Александр Генералов - Грозовое ущелье Страница 13

— А не балуются тут у вас?

Фрол так же, как в прошлый раз старик Ванюшин, испытующе посмотрел на Лисина.

— Да нет, вроде бы не слыхать. Уже года два как спокойно. Разогнали банды и вздохнули легко.

— С Волкодавом приходилось встречаться?

— С ним — нет, а вот с его помощником Сопиным — было дело. Суровый мужик. Вон за тем оврагом десятерых чоновцев порубал шашками. Кровушки крестьянской не жалел. Сам, вишь, под амнистию попал, жизнь свою сберег. Ну, давай потрапезничаем да на боковую. Ехать-то еще верст пятнадцать.

Заимка Антипина располагалась у края большого лесного массива, круто подымавшегося вверх по хребту. Слева от заимки до блестевшего вдали озера шли луга, покрытые пестрым разнотравьем. Почти у самого дома шумел ключ. Кроме дома заимка включала в себя большой, из плах, амбар и баньку. Все это было огорожено жердями.

— Вот и приехали, слава богу, — сказал, перекрестившись, Фрол. — Эй, Иван!

Но ему никто не ответил.

— В лес, верно, ушли, — заключил старик. — Пойдем в дом, Петр Митрофанович, молока холодного выпьем и за дело.

В доме стояла прохладная тишина. Остро пахло конской сбруей. Единственная большая комната чисто прибрана, печь занавешена цветной холстиной.

— Щи настаиваются, — заглянув за нее, сказал старик, — значит, недалеко ушли.

Потом полез в подпол, достал крынку молока.

— Пей помедленнее, — предупредил он Лисина, — а то простудишься.

Взяв со стола глиняную кружку, Лисин вдруг снова ощутил на себе острый взгляд Антипина. Ему даже показалось, что старик недобро усмехнулся.

— Хорошая у вас заимка, крепкая.

— Молодой был, когда строил. Где миром, а где собственными силами. Настоящему крестьянину без заимки нельзя. Тут у него и живность всякая, и сенокос. Дровишки впрок заготавливаем, а потом в город везем. Охота бывает хорошая. В прошлом году с сыном Иваном трех сохатых положили да глухарей набили десятка два. Дальше нас зимовье охотника Капашинова, так он на этом промысле всю жизнь держится. Ну что ж, Митрофаныч, поехали на пасеку.

— Далеко?

— Версты три будет.

Вернулись на заимку поздно вечером. Дома их встречали сын и сноха старика. Поздоровались сдержанно.

— Где пропадали? — спросил Фрол.

— Покос ходили смотреть. Придется нынче косить в Егоршином логу.

— Пошто так?

— Там пырея много.

Иван, высокий широкоплечий парень с сильными крестьянскими руками, хмуро посматривая на Лисина, отвечал отцу сдержанно, как бы нехотя. Молодуха тоже не отличалась словоохотливостью. Разговор явно не клеился. После ужина старик надолго отлучился куда-то с сыном. Лисин ходил по комнате, мельком осматривал двери, окна, лестницу, ведущую изнутри на чердак. В сердце его закрадывалась тревога.

Спать Лисин напросился в сенной сарай, сказав старику, что в доме слишком душно. Тот не возражал.

Забылся Лисин не скоро. Мешала духота, не покидала и мысль об опасности. Вооружен он был пистолетом с четырьмя обоймами и несколькими маленькими гранатами. Этого достаточно, чтобы отбиться от небольшой группы бандитов, но если их будет человек двадцать, тридцать, тогда — пиши пропало.

Лисина разбудили приглушенные голоса и конский храп. Он вскочил на ноги, приник к щели в сарае. Когда глаза привыкли к темноте, Петр стал различать тени всадников, сгрудившихся у ворот заимки.

— Как, говоришь, его фамилия?

— Лисин, — услышал Петр голос своего хозяина.

— Откуда тебе известно, что он ученый-пчеловод?

— Документы показывал.

— Я тебе, Фрол, десятки таких документов представлю.

— Дюже знает про свое дело. Меня не обманешь.

— А, может, это мильтон?

— Нет, не похож. Тех сразу примечаешь, а этот тихий.

— Смотри, Фрол, ошибешься, тебе удавку на шею и в озеро. Понял?

— Понял.

— Чуть что — сообщи нам через Ивана. Он знает, где нас найти.

Послышался цокот копыт, через минуту стихнувший в лесу.

Наступал рассвет. На верхнюю часть хребта легла широкая светлая полоса. Лисин продолжал стоять у стены, размышляя, как ему поступить. Арестовать хозяина и допросить? В этом не было большого смысла, так как Фрол мог начисто все отрицать. В крайнем случае у него есть возможность отговориться нападением банды и призвать в свидетели самого Лисина, Припереть к стене его сына Ивана? А что, если?..

Лисин проверил на двери сарая щеколду и снова лег на сено.

