Валерий Горбань - Мы придем на могилы братишек Страница 14

Нет. В отличие от бывших каштановых волос, эти карие глаза не потеряли свой цвет. И по-прежнему ярко и яростно сверкала в них пронзительная, смертоносная, как клинок боевого ножа, ненависть.

Один из омоновцев тронул Людмилу за плечо:

— Люся! Командир спрашивает, может быть, лучше поедешь в кабине?

Та повернулась к нему, осторожно взяла за руку и, наклонив голову, прижала ее к губам. Ни одной слезинки не пролила Людмила с того страшного дня. Неутолимое горе и неугасимый огонь сердца высушили ее глаза и душу. И вот теперь, пять месяцев спустя, горячие и тяжелые, как расплавленный свинец, слезы градом покатились по ее изуродованному лицу, обжигающими каплями упали на запыленную, исцарапанную, грубую руку бойца. Лицо омоновца дрогнуло. Выражение жесткой и мрачной собранности растаяло, уступив место растерянности и состраданию.

Неловко высвободив руку, он обнял Людмилу за плечи и стал, как маленькую, гладить ее по голове, виновато приговаривая:

— Ну, ты что, сестренка. Ты что! Ну, все, мы пришли! Теперь все будет хорошо…

Малыш и волк

Малыш плакал.

Нет, конечно, он не рыдал взахлеб, как институтка. Но соленая влага на сей раз текла не только из под раскисшей и почерневшей подбивки Сферы, но и из зажмуренных в отчаянии глаз. Зеленый флаг с грубо намалеванным волком торчал из отдушины чердачного окна. Ледяной февральский ветер колыхал его и казалось, что волк нагло подмигивает и пощелкивает пастью, как бы говоря:

— Ну что, съел?

Больше всего на свете хотелось завыть, как воет лунными ночами этот зверь. Но сзади, тяжело дыша, попадали на обледенелый рубероид его друзья. Стыдно. И уж если выть, то всей стаей.

А еще он очень-очень, прямо-таки страстно хотел бы сейчас увидеть рядом с собой Пушного. Или Змея. А еще лучше — обоих. Подняться во все свои могучие сто девяносто сантиметров, схватить эту парочку за шкирки и, треснув лбами, спустить с крыши проклятой пятиэтажки без парашютов.

В понедельник, привычный уже утренний марш-бросок в полной боевой выкладке закончился не в расположении отряда, а рядом с незавершенным пятиэтажным домом, недалеко от городской тюрьмы. Эта новостройка на шестьдесят квартир так и не приняла изнывавших в бараках и коммуналках потенциальных новоселов. Незадолго до начала отделочных работ она вдруг стала оседать и пошла трещинами. Оказалось, что дом умудрились поставить на огромной ледяной линзе. Строительство прекратили, и пяти-этажная громадина стояла пустой, пока ее не облюбовали для своих тренировок собров-цы и омоновцы.

Не очень-то и уставшие, отсвечивающие жизнерадостными улыбками бойцы построились лицом к зданию и ждали, что же им скажет по поводу этой экскурсии Змей — новый командир отряда. Бежал командир вместе со всеми, и народ с интересом посматривал: долго ли пыхтеть будет, прежде чем сможет говорить? Но, ничего, голос ровный, уверенный.

— Сегодня мы начинаем занятия по штурмовой подготовке. Работаем пятерками. В доме четыре подъезда. В каждый идут две пятерки и посредник из офицеров. На крыше здания укреплен чеченский флаг. Побеждает и отправляется отдыхать группа, первой снявшая флаг. Остальные работают, пока не сумеют выполнить задачу. Напоминаю, что в любом здании, даже недавно зачищенном, могут оказаться боевики. Также напоминаю о минной опасности и требую соблюдать все меры предосторожности. За неправильные действия посредники имеют право объявить любого убитым или раненым. Командирам групп произвести расстановку личного состава и дополнительный инструктаж, определить маршруты скрытого выдвижения к зданию. Начало штурма по сигналу голосом: «Атака!»

Народ слушал и ухмылялся. Кто про себя, а кто и явно. В войну командир играет. Духи, мины… Сейчас как рванем, и добежать не успеет, чтобы свои замечания сделать.

А тот ласково улыбнулся и добавил:

— Группа, в которой есть раненый или убитый, выносит тело на исходный рубеж и начинает все сначала.

Змей он и есть Змей. Это потом до всех дошло, что дело не только в его любимом ругательстве: «Ах ты Змей Горыныч!», и не только в шуточках ядовитых. Коварства улыбчивого у него не меньше, чем у того искусителя библейского, что Еве голову заморочил…

Понятное дело, далеко от здания исходную позицию никто не выбирал. Броник, шлем, оружие, полный боекомплект — двадцать кило металла по легкому варианту. Каждый лишний метр потом силы отберет. Выстроились перед подъездами.

— Атака!

— Ура!!! — ломанулись с грохотом, как боевые слоны. Первые бойцы уже в подъезды влетели.

— Отбой!

