Аурел Михале - Августовский рассвет (сборник) Страница 14

Наш старшина с завидной быстротой составил списки отряда, но не в алфавитном порядке, как положено, а по взводам, по мере их формирования.

Нягу нашел поваров, назначил артельщиков. Но больше всего он обрадовался, когда объявились пятеро шоферов. Это означало, что отряд сможет использовать машины из бесчисленного количества брошенных в лесу грузовиков. Нягу приказал шоферам отобрать самые лучшие из них. Один из грузовиков был нагружен почти целиком тяжелыми пулеметами, в полной исправности и со всеми коробками. Сами пулеметчики убежали верхом на приданных пулеметным ротам лошадях. На других грузовиках кроме боеприпасов нашлись продукты: сахар, кофе, масло, консервы, шпик, а также табак, сигареты, и. все это в больших количествах.

Впрочем, до обеда помимо грузовиков отряд обзавелся также десятком повозок, реквизированных у все подходивших новых отступающих групп. Основные колонны прошли ночью, в течение всего дня и даже в последующую ночь через лес продолжали идти разрозненные группы солдат и повозок, бог весть где блуждавших до тех пор. В лесу было полным-полно брошенных повозок, и потому лошади реквизировались на месте, а солдатам, если они не хотели вступить в отряд, разрешали продолжать свое бегство, но теперь уже пешком. Однако большинство солдат с радостью вступали в отряд.

Около четырех часов после полудня Нягу устроил смотр отряду, насчитывавшему к тому времени шестьсот человек.

Я смотрел на солдат, выстроившихся по взводам и ротам, и не верил своим глазам.

Старший сержант Паску, наш старшина, проявил инициативу, за которую получил похвалу от Нягу. В брошенных грузовиках и повозках можно было найти обмундирование на целый полк. Вот старшина и одел весь отряд в новое обмундирование. Поэтому, когда отряд выстроился для смотра, люди были одеты с иголочки, будто для парада.

А ведь всего лишь несколько часов назад они, грязные и небритые, без мундиров и ремней, бессмысленно шатавшиеся по лесу, очень мало походили на солдат. Теперь они выглядели совсем по-другому.

— Паску, почему не заменил ботинки этому солдату?

— Не нашел, пары по его ноге, господин капитан.

— Поищи, Паску, поищи!

— Постараюсь, господин капитан!

Капитан Нягу Буруянэ! Я и теперь стараюсь понять, как стала возможной такая метаморфоза. Разве Нягу можно было считать самозванцем? Нет, абсолютно нет! Нет, потому что не он приписал себе звание капитана. Это звание ему дали люди, которыми он командовал с должной компетенцией.

Может, солдат, впервые назвавший его капитаном, просто ошибся? Думаю, однако, что остальные солдаты отряда называли Буруянэ капитаном, потому что воспринимали его таковым. И по-моему, это было самым правильным объяснением, если вспомнить о нескольких солдатах из моего взвода, знавших действительное звание Нягу. Ни одному из них не пришло в голову внести соответствующее исправление. Они не сделали этого и не болтали по этому поводу. Более того, они сами называли Буруянэ не иначе как господином капитаном.

И чему удивляться, если я сам считал его своим командиром? Несмотря на мое лейтенантское звание, я слушался его приказов, забывая, что человек, которого я при других называл капитаном, фактически имел звание сержанта.

Вы, конечно, спросите: «Хорошо, но почему сержант Нягу Буруянэ был согласен с тем, что ему приписали звание капитана?»

Вот что он говорил по этому поводу:

— Как меня стали считать капитаном, не знаю и не хочу знать. Важно другое. Важно, что я сумел организовать отряд. И если этому в какой-то степени помогла ошибка с моим званием, ну что ж, я могу только поздравить себя с этим. А потом, может, тебе это покажется отсутствием скромности, но я не думаю, что веду себя как новичок.

— Напротив, ты ведешь себя как настоящий командир, я бы сказал даже, как настоящий командир батальона, ведь наш отряд почти достиг численности-батальона…

— Хотя прошло всего лишь полсуток со времени его создания! — обрадовался Нягу. — Посмотрим, сколько будет в нем народу через сутки. — И Нягу, радостный, как никогда, ткнул меня пальцем под ребра.

Мы провели в лесу еще одну ночь. На этот раз — как на привале: по взводам, с часовыми и дневальными. И как сильно эта ночь отличалась от предыдущей! Во всем лесу, кроме нашего отряда, не осталось ни души. Многие из тех, кто вначале колебался, к вечеру согласились войти в отряд. Последняя группа, попросившаяся в отряд, состояла из пятидесяти солдат во главе с младшим лейтенантом. После двухдневных блужданий они, голодные, смертельно усталые, добрались до леса, не имея никакого представления о событиях последних двух суток, так как шли только по ночам.

