Йозеф Оллерберг - Я - снайпер Рейха Страница 14

События, подобные этому, делали меня твердым и безжалостным. Они сеяли во мне семена ненависти, которые оправдывали убийство каждого без исключения врага, оказавшегося на прицеле моей винтовки. Подобные чувства переживали обе противоборствующие стороны. И у каждого бойца, немецкого и русского, были свои мотивы для возмездия врагу, оправдывавшие их действия на поле боя.

Мои сослуживцы также не были милосердны к пленным. Я видел, как захваченный в плен русский сержант оказался в руках немецких пехотинцев, разъяренных страшной смертью в плену своих пятерых товарищей. Они требовали от него информацию о позициях противника, его численности и планах. И их не волновало, что сержант из-за своего низкого ранга попросту не мог знать ничего этого. Они просто пользовались случаем, чтобы отомстить. Сведения, рассказанные русским, были крайне скудными и не устраивали допрашивавшего лейтенанта и помогавших ему бойцов. Они начали бить его, чтобы он рассказал больше. Конечно, он все равно не смог рассказать им о том, что они хотели услышать. Но даже если б и смог, это ничего бы не изменило. Тогда они нашли бы себе другое оправдание.

Избиение становилось все более жестоким, и допрос с пристрастием превратился в типичную пытку. Под конец одному из избивавших пленного пришла в голову идея загонять ему под ногти заточенные спички. Русский начал дико кричать от боли, но это только распаляло его мучителей. Однако вскоре появился опытный немецкий сержант, который положил этому конец.

— Прекратить эту херню! Вы не лучше иванов, — он вытащил из кобуры свой «парабеллум», приставил ствол к шее русского и нажал на спусковой крючок.

Пуля разорвала череп русского, и его мозги разлетелись в разные стороны. Увиденное пробудило совесть внутри допрашивавших. Они опустили головы, и даже лейтенант не стал отчитывать сержанта за нарушение субординации. Казалось, что звук выстрела вывел его из транса.

27 ноября 1943 года русские прекратили наступление. Немцам удалось отстоять плацдарм, но дорогою ценой. Численность 144-го полка сократилась до четверти от номинальной. Около трех недель на плацдарме царила обманчивая мирная обстановка. С наступлением зимы бои свелись к редким вылазкам разведывательных патрулей, эпизодическому ведению беспокоящего огня и незначительным перестрелкам. Но ледяной дождь, грязь и, наконец, мороз и снег лишали мужества измотанных немецких пехотинцев.

У нас практически не было питьевой воды, и пить приходилось из луж и ручьев. В результате среди бойцов начала распространяться дизентерия и желтуха. Теперь мы с крайней бережливостью стали использовать ту чистую воду, которая у нас была. На утренний туалет я и мои товарищи тратили ровно столько воды, сколько могли набрать в рот, сделав один большой глоток из фляжки. Эту воду мы держали во рту и сначала выпускали лишь немного ее, чтобы помыть руки, потом еще немного выливали в сложенные пригоршней ладони, чтобы помыть лицо, а остатками полоскали зубы и потом глотали эту воду.

Бойцы выглядели, как привидения. Еще недавно мое мальчишеское лицо теперь скорее походило на лицо сорокалетнего мужчины. Мои глаза впали в глазницы, а их выражение стало злым и жестоким, что было результатом тех бесчеловечных событий, свидетелем которых я становился каждый день. Война сделала мои черты похожими на высеченные из гранита. Мне было всего девятнадцать, но у меня было беспощадное лицо бывалого воина.

Теперь я каждый день выходил на снайперскую охоту. Мои меткие выстрелы порождали страх и тревогу на позициях русских. В то же время я возвращался к своим с важной информацией о вражеских танках, артиллерии, позициях и перемещениях войск.

Пополнения и количество боеприпасов, оружия и провианта, поступивших к немцам, были очень незначительными, в то время как русские имели возможность получать из Центральной России огромные массы бойцов и обеспечения без перебоев и не боясь, что к этому возникнут какие-либо препятствия. В результате советские войска 19 декабря смогли развернуть новое наступление на немецкий плацдарм силами десяти полных дивизий. Не имея в районе плацдарма такого опасного противника, как Люфтваффе и зенитная артиллерия, русские пикирующие бомбардировщики и истребители также внесли в атаку свою лепту. На немецкие позиции двигались бесконечные ряды танков и пехоты, и за двенадцать дней непрекращающихся боев 3-я горнострелковая дивизия была практически полностью уничтожена. В некоторых местах всего двое немецких стрелков были вынуждены защищать сто метров передовой против пятидесятикратно превосходящего количества русских. Добавим к этому, что стойкость даже самых опытных немецких бойцов оказалась подорвана напряжением постоянного и непрекращавшегося страха. 30 и 31 декабря среди немецких солдат было несколько взрывов паники, но в критической ситуации полковой адъютант и офицер по вооружению проявили отчаянную храбрость. Они объехали передовую на мотоцикле и сплотили солдат своим присутствием среди них.

