Владимир Першанин - У штрафников не бывает могил Страница 14

Сообщили, что я нахожусь на хорошем счету, проявил себя в боях решительным командиром, и потому мне оказано большое доверие. В голове невольно мелькнула мысль, что последует предложение насчет работы в особом отделе, или СМЕРШ, как его тогда называли. Я уже обдумывал, что ответить, но майор, улыбаясь, завел речь совсем про другое:

— Вячеслав Пантелеевич, насчет штрафных рот вы, конечно, слыхали? Принято решение направить вас на командирскую должность в штрафную роту нашей армии.

— За что? — вырвалось у меня.

Вопрос был наивный, если не сказать глупый. Но дело в том, что мы, армейские офицеры, имели весьма смутное представление о штрафных подразделениях. Общая атмосфера закрытости информации отучила совать нос в дела, которые нас не касались.

Секрета из штрафных батальонов и рот не делали. Изредка нам сообщали, что рядом с нами будут действовать штрафники. Их бросали на прорыв наиболее трудных участков, но и мы не отсиживались в стороне. Общение со штрафниками не то что запрещали, но не приветствовали.

Да и сами штрафники держались обособленно. За все время я лишь однажды обсуждал вместе с лейтенантом из штрафбата какой-то вопрос совместных действий. Перекинулись десятком фраз, покурили и разошлись. Но одно мнение единогласно держалось в солдатской, да и офицерской среде, что эти люди, по существу, смертники. Вопрос вертелся у меня на языке, пока майор вкратце изложил мне основные положения о штрафных частях.

Помню, он сообщил, что на должности командного состава выдвигают наиболее достойных офицеров, которым полностью доверяют. На мой вопрос о «смертниках» он коротко предложил припомнить потери, которые несут пехотные роты. Чего припоминать? На своей шкуре все испытал. Как бы то ни было, а предложение было, по существу, приказом, и я ответил: «Есть».

Майор еще больше подобрел, сообщил, что месяц службы в штрафной роте засчитывается за шесть, а должность командира взвода капитанская.

— Ты год на фронте лейтенантом проходил. Только ранение и медаль заработал, — кивнул он на мою гимнастерку. — А в роте через месяц-два старшего лейтенанта получишь, да и орденами командиров не обделяют. Сам увидишь.

С тем я и отбыл. Отдохнул пару месяцев в штабе, и будя. Все равно не сегодня завтра бросят на передовую. В армии службу не выбирают. Куда послали, туда и пойдешь. Да и очередное звание, обещанные ордена тоже играли не последнюю роль. Что же мне до конца войны лейтенантом ходить с медалью «ЗБС» («За боевые заслуги»). Ими даже всех писарей уже наградили и телефонисток в штабе. За всякие заслуги, но только не боевые.

Сто двадцать первая отдельная штрафная рота располагалась недалеко от станции Костополь и занимала двухэтажный кирпичный дом, крепко побитый во время недавних наступательных боев. Часть окон просто забили досками, остальные были составлены из больших и малых кусков стекла. К моему удивлению, внутри было довольно чисто, и это напоминало мне всегда вычищенную довоенную казарму Ростовского пехотного училища.

Постовой, в шинели, с винтовкой, проверил мои документы и вызвал щуплого младшего лейтенанта с белорусским выговором. Тот документы смотреть не стал, а сразу спросил:

— Взводным к нам направили?

— Направили, — неопределенно отозвался я.

— Тогда сразу можно знакомиться. Левченко Василь, заместитель командира 2-го взвода.

— Буканов Вячеслав.

— Ничего, что я без званий, на «ты»?

— Нормально.

Несмотря на разговор с особистами и долгую обстоятельную беседу в отделе кадров, что штрафная рота — это такое же воинское подразделение Красной Армии (со своими особенностями), я имел собственное мнение насчет этих «воинских подразделений».

Я нисколько не удивился, если бы увидел расхристанную шатающуюся толпу с татуированными руками, кучки картежников. И еще я крепко вдолбил в голову, что должен сразу поставить на место любого, кто решит проверить, что я из себя представляю.

В карты никто не играл. По казарме без дела тоже не шатались. Трое бойцов у окна занимались столярной работой. Печкой, как и повсюду, служила бочка из-под горючего. Только сделана она была умело: с плотно закрепленной трубой, дверцей, а пол вокруг был оббит жестью и обложен для тепла камнями. На печке стояли два больших чайника, и, кажется, пахло настоящим чаем.

Командир роты капитан Тимарь Николай Егорович, здоровенный широколицый дядька с двумя орденами Красной Звезды, произвел на меня двойственное впечатление. С одной стороны, встретил приветливо, а с другой — настораживала его улыбка и вопросы, в которых я угадывал подковырки (или мне это казалось). Рассказал, кто я и откуда, где воевал.

