Андрей Колганов - Йот Эр. Том 2 Страница 14

— Мэгги, будь добра, завари нам с коллегами свеженького чаю!

Затем он вернулся на место, коротко бросив:

— Прошу прощения, сэр.

— Судя по вашим наглым физиономиям и по тому, что сообщений о его провале не поступало, на этот раз все обошлось? — инспектор Северной Зоны погрозил своим собеседникам пальцем. — Смотрите, это чересчур опасная игра. А еще опаснее скрывать такую информацию от своего прямого начальника! — в его голосе послышалось рычание тигра, вышедшего на охоту. Гарри Карр очень дорожил этим агентом. Настолько, что даже его многолетний друг Гарольд Адриан Рассел Филби, заведующий IX Секцией SIS (антикоммунистической, впоследствии — R5), знал только кличку — и ничего больше.

— Там все игры опасные, — меланхолически заметил второй коллега, но очень-очень тихо, так что непонятно даже было, расслышал его кто-нибудь или нет. — Среди наших людей в Польше, — продолжал он уже нормальным голосом, — четко оформились две группы, очень плохо сотрудничающие между собой. Одна — это группа офицеров прежней Армии Крайовой, ушедшая в подполье для борьбы с коммунистами. Прежде всего это WiN, а также группы, созданные на основе Народовых Сил Збройных. Остальное — мелкая шушера, и даже неясно подчас, за кого и за что они, собственно, выступают. Да и обычных бандитов среди них хватает. У нас на контакте есть так же несколько маленьких ячеек «Вервольфа» и остатков СС. Вторая группа представлена в основном высшими офицерами и генералитетом прежней Речи Посполитой, среди которых немало аристократии. Они не выносят подпольщиков, считают их быдлом, способным только на комариные укусы, сеющие недоверие к старым офицерским кадрам в целом. Их ставка — подготовка военного переворота. — Закончив монолог, он потянулся к уже почти опустевшей пачке сигарет.

— Это очень интересно, — прервал его второй секретарь посольства, — но не забегайте вперед. Мы не закончили с Речницки. Да, и нельзя ли открыть окно? Накурили, хоть топор вешай! Уже голова болит от дыма.

— Извините, — второй коллега не стал далее оправдываться, а подошел к окну и распахнул створку. Легкий порыв теплого июльского ветра чуть колыхнул занавеску. — Так вот, «Крук» представляет как раз эту вторую группу. И он прямо спросил Речницки: как тот посмотрит, если старая военная прослойка возьмет на себя дополнительную ответственность за управление государством?

— И что Речницки? — сразу навострил уши второй секретарь.

— Ответ был очень неожиданным, — покачал головой его собеседник. — Командующим округом рубанул сплеча: «Я могу хоть сейчас отдать соответствующие приказы подчиненным мне войскам. Но глупо заказывать сильную игру, не имея на руках сильной карты».

— Во что он играет? — неожиданно спросил секретарь посольства.

— Неплохой бриджист.

— Советский генерал? — в голосе сквозило явное недоверие.

— Именно! — подтвердил первый коллега.

— Так что же он конкретно имел в виду? — уточнил второй секретарь.

— Начал торговаться, как завзятый игрок, — с едва заметной усмешкой ответил второй коллега. — Первое, что он заявил «Круку»: «Я нахожусь под самым пристальным вниманием особого отдела и контрразведки, как польской, так и советской. Поэтому наши контакты должны быть сведены к минимуму и каждый раз иметь надежные, поддающиеся самой жесткой проверке основания. Ни о каком участии во всякого рода мелких авантюрах не может быть и речи. Я могу вступить в действие, только когда наступит решающий момент».

В этот момент дверь отворилась, и собеседники моментально замолкли. В комнату, сквозь облака табачного дыма, тут же сморщив свой курносый носик, вплыла молодая женщина лет двадцати пяти, про которую с полным правом можно было сказать — «типично английская внешность». Нет, неприятной ее назвать было нельзя, но и тот, кто применил бы к ней эпитет «миловидная», допустил бы сильное преувеличение. В руках она несла поднос с тремя чашками, молочником и маленькой сахарницей:

— Прошу вас, джентльмены, — промолвила она, сноровисто расставляя чашки на свободном пространстве между папок.

— Спасибо, Мэгги, — кивнул второй коллега и, когда за ней закрылась дверь, инициативу снова взял на себя новоиспеченный «дипломат», не упускавший нить разговора:

— Так, это было первое. А второе?