— Что такое?

— Обращаю внимание посредников: в результате тупой лобовой атаки, без исполь-зования особенностей местности и огневого прикрытия, в каждой пятерке имеется двое убитых. Провести эвакуацию «груза двести» на исходный. Ну-ка, весело подняли, весело понесли! Подготовиться к повторному штурму.

Во вторник вечером одна из пятерок первого взвода без потерь ворвалась в подъезд. Тяжелый ботинок второго номера РПГ, обвешанного запасными выстрелами к грана-томету, с размаху опустился на порог.

— Ба-а-бах! Из под порога фуганул сноп огненных брызг.

— Подрыв на противопехотной мине. Ранение ног. Эвакуация.

Так вот куда так загадочно исчез еще позавчера сапер отряда Пушной! Вот для че-го он накупил на выделенные командиром деньги разную китайскую пиротехнику, резко обесценившуюся после Нового Года! А старшина еще прикалывался, что, мол, у Змея бзик, деньги тратит на разную хренотень, салют на двадцать третье февраля затевает что ли?. Та-ак! Ну, посмотрим, кто-кого!

Народом овладел азарт.

Утром в среду орлы Пионера — командира второго взвода — прошли до второго эта-жа. На пороги больше не наступали. На доски и отвалившиеся пласты штукатурки — тоже.

Растяжку из усиленной дымным порохом хлопушки Бабадя снял животом. Живой вес Бабади — центнер. Бабадя — пулеметчик. Он тоже в полном защитном снаряжении. А еще у него в руках — девятикилограммовый ручной пулемет, и за спиной запасная коробка с патронами.

— У-у-у, Пушной, с-сука!

Кряхтят бойцы. Не мог раньше подорваться? Два этажа вниз — до подъезда, двести метров — до исходного…

— Слышь, братан, ты бы жрал поменьше или бегал побольше, не дай Бог, в самом деле тебя вытаскивать.

— Да пошел ты! Типун тебе на язык!

Не послушал Бабадя доброго совета. И потом тщательно оберегал он в чеченских командировках внушительную мужественность своей коренастой фигуры. И даже укреплял ее, поскольку службу приходилось нести на стационарных блок-постах, недалеко от отрядной кухни. Но, ровно через два года, под Серноводском, будет он бежать в цепи навстречу ураганному огню, хлопая незастегнутым броником по сбереженному животу и приговаривать:

— Пусть меня ранят, пусть меня убьют… и пусть меня понесут отсюда на руках!

А потом проявит пулеметчик незаурядное мужество, отбиваясь от наседающих боевиков и прикрывая товарищей. Поливал Бабадя врага длинными очередями на дистанции и короткими — в упор. И снова приговаривал:

— А вот вам в рот, чтоб я еще с этой дурындой бегал туда-сюда!

И уберег таки и товарищей и себя — большого и доброго.

В среду вечером первый взвод после штурмовки не расползся по домам. Приглашенный в качестве дорогого гостя Пушной проводил повторные занятия по минно-подрывному делу. Народ устал смертно, народ клонило в сон. Но слушали внимательно.

Утром в четверг в каждой пятерке первого взвода впереди шел боец, который не вертел головой по сторонам, а внимательно смотрел под ноги и перед собой. По сторо-нам его другие прикрывали. Шли журавлиным шагом, высоко поднимая и выбрасывая перед собой ноги. Так, даже если просмотришь растяжку, меньше шансов ее зацепить. Стоп! В двадцати метрах от исходного, поперек уже набитой за три дня в снегу тропы, прозрачная паутинка искрится. Лесочка!

— Растяжка!

Не дыша, перешагивают бойцы. Сколько же глаз нужно: под ноги смотри, по сторо-нам смотри, а сейчас — за угол, и перед носом — дом проклятый. Там вообще, не смотреть надо, а всей шкурой, как приемной антенной, работать.

— Хлоп! — Справа, в полосе второго взвода, яростные вопли и черный клубок дыма над белым сугробом.

Ухмыляется первый взвод. Ага! Ну что, друзья-соперники? Как вам вчера вечером дома отдыхалось? В тот самый вечер, когда нам Пушной объяснял, что растяжки и мины лучше всего ставить на зачищенных противником, привычных и, вроде как уже безопасных, участках. На маршруте смены постов, например, где караулы уже на автопилоте хо-дят. Или на пути в туалет. Или на снежной тропинке, по которой взвод за эти три дня уже раз тридцать пробежал…

Чебан потрясенно на гранату смотрит. Так грамотно шли и вот те — на! С лестнич-ной площадки пятого этажа к ним на четвертый эфка выкатывается. Та самая, которую в народе лимонкой зовут, рубленая на дольки игрушка с разлетом чугуна на двести метров… Это же какая падла швырнула!..А ведь предупреждал Змей: даже в зачищенном здании могут вновь оказаться выползшие из схронов боевики. А тут, какое уж зачищен-ное? Группа Чебана первой шла и то еле-еле до четвертого этажа доцарапалась.