Владимир Першанин - Сталинградская мясорубка. «Погибаю, но не сдаюсь!» Страница 15

Нам было приказано взять высоту 147,6. Одна из десятков безымянных высот, которую оседлали немцы и прицельно обстреливали наши части. Две роты медленно и упорно охватывали ее с флангов. Мы все же взяли эту высоту. Но какой ценой — трудно сосчитать.

Последующие дни были заполнены непрерывными боями. Нас перебросили на другой участок. И снова атаки и бомбежка с воздуха. Седьмого сентября (запомнился этот день!) полк бомбили с утра и до темноты. Порой одновременно в воздухе висело до 40 самолетов. Били не только по артиллерии, технике, но и, пикируя, обстреливали из пулеметов одиночные окопы. А в перерывах снова начинались атаки, которые мы отбивали.

Не могу не рассказать о тяжелом для меня и для батальона дне — 9 сентября 1942 года. Одновременно с артиллерийским огнем налетали группы по 20–25 самолетов. От разрывов бомб и снарядов земля ходила ходуном, обваливались стенки траншей, многие бойцы были контужены или оглушены. Ведь что такое стокилограммовка, врезавшаяся в землю и рванувшая на глубине четырех метров? Даже на полста шагов, когда ты лежишь в укрытии, человека подбрасывает, бьет о землю. Летели вниз и «подарки» солиднее — по двести пятьдесят и пятьсот килограммов!

И все это с воем сирен и пулеметной трескотней. Дым и пыль клубились огромными вихрями. Пушек уцелело немного, а на нашем участке вообще считаные единицы. Снарядов не хватало, и я еще с ночи приказал заминировать подходы оставшимися противотанковыми минами вперемешку с бутылками КС.

Обычно немцы действовали осторожно, но здесь они, что называется, нарвались. В атаку шло около 40 танков. Немцев подгоняли, потому что в Германии уже объявили о взятии Сталинграда. Пять танков подорвались на минах и горели от воспламенившейся жидкости. Открыли огонь бронебойщики. К лету — осени сорок второго года броня большинства немецких танков была усилена. Бронебойщикам, чтобы поразить цель, приходилось стрелять с расстояния и 200, и даже 100 метров, стараясь попасть в борт, моторную часть, в гусеницы. Те, у кого не выдерживали нервы, начинали стрелять раньше и попадали под огонь немецких орудий.

Политрук роты ПТР Николай Демидов и бронебойщик Сайдулаев, подпустив танки поближе, сумели подбить две машины. Танки, облитые горючей жидкостью из взорвавшихся бутылок КС, заставили остальные машины попятиться назад. Об этой уловке с минами и бутылками с горючкой до сих пор вспоминают на своих встречах ветераны 315-й дивизии.

Все же прорвавшаяся на бронетранспортерах пехота достигла окопов второго батальона. Завязалась рукопашная схватка. Санитарка Люда Андреева бросилась с саперной лопаткой на спрыгнувшего в окоп немецкого офицера. На помощь ей кинулся старший лейтенант Александров, учитель математики из Барнаула. Но не успел. Офицер в упор выстрелил в Андрееву. Александров выбил у немца пистолет, но и сам выронил свой ТТ. Двое сцепились мертвой хваткой, и каждый знал, что исходом ее может быть только смерть одного из них. Чувствуя, что ему не осилить молодого тренированного фрица, сорокапятилетний Александров зубами вцепился ему в горло и все же одолел.

Оставив за себя начальника штаба батальона, я собрал связистов, пулеметчиков и стрелков, занимавших оборону вокруг НП батальона, и повел их в контратаку, чтобы выбить прорвавшихся немцев. Со мной бежало примерно сорок человек. Ценой новых потерь мы сумели выбить в рукопашной схватке фрицев из траншеи. Обессиленные и физически, и от нервного переутомления бойцы валились с ног. Всех мучила жажда, но воды не было даже для раненых.

Каждый из этих сентябрьских дней был похож один на другой. Артиллерийский огонь, немецкие самолеты, атаки и контратаки. На одном из участков обороны бойцы через каждые 20–30 метров копали одиночные окопы для стрельбы стоя, используя воронки от бомб и снарядов. Для более плотной обороны людей не хватало. Погибает кто-то из красноармейцев, и возникает никем не прикрытое пространство в полста метров.

А если убьет двух-трех человек? Это уже готовая брешь — жди прорыва фрицев. Пока находил замену, сам прикрывал «коридор» ручным пулеметом. Кому-то эта хроника августа — сентября 1942 года покажется скучноватой. Просто я хочу рассказать, что значил тогда для фронта и для нас Сталинград. За Волгой земли нет. Может, звучит несколько с пафосом, но так и было на самом деле.

