Антон Блажко - Единственный чеченец и другие рассказы Страница 13

Именно эта ночь, а не внезапная даже схватка, трехногое ковыляние по камням в ожидании выстрелов или приключение с БТРом запомнилась главным кошмаром. Теряя сознание, боец стих, и Федорин прикорнул на нем, вскинувшись с ужасом — задавил! Тряся его куклой, припал к запекшемуся горькому рту и вгонял собственное дыхание, пока не вернул к жизни, заставив издать наконец хриплый звук. Смертельно окоченев, Федорин пытался разжечь костер с помощью найденной у Воронова подтирной газеты. Влажная слипшаяся бумага не занималась, нагревшееся колесико зажигалки обожгло палец, он выронил огниво и еле нашел, обшарив на коленях всю землю около них. Собирал на ощупь ломкие сухие прутики, которые едва тлели и гасли один за другим, померцав рубиновыми точками, потом кончился газ. Примирившись с неизбежной кончиной, Федорин валялся, обняв бойца, дрожа и корчась, пока не обнаружил вдруг, что вокруг засерело. Когда различились ближние деревца и купы росистых папоротников, адским усилием, сгребшись на четвереньки и едва разогнувшись, встал, шатаясь и отчего-то заикав. Чувствуя внизу боль, трудно отлил в сторону и, не застегивая штанов, стал поднимать бойца.

-----------------

Развернувшись под углом к выщербленному асфальту, бэтэры замерли в ряд на широкой обочине, переходившей за спиной в склон холма. До прибытия колонны оставался неопределенный бездеятельный срок. Разрешив войскам давить «сухарь» и греть чаи на паялках, имевшихся в каждой машине, или солярных костерках, Баранов сел в проем откинутой дверцы своего «коробкар». День только начинался, из темноватого нутра веяло бензиново-масляным теплом. Настроение у командира было паршивым.

По обычаю притопал зачуханный молодой солдат с кружкой чая поновее, без выщерблин, и банкой килек:

— Покушайте, товарищ капитан. Может, с нами захочете, второй взвод кашу греет?

В речи парень напирал на «г». Расторопные бойцы упромыслили, верно, бачок-другой вчерашних остатков с кухни. Каждый выживал здесь, как мог…

— Спасибо, рубай сам. Долго не рассиживайтесь, мало ли когда эти прибудут.

Организм принял с утра только ковшик ледяной воды, стоявшей в бадье у офицерской едальни. Дорожная тряска перебаламутила вчерашнюю дрянь, в самую пору было хлебнуть еще из фляги и прочистить канал где-нибудь в стороне способ верный, особенно если после влить горячего чифирку. Баранов избегал есть с бойцами на выездах, когда они сами делили на двоих-троих 325-граммовые жестянки, содержащие наполовину сок с жиром либо останки неведомых рыб, и по счету кусочки сахара, искрошенного в пути. Что за государство и армия, где солдаты, идя в бой, не могут вдоволь нажраться пусть бульбы, но сваренной нормально с мясом, а не вечного "перегноя"-сухпюре и кислой капусты, распаренных до непотребства? Почему не отследить, чтобы доходили по норме хотя бы эти несчастные консервы с требухой, сгущенка по банке в пасть ежедневно? Еще трендят что-то о профессиональных войсках, мировом уровне, беря в пример Штаты. За брошенного на погибель ратника, не говоря офицера, тамошний генерал расстался бы с местом, здесь же… Тьфу!

Одернулся — будто сам не виновен. Мог ведь, обязан был проследить за всем лично, став на час главным в батальоне. Первая заповедь, вдалбливаемая с училищ изустно и на практике — пересчитывай головы даже после минутного роспуска в сортир. Там, на месте, удалось бы что-нибудь организовать, тем более когда власть фактически принадлежала командирам ВВшных сил. А, чего теперь…

Поджидая «ленту», машины сопровождения занимали одну и ту же позицию в назначенном пункте, где трасса начинала плавный подъем к уступам передового хребта. Левее тянулась зеленка, чахлая рощица на продувном склоне. Настоящие заросли кучились ниже, в невидимой за перегибом ложбине, и раскидывались затем плащом на весь ближний отрожек. По другую сторону разбитой дороги начиналась равнина, бывшие колхозные поля, заросшие буйным сором. Кому она понадобилась, эта независимость и война, какие шири раньше запахивали, в селах стоят разбитые дворцы-особняки, народ здесь нормально жил… Бэтэры всякий раз обосновывались на проплешинах от собственных протекторов, многие сознавали опасность, но сменить установленный порядок все как-то не получалось. В конце концов мина рванула прямо под колесом, не пострадал никто только чудом. Полдня возились с машиной, держа колонну на солнце мишенью среди гор — каждый не имел права двигаться без другого, вытаскивать БТР пришлось на сцепке малым ходом. Баранов с тех пор всякий раз менял стоянку на выположенном скате приткнувшегося к дороге бугра. Не нравилась ему также близость леса, но выбрать дислокацию по собственному усмотрению не дозволялось.

