Александр Медведев - По долинам и по взгорьям Страница 14

— Куда ранен? — деланно строго, скороговоркой спросила она.

— Вот посмотри, — сказал я, расстегивая шаровары паренька.

Девушка в один момент стала красной, как маков цвет, и, отвернувшись, смущенно прошептала:

— Мне стыдно, не могу смотреть…

— Эх ты, скромница, шляпа милосердная, а не сестра! — взорвало меня. — Если не перевяжешь — ножнами отшлепаю!

Сестра дрожащими руками, виновато взглядывая на меня, начала перевязывать. А я побежал догонять свою команду…

По мере того как отряд приближался к Троицку, вражеские разъезды встречались все реже. Наконец они совсем пропали…

Впереди показалась Черная речка. От нее до Троицка — всего двенадцать верст. Темнел деревянный мост. И вдруг послышалось «ура»: слева, из-за холма, вылетела казачья лава. Одновременно заработали вражеские пулеметы, укрытые в прибрежных балках. Бойцы быстро развернулись в цепи. Артиллеристы изготовили пушки и встретили противника шрапнелью. Красноармейцы открыли огонь из винтовок.

Казаки повернули назад. Но вскоре, оправившись от удара, они снова ринулись в атаку. Командир левофланговой 1-й сотни — рабочий мартеновского цеха Верх-Исетского завода Михаил Александрович Колмогоров — скомандовал: «С колена, прицел шесть, по кавалерии, огонь!..» — и тут же упал, сраженный пулей. Рядом с Колмогоровым был убит его помощник, тоже наш заводчанин, Константин Спиридонович Калинин. Среди бойцов, оставшихся без командиров, произошло некоторое замешательство. Казаки быстро приближались. В этот напряженный момент неожиданно появившаяся в цепи медсестра, та самая Шура Лошагина, что выступала на митинге в Екатеринбурге, звонко крикнула: «Сотня, пли!» Раздался дружный залп, за ним второй. Дутовцы смешались, потом рассыпались в стороны и, оставляя много убитых и раненых, откатились за холм.

М. А. Колмогоров.

К. С. Калинин.

Алексей Денисов и Григорий Десятов повели свои сотни вперед, на вражескую засаду, расположившуюся вдоль берега Черной речки. На правом фланге бойцы 1-й дружины также отражали нападение дутовской конницы.

Бой длился несколько часов. У наших артиллеристов кончились снаряды. Были ранены Циркунов и Ермаков. Командующего заменил Рыбников, а Петра Захаровича Десятов.

Отряд отбил еще несколько атак вражеской кавалерии с флангов и сам упорно атаковывал спешенных дутовцев, засевших с пулеметами в прибрежных балках, вдоль реки. К мосту были брошены молодежная сотня и группа бомбометчиков.

Наконец, противник, понеся большие потери, отступил. Мы захватили много коней, а также оружия, особенно пулеметов, установленных на санках, обтянутых цветастой ковровой кошмой.

Поздно вечером — это было двадцать восьмого марта — дружины входили в Троицк. У самого города я встретился с Шурой. Она отдыхала, сидя на поваленном телеграфном столбе. Я присел рядом с девушкой.

— Ну как, жив-здоров? — улыбнулась она.

— Как видишь, живой.

— Я тоже живая. Только ногу вот маленько царапнуло. — Шура шевельнула вытянутой ногой и поморщилась: — Ну да ничего, заживет.

— Конечно, заживет! Это только на трусливых не заживает, а ты ведь герой!

Шура ответила мне благодарной улыбкой.

„ЛЕТУЧАЯ“ ПОЧТА

Во время похода нашего отряда на Верхне-Уральск положение в Троицке оставалось напряженным. Казаки по-прежнему разрушали железную дорогу, связывающую город с Челябинском. Делегация городского Совета, посланная в станицу Солодянскую для переговоров с дутовцами, была зверски замучена белоказачьими офицерами.

Возвратившиеся в Троицк дружинники продолжили военную учебу, готовясь к новым боям с врагом. Начальником 2-й дружины вместо раненого П. З. Ермакова стал Григорий Десятов.

Г. Л. Десятов.

Через несколько дней часть нашего отряда совершила вылазку в мятежные станицы Бобровскую и Ключевскую. Здесь были захвачены богатые трофеи: обоз с седлами, оружием и табун — голов двести свежих коней.

После этого Центральный штаб сформировал из красноармейцев отряда, преимущественно конников старой армии, кавалерийский эскадрон. Командиром его назначили статного голубоглазого усача, бывшего офицера Митина, а во главе 2-го взвода поставили солдата-кавалериста царской армии, помощника сталевара Верх-Исетского завода Александра Смановского.