Нягу особенно обрадовался младшему лейтенанту. Ему он сразу вверил командование одной из рот. Теперь вместе со мной в отряде стало два офицера.

Суматоха в нашем лагере, прекратилась вскоре после наступления сумерек. На другой день утром нам следовало трогаться в путь, и Нягу приказал, чтобы все легли спать пораньше. Думаю, если бы у нас был горнист, Нягу приказал бы играть «Отбой», как в казарме в мирное время.

Вытянувшись на импровизированной постели в одном из грузовиков, который нам придется оставить из-за отсутствия шоферов, я слушал тишину леса. Время от времени слышался кашель кого-нибудь из заядлых курильщиков. После суматохи и шума первой ночи тишина казалась мне неестественной. Кто бы мог подумать, что всего лишь за двое суток здесь прошли разгромленные части целой армии? Сейчас стояла тишина, словно здесь никогда не проходила война. Где-то в ночи вспыхивал огонек сигареты. Возможно, кто-то из часовых курил, чтобы скоротать время. Потом тот же часовой начал тихо насвистывать дойну.

— Спишь, Нягу?

Он мне не ответил. И его сломила усталость после напряженного дня. Я хотел спросить, не боится ли он, что под покровом ночи многие покинут отряд, но не успел, потому что тоже быстро заснул — не столько от усталости, сколько от пережитых волнений.

Утром я понял, что мои страхи были преувеличены. Правда, нашлось несколько человек, энтузиазм которых к вечеру испарился и которые воспользовались темнотой, чтобы присоединиться к бежавшим, но таких оказалось ничтожное меньшинство.

Наконец Нягу подал сигнал к выступлению, и отряд тронулся, взвод за взводом. Во главе — Нягу, за последним взводом — я. За мной — наш обоз, состоящий из автомашин и реквизированных повозок.

Самым трудным был путь по лесу. Люди с полным снаряжением с трудом передвигались по ямам и рытвинам, оставленным танками, артиллерийскими орудиями, автомашинами, сотнями повозок. Обочины проселочной дороги были истоптаны сотнями тысяч прошедших там людей.

Зачастую грузовик застревал, и тогда целому взводу с трудом удавалось вытащить его из какой-нибудь ямы. Через сутки тишины в лесу опять раздавалась ругань и слышался рев моторов.

Выйдя из леса, взводы вновь построились и двинулись дальше, соблюдая полный порядок. Время от времени мы нагоняли группы беглецов по два-три человека. Они шли без оружия, сбросив ремни, с вещевыми мешками за плечами. Беглецы смотрели на нас недоуменно и с некоторым испугом.

— Откуда идете, братцы? — спрашивал то один, то другой из них.

— Оттуда, откуда и вы.

Видя, однако, что мы экипированы как для парада, видя наши пулеметы, 60-миллиметровые минометы и прицепленные к грузовикам пять мелкокалиберных противотанковых орудий, они не могли поверить своим глазам.

— Черта с два оттуда!

— А что с вами, а? Вас отпустили куда глаза глядят?

— Оставь их, они идут жаловаться, — смеялся кто-нибудь из наших.

Другой то ли в шутку, то ли всерьез добавлял:

— Вы разве не слышали, что мы теперь воюем с Гитлером? А вы бегом на печку, поближе к бабьей юбке!

Во время марша отряд пополнился за счет беглецов, многие из которых просили принять их в отряд. Само собой разумеется, мы брали всех. Еще один младший лейтенант, которого мы встретили на дороге, получил под свою команду маршевый батальон.

Маршевым батальоном Нягу называл добровольцев, присоединявшихся к нашему отряду. И поскольку большинство из них были без оружия и выглядели совсем жалко, они составили отдельную колонну, следовавшую за нашим обозом.

Младший лейтенант оказался человеком расторопным. Он сумел раздобыть для каждого оружие. Несколько солдат, в распоряжение которых были выделены две повозки, собирали брошенные при паническом отступлении оружие и боеприпасы.

Исключительно большое впечатление мы производили тогда, когда проходили через села. Я имею в виду впечатление, производимое отрядом не на крестьян, а на солдат-беглецов. Села были забиты ими. Через села прошли остатки армии, сотни тысяч людей. Одни торопились пройти, другие не спешили.

Когда мы появились в селе, многие из беглецов прятались от страха, боясь, что мы прихватим их с собой насильно. Затем, убедившись, что у нас вовсе нет подобных намерений, они приходили сами, чтобы выяснить, что мы за люди. И большинство кончало тем, что присоединялось к нашему отряду.