— Второе… — первый коллега покачал головой. — Вот его слова: «Вы должны понимать, что как член Комиссии по борьбе с бандитизмом я должен непременно демонстрировать успехи в этом деле. Иначе меня просто снимут с должности, если не хуже. Поэтому, если вы нацелены на долговременное сотрудничество, у меня регулярно должно быть что-то, что я могу предъявить своему начальству».

Последовал крохотный глоточек еще дымящегося чая из чашки, после чего она переместилась обратно на стол. Первый коллега откинулся на спинку полукресла и зачем-то пригладил ладонью свои светлые, чуть рыжеватые волосы.

— Он мыслит прагматически, — пожал плечами Гарри Лэмбтон Карр, — и это скорее хорошо, чем плохо. Что же, мы вполне можем время от времени скармливать ему небоеспособные осколки подполья, предварительно тщательно обрубив концы. В конце концов, можно сдавать ему и бесполезных одноразовых агентов, завербованных специально для такого случая. Несколько дураков, снабженных старыми винтовками и гранатами, — не слишком высокая плата. Но мне кажется, что вы не договорили?

— Да, — снова взял слово второй коллега, — он выставил и еще одно условие: «Пока вы не продумаете, как нейтрализовать Советскую Армию, чтобы вас не раздавили хотя бы в первый час выступления, ни о каком моем участии в затеваемой опереттке не может быть и речи. Необходимо ясно отдавать себе отчет, какими военными и политическими ходами вы можете отсрочить, если уж не удается совсем исключить, советское вмешательство. И только после этого можно приступать к конкретному планированию операции».

— Он широко мыслит для простого генерала, — бросил секретарь посольства. — Да, вы правы, жаль было бы упустить столь перспективную фигуру.

— Учтите, — голос первого коллеги был озабоченным, — не мы одни желаем попастись на этой лужайке.

— Что вы имеете в виду? — недавно назначенный «дипломат» резко развернулся в его сторону.

— Генерала Речницки уже активно обхаживают американцы. Даже французы проявляют интерес и, судя по некоторым данным, люди из Пуллаха тоже не прочь поиграть в эту игру.

— Генерал Гелен? Он не слишком много вольностей себе позволяет? — инспектор Северной Зоны сделался откровенно зол. — Ладно, через три дня я выезжаю в Стокгольм через Берлин, и там мы посмотрим, как дать укорот этим выскочкам. Речницки нужен нам! — веско бросил он напоследок.

Новый посол Его Величества в Польше, Дональд Сент-Клэр Гэйнер, 7 июля 1947 года во дворце Бельведер вручил верительные грамоты Президенту Польской республики Болеславу Беруту и представил ему новых военного, военно-морского и военно-воздушного атташе. Этот факт поначалу никак не задевал ни генерала Речницкого, ни его дочь. Разумеется, на официальный прием в посольстве, который вскоре устроил военный атташе, они были приглашены. А дальше… А дальше пошли другие заботы.

3. «Товарищ Андрей»

В том же июле месяце Якуб сменил место службы. Теперь ему предстояло переезжать в Познань, снова на должность командующего войсками округа, но на этот раз — III-го.

Для генерала такой перевод означал новые хлопоты — от знакомства с состоянием вверенных ему войск и выяснением проблем, которые предстоит решать, и до обустройства семьи на новом месте. А проблем в округе хватало. Если в Краковском и Люблинском округах самой больной занозой были банды УПА, против которых пришлось проводить две крупные войсковые операции (в 1946-м — «Жешув» и в этом — «Висла», которая еще не была завершена), то главной особенностью Познаньского округа было то, что в его состав входили новые земли, перешедшие к Польше от Германии. После депортации немецкого населения там было сложно сразу установить нормальный порядок: пока поляки осваивались на новых местах, там уже вовсю хозяйничали банды мародеров («szabrowniki»). Да и остатки нацистского подполья еще давали о себе знать.

Впрочем, население самого Познаньского воеводства, присоединенного к польским землям только в 1918 году, а до того входившего в состав Германской империи, все еще несло на себе отпечаток немецкого влияния. И это было скорее хорошо, чем плохо. Лучше всего существо этого влияния передает послевоенный польский анекдот: встречаются по окончании войны двое знакомых — познаняк и варшавяк. Познаняк спрашивает своего приятеля:

— А что ты делал во время войны?

— Я был в Сопротивлении! — гордо отвечает варшавяк.

— Как? Разве у вас это не было запрещено? — удивляется познаняк.