой на Пе-2 с пикирования долбали точечные цели в Ельне, Ярцеве, Смоленске?

— Не горюй! Чует мое сердце, а оно вещее, сегодня будет работенка и в нашем качестве. Видишь, какая погода? Фрицы ее любят! Можно незаметно подойти в облаках, вынырнуть, ударить и удрать — самая излюбленная их тактика исподтишка. Так что придется нам держать ушки на макушке! Вертеться!

Усенко с сомнением оглядел хмурый небосвод, покачал головой:

— Едва ли! Они привыкли воевать интеллигентно, чтобы за ворот не капало да с перерывом на обед. Рисковать не любят.

— Хочешь пари, что будет по-моему? Ну?

Константин обернулся, пытливо поглядел в глаза друга.

— Все обогащаешься? Сначала шлемофон, а теперь что?

— Шлемофон я, между прочим, уже вернул Устименко. То ж была шутка. А с тобой всерьез: на… хорошее настроение? Идет? Ставлю кобуру, она у меня везучая! Ну-у?

Пилот с минуту думал. Потом резко протянул руку:

— Давай! — Глаза его горели азартом борьбы.

Гилим усмехнулся, неторопливо, будто выигрывая время, пожал руку и сказал безапелляционно:

— Что и требовалось доказать! Я выиграл! Посмотри в свои глаза, если не веришь! — Он вытащил из кармана небольшое зеркальце. — Повеселели! Вот такого я люблю.

Воздух по-прежнему был промозглым, с облаков срывались холодные капли начинающегося дождя. Со старта взлетели остроносые МиГи.

Летчики заканчивали осмотр и приемку у техников самолетов, когда дежурный по стоянке передал приказ:

— Летному составу собраться к машине командира полка!

Дождь прекратился. С плоскостей крыльев, с фюзеляжей и с моторов еще стекали струйки воды, когда Усенко с Гилимом подошли к командирской машине. Возле нее стоял исполняющий обязанности командира второй эскадрильи капитан Кузин, его штурман Родин и сержант Киселев с бомбардиром звена лейтенантом Ананьевым. Константин хорошо знал этих летчиков: с ними он начинал службу в Белоруссии, воевал в Подмосковье, а с Киселевым познакомился в марте этого года в Балашовском авиаучилище, когда тот был курсантом. Сейчас он летал у Кузина ведомым.

Летчики тепло поприветствовали друг друга, пошли расспросы. Вокруг шумела небольшая толпа — как всегда перед вылетом, у самолетов собрались авиатехники, механики, штабные работники. Все ждали флагманский экипаж: майор Богомолов и капитан Серебрян были вызваны в штаб ОМАГ.

Усенко увидел Владимира Цеху, поздоровался.

— Опять в море? — поинтересовался техник и потянулся за „летным“. — Надолго? „Маленькие“, — показал он в сторону одномоторных истребителей, — летают восьмерками. А раньше только двумя парами. Что-то серьезное ожидается?

— Придет комполка, узнаем.

В соседней группе раздался дружный хохот.

— Родин травит! — прислушался Цеха и предложил: — Пойдем послушаем! Вася мастак поднимать настроение.

Усенко прислушался.

— Что вы, Петя? — громко говорил Родин. — Когда речь заходит о вашем училище, я — хенде хох! Обучают там на высшем уровне! Специалисты к нам приходят превосходные, всегда, вот как ты, все знают! Но все же, не посчитайте за проверочку, так, на засыпку один вопросик, разрешите?