Отправленный с биноклем наверх дозор при появлении колонны давал знак и скакал вниз, чтобы усыпанные людьми «коробки» могли сразу пристроиться к ней на ходу, ибо постоянная задержка на одном и том же участке была только на руку врагу. Потянувшись вытереть о траву ботинок, к которому прилипла неизвестная дрянь, Баранов выпрямился, и в этот миг с горы за спиной бухнул громкий выстрел. Били в правый топливный бак командирской машины, стоявшей первой в ряду как на заказ, но что-то подвело целившего — выучка ли, твердость руки. Крупнокалиберная пуля «антиснайперской» винтовки, возрожденного ПТРа времен Отечественной с квадратным компенсатором на дульном срезе, прошила наискось как бумагу выше емкости броню. Не утратив силы, она снесла половину ершистого барановского черепа, не любившего каски. Впрочем, она бы здесь не помогла.

Открыв из всех башенных пулеметов огонь, бойцы атаковали проклятую высоту и обшарили ее, но ни лежки с примятой травой, ни гильзы не отыскали. Стрелявший, если только он в одиночку бегал с тяжелой дурой, шмальнул от края леса, раскинувшегося на пологом склоне цепи, и ушел в чащу, где его тоже пытались безуспешно искать. Близость вытянувшегося по дну котловины села, взрезанного надвое петляющей речкой, мало что доказывала. Вид оружия определили не сразу, по дыркам в броне да страшной ране, вмиг унесшей жизнь ротного. Откуда у «чехов» штуковина, бывшая редкостью даже в войсках, осталось также не выясненным.

-----------------

Устав тащить бесчувственного солдата, Федорин решил наконец его оставить, не погибать же обоим, вернее даже парню — он был плох. Положив рядом «калаш» с полным рожком и гранату, забросал бойца ветками и двинул к не слишком крутому гребешку, который иначе долго пришлось бы огибать по дороге, шарясь на открытых местах, долина там сужалась. Где-то за ним грунтовка вливалась в основную артерию ущелья, по которой мчались вчера меж зеленых уступов и белых скал. С обрывчика на вершине, достигнутой последним усилием воли, открылась желанная перспектива: вот она, родимая, вьется серой мышиной полосой. Река блестела стальным изгибом, ни дать, ни взять — сабля. Оставили бы в покое к бесу эти горы с их бандитским народом, что не может сам в мире жить и не отдаст свободы, разбередили рану на сто лет еще… Вниз съезжал обессилено, на заду, удалось — катился бы до самого асфальта. Припав к нему, распластался и лежал несколько блаженных минут, чувствуя себя почти спасенным. Здесь, в крупной долине, поднявшееся над снежными зубцами солнце уже источало первое тепло, согревая шершавый потрескавшийся гудрон. Ощутив, что сейчас уснет, заставил себя отползти в канаву и изготовился ждать, привалясь к автоматному прикладу.

Дорога оставалась пустой так долго, что Федорин собрался ковылять вниз, к равнине, когда с той стороны показался сине-белый ЗИЛ. Скрывшись в ложбине, он бодро вынырнул и покатил к его засаде. Федорин выскочил, держа наперевес АК, и заорал со всей мочи:

— Стой! Стой!

Водитель потрепанного грузовика, добродушный чеченец лет пятидесяти в кепке, побледнел и хотел обогнуть дикую фигуру без знаков принадлежности к каким-либо силам, не имея возможности быстро повернуть назад. Пули свистнули перед самым ветровым стеклом, и он резко сбросил газ, подняв над баранкой руки. Фигура рванула дверцу и ткнула стволом в живот:

— Едешь со мной, быстро, убью! Я «федерал», надо раненого привезти!

Не снимая пальца с крючка, чудище обогнуло капот и влезло в кабину. Влипший чечен молча тронул вперед, Федорин торопил:

— Живей, дед, просто отвезешь нас, благодарность-премия, только без глупостей, ладно? Сейчас повернем, на месте выйдешь со мной и поможешь донести человека, а там на ближайший пост. Не шути только, очень прошу, ты внуков любишь, а мне все равно уже, понял?

— Да, да, — успокаивал водитель, — убери от мине аутомат, нажимешь ведь…

--------------------

Когда из кабины подъехавшего бочковоза выпал грязный, оборванный и пошатывающийся тип, ждавшие на подхвате солдаты не сразу поняли, кого это принесло в полк. Первым охнул случайно проходивший Зенкевич:

— Федорра, ты?! Ну и ну! Тебя ведь в пропавшие записали… Цел?