12 сентября стал одним из самых тяжелых дней в моей жизни. В батальоне осталось около 120 человек. Весь день шел бой. Особенно запомнился мне коренастый боец из роты ПТР — Сайдулаев Танибек.

Меткий стрелок, он обращался с громоздким противотанковым ружьем, как с игрушкой. За время боев он подбил пять немецких танков, результат почти немыслимый для бронебойщика. Его ранило в обе ноги, и он приполз ко мне доложить, что противотанковое ружье разбито, а напарник погиб.

Я был поражен и смотрел на него, не находя слов. Передо мной был человек, которого называют героем. Обе ноги его были неестественно вывернуты, все в крови. Его угнетало, что убило помощника, а он, раненый, приполз без ружья и не может встать перед своим командиром. Такого бойца следовало представить к самой высокой награде, но тогда было не до наград. Некогда нам было заниматься этим вопросом. Его отнесли в санбат, ампутировали обе ноги, а затем переправили в госпиталь за Волгу. Хочется верить, что Сайдулаев выжил и вернулся домой.

А в тот день остатки батальона снова отражали танковые атаки. Я насчитал 25 танков. У нас оставались три противотанковых ружья и две «сорокапятки». Ну, еще гранаты и бутылки с горючей смесью. Четыре танка сумели подбить артиллеристы.

Несколько машин начали утюжить окопы, в них полетели бутылки с горючей смесью. Отступать было некуда. Подожгли три танка, остальные отползли. Зато активно наступала пехота, начались рукопашные схватки. Человек пятьдесят фрицев окружили наблюдательный пункт батальона. Мы могли бы пробиться к ротам, но в это время тяжело ранило комиссара батальона Умрихина. Передвигаться самостоятельно он не мог. Я не мог оставить своего боевого товарища и комиссара в беде и решил отстреливаться до конца, рассчитывая на помощь командиров подразделений и на счастливый случай.

Вскоре два автоматных диска опустели. Чтобы не попасть в руки врага живым, я оставил два патрона в пистолете — для себя и Умрихина. Вдруг рядом раздался оглушительный взрыв. Перед глазами пошли круги, все затуманилось. Я пришел в сознание уже в санроте. Комиссар Василий Леонтьевич Умрихин был убит. Позже я узнал, что из двух тысяч личного состава полка уцелело всего 270 человек.

Я описываю свой военный путь с 1941 года. Бои под Сталинградом заняли в моей биографии совсем небольшой период, с 23 августа по 12 сентября. Это было начало Сталинградской битвы, которая будет продолжаться еще четыре с половиной месяца.

Уже другие полки и батальоны станут оборонять узкую полоску волжского берега, а в Берлине будут не раз повторять, что Сталинград взят. Однако закончится сражение разгромом 6-й армии фельдмаршала Паулюса и трехдневным трауром по убитым и попавшим в плен немцам.

Сталинград по праву остался в истории. Он действительно стал переломом в войне. Немецкие войска наткнулись на силу, которая впервые оказалась им не по зубам. Сколько бойцов и командиров остались в живых в нашем 724-м полку и батальоне после трех недель боев? Десять-пятнадцать процентов.

«Он прошел Сталинград!» — так будут говорить о бойцах и командирах, воевавших под Сталинградом и продолжавших свой боевой путь в сорок третьем, сорок четвертом, сорок пятом годах. Эти слова станут боевой характеристикой человека и будут цениться не меньше ордена. Орденами и медалями нас тогда не баловали.

После Сталинграда я воевал на Северо-Кавказском фронте, а затем в 33-й армии, в отдельном штурмовом батальоне под Оршей, где участвовал в прорыве глубоко эшелонированной обороны немцев. К этому прорыву наш батальон готовился целую неделю, довольно долго по меркам военного времени.

Был конец октября 1943 года, уже выпал глубокий снег. Поверх телогреек и ватных брюк мы надевали стальные пластины толщиной миллиметров пять. Получался панцирь, тяжелый, сковывающий движения. Дело это было новое, предполагалось, что пластины защитят от пуль и осколков.

Поверх панциря надевалась шинель. Тренировки проводились в условиях, максимально приближенных к боевым. Бойцы кроме винтовок несли по 180 патронов, две гранаты, вещмешок с запасным бельем и мелким скарбом. Поверх этого надевали белый маскировочный костюм.

За день проводили 4–5 учебных атак, больше не позволяло светлое время. Какой бы ни был мороз, но пот с нас лился градом. Дотащишь ноги — скорее бы поужинать и отдохнуть. Но предстоял еще «разбор полетов». Хотя и бурчали на такую нагрузку, но понимали, что так и должна вестись подготовка.