— Значит, по фрицам пострелял?

— Пострелял, — сдержанно ответил я.

— В атаки тоже ходил?

— Ходил. Меня в штабе посыльным пару месяцев после тяжелого ранения держали, а остальное время пехотным взводом командовал.

— Это хорошо, что опыт имеешь.

В комнате ротного также находились и другие офицеры, с которыми меня познакомили. Замполит роты Зенович, высокий, чернявый. Командир взвода Фалин Петр Петрович. Я не совсем понимал, кем является младший лейтенант Василь Левченко. Заместителей у командиров взводов штатным расписанием не предусмотрено, а помощник (он же командир отделения) носит сержантское звание. Кадровик много чего наговорил о структуре штрафной роты, но разговор больше касался всяческих преимуществ, будущих званий, орденов и великого доверия, которое мне оказано.

— Товарищ капитан, мне что, кроме помкомвзвода еще и заместитель положен? — спросил я.

— Всем взводным положены. Офицеров только не хватает. Так что цени, зам у тебя боевой, обстрелянный, людей хорошо знает.

Я воспринял это по-другому. Если заместителя дали именно мне, то, наверное, потому, что не слишком доверяют. Обижаться нечего. В любом подразделении вначале смотрят, что за человек пришел, изучают его и лишь затем принимают в свой круг.

В данном случае я ошибся. В коллектив меня приняли сразу. Вечером отметили мое назначение: граммов по двести разбавленного спирта, каша с тушенкой, вареная картошка и крупно нарезанное сало с красным перцем и чесноком. Хохлацкое сало мне понравилось, и я его перебрал. Жгло желудок от перца. Замполит Илья Аркадьевич Зенович принес кружку молока. Помогло. Выпивший больше других капитан Тимарь, навалившись локтями на стол, внушал мне:

— Ты, Слава, не думай, что тебя в самое пекло посылают. Вот скажи, взводный в обычном батальоне долго держится?

— По-разному. Если в наступлении, то бывает, через неделю ни одного взводного не остается. Кого — убили, кого — ранили.

— И у нас по-разному. Василь Левченко семь месяцев воюет. Две медали заслужил. Суют нас, конечно, в самые горячие места. А кому на войне прохладно? — Он захохотал и хлопнул широкой ладонью по плечу замполита. — Ну, скажи по своему еврейскому разумению?

— Штабникам да писарям. Кто научился начальству жопу лизать.

— Во! — поднял палец Тимарь. — Аркадьич всегда в точку бьет. А он с замполита стрелковой роты начинал, батальонными делами заправлял. Под Бердичевом вместе со стрелковым батальоном бок о бок дрались. Что, у нас потерь больше было?

Замполит промолчал, из чего я понял, штрафникам пришлось очень не сладко. Но Василь Левченко весело поддержал командира роты:

— Конечно, меньше. Мы же не возились, как жуки в навозе, а сразу ударили. Медлительность в бою — самая хреновая штука.

Это я знал и без него. Испытал на себе. Только и лобовые атаки не лучше. Много о чем поговорили в тот вечер. Но тема войны как-то быстро иссякла. Вспоминали семьи, показывали фотокарточки. Василь Левченко работал на железной дороге, Петр Фалин — в колхозе и, кроме того, разводил пчел. Иногда за спиной его называли Пчеловодом, но лейтенант сразу обижался.

— Да нормально все, Петр Петрович, — смеялся Тимарь. — Ты у нас лучший лейтенант, и орден у тебя самый блестящий. Второй, наверное, мечтаешь получить?

— А кто против? — солидно отозвался Фалин.

— Ну, тогда беги еще за бутылкой, — скомандовал Тимарь. — У тебя всегда запас есть.

Бывший пчеловод принес через пяток минут бутылку самогона. Вздохнув, сообщил:

— Все, последняя. Больше нет.

— Ну, за орден завтра еще найдешь, — засмеялся Тимарь, разливая мутноватую жидкость по кружкам.

На следующий день с утра я знакомился со своим 3-м взводом. Четыре отделения по двадцать с лишним человек. Таким большим подразделением я никогда не командовал. Оглядывая лица стоявших передо мной людей, я невольно искал в них что-то иное, отличающее от бойцов пехотных взводов, которыми я командовал на фронте. Те же изучающие любопытные взгляды и возраст разный, от 20 до 40 лет.

Форма обычная, красноармейская. Бойцы переменного состава. Так они официально назывались. Погоны обычные, общевойсковые. Командиры отделений тоже были штрафники, но имели сержантские лычки. Тимарь, представив меня, сразу ушел, а Левченко доложил расклад личного состава. Как и вчера, перед ротным, я коротко повторил, откуда родом и где воевал.