Попал в эскадрон и я. Как раз во 2-й взвод, к Смановскому. Своего коня, тавренного буквой «Б», я назвал Боевиком.

В эти дни узнали мы о подвиге наших разведчиков — рабочего Верх-Исетского завода, члена РКП(б) Ивана Сергеевича Плаксина и рабочего Синячихинского завода, тоже члена партии Николая Плишкина. Оказывается, они перед походом на Верхне-Уральск Центральный штаб направил их из Троицка с заданием: разведать силы и планы врага. Плаксин и Плишкин, вращаясь среди дутовских штабных офицеров под видов конеторговцев, сумели собрать необходимые сведения. В станице Сухтелинской Плаксин доложил штабу о скоплении в Верхне-Уральске крупных сил противника, после чего мы и начали отход назад. Потом, в поселке Берлинском, разведчики предупредили, что где-то между Берлинским и Троицком враг готовит нападение на отряд.

Но в конце концов Плаксин был кем-то выдан дутовцам и после пыток повешен. Плишкин, закупавший в то время коней в одной из соседних станиц, спасся от ареста и возвратился к нам.

В первых числах апреля из Челябинска в Троицк прибыл с подкреплением председатель Челябинского ревкома Василий Константинович Блюхер. Уральский областной военный комиссариат назначил его командующим всеми восточными отрядами, действующими против Дутова[5].

Блюхер организовал объединенный штаб и вместе с ним разработал план разгрома противника. По этому плану наши войска тремя колоннами выступили из Троицка, стремясь взять дутовцев в кольцо.

Отряд в составе кавалерийского эскадрона, 1-й и 2-й екатеринбургских дружин добрался в эшелонах до конечного пункта Орской железной дороги — станции Карталы, высадился там и двинулся на северо-запад.

Степь была покрыта рыжей щетиной прошлогодних трав. Искрились под лучами вешнего солнца частые степные озера в низких берегах, окаймленных слоем самосадочной соли.

Я и Виктор Суворов ехали впереди, в конном дозоре. Первым рысил старший дозорный — лихой наездник, татарин из-под Самары, со странным прозвищем Догоняй Васька.

Прошли станицы Анненскую и Великопетровскую. Степь сменилась редколесьем и возвышенностями. И тут вдруг Догоняй Васька, ни слова не говоря, пустил своего коня в карьер.

«Эге, видать, дело серьезно!» — решили остальные дозорные и тоже погнали во весь опор. Поджарые скакуны храпели, раздувая ноздри.

«Ну и глаза у этого Догоняй Васьки!» — восхищенно подумал я, разглядев наконец далеко впереди четырех верховых.

— Санька! — крикнул Виктор. — Давай заходи с того боку, отрезай им путь отхода. А я с этого буду…

Я кивнул головой: ответить не мог — на сумасшедшем скаку перехватило горло — и совсем пригнулся к шее своего скакуна. Догоним! Сразу видать: у них лошади прошли немало, устали.

Я обогнал верхового, проскакал вперед и повернул коня боком, поперек дороги…

Догоняй Васька вытер клинок полой шинели. Двое конных лежали зарубленные, двое молча подняли руки.

— Сказывайте, кто такие? — спросил их Виктор.

— Конвой мы, — хмуро ответил один из них.

— Чей конвой? Сказывай толком!

— Казначея дутовского… Он с одним казаком в горы ускакал, а мы отстали, чтобы вас задержать.

Догоняй Васька отрядил Суворова, меня и еще одного конника конвоировать пленных, а сам с подоспевшим к нам Смановским помчался догонять казначея.

Отряд остановился в станице Парижской. Когда мы уже укладывались спать, в наш сарайчик ввалился Догоняй Васька и начал рассказывать:

— Тропа, вай-вай, шибко вверх пошла. Ладно. Тропа вверх, и мы вверх. Скачем шибко. Кони в мыле. Видим: дом. Рядом два конь. Все мокрый. Моя говорит: «Здесь казначея!» Ладно. Шагай в дом. Там лесник. Шибко молодая лесник. И рука под зипун спрятан. Ладно. Сман говорит: «Рука вверх!» Лесник рука вынул, браунинг там. Ладно. Моя хвать нагайкой по рука — наган падай; Сман стреляй — нет лесник…

— А, может, это и впрямь был лесник? — усомнился я.

— Зачем лесник? — возразил Васька. — Правильный лесник старая. Шибко старая. Моя его в амбар найди. Руки связан, тряпка в рот…

— Живой?

— Живой.

На другой день, утром, штаб послал усиленный конный разъезд во главе со Смановским в станицу Черниговскую для установления связи с южной группой западных отрядов, которой командовал Н. Д. Каширин.