Долгие дни 7-я рота держалась под непрекращаю-щимися атаками советских войск. Постоянно меняя позиции, я старался заставить русских искать укрытие. Быстро делая выстрел за выстрелом, я снижал нагрузку, ложившуюся на моих товарищей. И только благодаря чуду я, в отличие от них, оставался невредимым под градом пуль противника. С ужасом я наблюдал, как стремительно они гибнут. Целые длинные траншеи теперь оборонялись одним или двумя бойцами. В ситуациях, подобных этой, нужно совсем немного, чтобы люди, потеряв голову, обратились в бегство. Снижение обеспечения боеприпасами, неожиданное осознание того, что ты уже несколько часов не видел ни одного дружеского лица, потеря связи со штабом, смерть офицера, отсутствие заботы о раненых, бегство товарищей — всего этого было достаточно, чтобы сломить волю бойцов. Меня также охватывало желание спастись бегством, хотя у меня было неоценимое преимущество перед товарищами: я мог свободно перемещаться в пределах сектора, занимаемого частью. Я видел облегчение на лицах товарищей, когда на короткое время оказывался в их окопе. В их возбужденных вопросах о ситуации угадывались признаки надвигающейся паники.

Однажды мне довелось оказаться в траншее, удерживаемой единственным пулеметчиком, чьи нервы разошлись и который хотел покинуть свою позицию вместе со мной, когда я уйду с нее.

— Йозеф, я пойду с тобой. Я еще не настолько сошел с ума, чтобы оставаться здесь и лишиться своей задницы. Черт, мы ведь даже не выносим раненых, и я уже не говорю о нехватке патронов и еды.

В это мгновение мы услышали бибиканье мотоцикла позади себя. Обернувшись, мы увидели капитана, который, лежа на своем мотоцикле, зигзагами мчался к нам. И в этот самый момент у других пяти последних солдат в этой части фронта сдали нервы. Эти бойцы, потеряв голову, выпрыгнули из своих окопов и помчались в направлении тыла. Офицер мгновенно оценил серьезность ситуации и, выхватив из-за спины свой МР40, дал очередь над головами побежавших солдат. Они резко остановились и в шоке уставились на офицера. Неожиданно один из них поднял свой карабин и выстрелил в офицера, но промазал. Капитан, чей пулемет уже находился в огневой позиции, взял пехотинцев на прицел и приказал:

— Опустить оружие! И бегом на позиции, мудачье!

Услышав это, боец, стрелявший в него, пришел в чувство и опустил свой карабин. Офицер подошел к беглецам. Неожиданный звук падающей мины, выпущенной из русского миномета, заставил их повалиться в грязь. Я видел, как офицер прыгнул в окоп и солдаты последовали за ним. Через десять минут капитан уже подполз ко мне и пулеметчику. Грязный и измотанный, он тем не менее своим присутствием вселил в нас уверенность, даже несмотря на то что раздался залп русских орудий и над нашими головами пролетело несколько снарядов, подняв фонтаны земли позади нас.

— Мужики, не делайте херни и держитесь, — сказал он. — У нас все под контролем. Напор иванов спадает. Мы сумели продержаться поразительно долго. Теперь готовится новая линия обороны для последующего тактического отступления. Связь скоро снова заработает. Ребята, держитесь так долго, как сможете. Я верю в вас.

Он дал нам банку какао, и мы жадно набросились на нее, когда он стал удаляться в поисках следующего окопа, перемещаясь зигзагами от укрытия к укрытию.

Через полчаса я оставил пулеметчика в поисках новой позиции. Было удивительным, какой эффект появление офицера производило на солдат. Стрелки продолжали сражаться. Приводящая к тактической катастрофе и потенциально гибельная паника была остановлена. Бойцы удерживали передовую.

Но не все солдаты справлялись с постоянным напряжением. Одним из способов спастись от ужаса фронта было сделать самострел или добиться появления симптомов тяжелой болезни. Были бойцы, которые специализировались на таких вещах, словно это была наука. Они делились своими знаниями только с избранными товарищами. Например, они узнали, что поедание крема «Нивея» приводит к появлению тех же симптомов, что и желтуха. Также можно было сделать себе самому ранение в руку или в ногу. Эти «специалисты» обнаружили, что если стрелять в себя через кусок армейского хлеба, то это предотвратит появление говорящих за себя следов от порохового ожога по краям раны. Перед главными атаками, во время непрекращающихся боев или в тяжелых условиях, потери численности бойцов от самострелов и болезней резко возрастали. Офицерам и сержантам были свойственны такие же злоупотребления, что и их подчиненным. Некоторые поражения были результатом того, что командиры оставляли своих солдат.