Жизнь в номерах «Парижа» начиналась рано. Уже в семь часов приходили горничные и официантки, появлялись первые клиенты. Евстигней Капустин сам регистрировал жильцов, доверяя иногда эту операцию только собственной жене Лукерье, высокой дородной женщине, на красивом лице которой предательски поселилась большая бородавка. На кухне уже с рассвета слышалось шипенье жарившегося мяса, оттуда несло запахом лука и лаврового листа. Ресторанчик при гостинице открывался в восемь утра, а закрывался в два часа ночи. Но оживление начиналось где-то часов в шесть вечера, а уж после в «Париже» шел дым коромыслом.

…В этот ранний час к стойке, за которой сидел владелец номеров, подошел невысокого роста кудрявый парень, в поношенном костюме и стоптанных ботинках. На вид лет двадцати с небольшим. Евстигней подозрительно оглядел его, заметил в рыжих вихрах соломинку и усмехнулся.

— Что надо?

— У вас для меня никакой работы не найдется, Евстигней Васильевич? — широко улыбнулся парень.

— Кто ты таков?

— Обыкновенно, человек…

— Проваливай.

— Зачем же так грубо? Я к вам от Сергея Ивановича…

— Не ори, — оглянувшись по сторонам, прошипел Капустин. — Пойдем в конторку.

Скупщика краденого Кошелева, орудовавшего в губернском городе, Евстигней Васильевич знал хорошо. Незадолго перед этим его упекли на десять лет в тюрьму.

Только заперев двери конторы, Евстигней продолжил разговор.

— Где он?

— Далеко, в стране Иркутской, — засмеялся парень, — отдыхает.

— Ты оттуда? — расспрашивал Евстигней веселого парня.

— Оттуда. Не бойсь, дядя, по чистой отпущен.

— Ладно. Кем же тебя пристроить? Вот что, поработаешь вышибалой, а там посмотрим. Давай документ.

Парень подал справку об освобождении.

— Так, Григорий Лебедев, значит. А других свидетельств у тебя нет?

— Почему? Есть, — ответил парень, подавая паспорт на имя Бориса Шубина.

— Вот Шубиным и будешь, — сказал, забирая паспорт, владелец заведения. — Сейчас с дворником пойдешь устраиваться на квартиру, а потом явишься ко мне. Обижен не будешь.

— Хорошо, Евстигней Васильевич. А задаток?

— Какой еще задаток? На трешницу — и катись.

Появление парня встревожило Евстигнея. Он имел с Кошелевым некоторые дела и теперь, после его ареста, боялся разоблачений со стороны «партнера». Ему неясно было, почему именно к нему направил Кошелев Шубина. «Надо приглядеться к молодцу, — размышлял Капустин, провожая глазами кошелевского посланца. — Чуть что — продам его милиции, а то сплавлю куда-нибудь». Капустину было чего опасаться. В «Париже» оседало немало денег, добытых преступным путем. Евстигней знал, что милиции кое-что известно о его деяниях. Он был уверен, что в конце концов там подберут к нему ключи. «От Боровкова не уйдешь, — говорил он жене. — В лучшем случае конфискуют заведение, в худшем — отправят на отсидку». Много уже раз Капустин думал продать свои номера, но все откладывал. Им владела та жадность к деньгам, которая притупляет у преступников всякое чувство осторожности.

Подошла заспанная Лукерья. Зевнув, спросила:

— Кто это?

— Швейцар новый.

— А-а-а. Я схожу к портнихе.

— Валяй. Смотри, на людях больно не шикуй. Невелика барыня. Милиция и так глаза пялит на нас.

— Уезжать надо, Евстигней, в Самару или Москву.

— Знаю. К осени подадимся.

Оставшись один, Евстигней раскрыл амбарную книгу. В нее он заносил свои легальные расходы и доходы. Вел книгу аккуратно, не допуская никаких помарок и исправлений. Каждый месяц в книге появлялась отметка финансового инспектора. Заглядывали в нее не только сотрудники налогового ведомства. Книга интересовала и работников милиции. Но у Капустина были и другие гроссбухи, о которых знали только он да Лукерья. Они хранились в тайнике, оборудованном в буфетной. В них отражались операции по незаконной продаже золота, драгоценностей, дефицитных лекарств, наркотиков. Если бы сотрудники милиции смогли заглянуть в нее и расшифровать внесенные туда записи, то они бы встретились со многими из тех лиц, которых тщетно разыскивали.

Но уездная милиция только набиралась опыта борьбы с уголовщиной. Не до всего доходили руки. Однако преступный мир уже чувствовал ее влияние. Меньше стало появляться в уезде заезжих гастролеров, распадались местные шайки. Евстигней, связанный крепкими узами с уголовными элементами, чувствовал, что не сегодня-завтра наступит его конец. Поэтому стремился любыми средствами увеличить свой капитал, с которым хотел удрать куда-нибудь подальше.