Олег Блоцкий - Самострел Страница 15

Комбат беспокойно слушает, как замкомполка начинает вспоминать всех чертей и матерей, монотонно, как шаман перед костром, раскачиваясь на стуле. Перебрав поименно всех и вся, подполковник замолкает, недовольно морщится и смотрит на командира, стараясь попутно угадать, в какой точке Афганистана находится его застывший взгляд.

— Продолжай, только по делу.

— Если по делу, то следующее. Рядовой Алимов заступил на КПП. Вечером выдвинулся в столовую, затем — в казарму. Увидел, что оружейная комната открыта и рядом никого нет. Алимов взял из пирамиды первый попавшийся…

— Пирамида тоже была нараспашку? — заледенел Яцына.

— Да.

— Хорошо, — покрутил головой подполковник, — а потом?

— Ну, значит, Алимов взял автомат и спокойненько вынес его. Он ведь был в наряде и ничего не боялся. Все бы подумали, что это его оружие. Кстати, на этом мы его и зацепили. Потом он спрятал его в туалете, а вечером договорился с Одылом, этим бачей из кишлака, который постоянно ошивается рядом с КПП, что ночью продаст автомат за шестьдесят тысяч афошек. И — продал.

— А в зеленке он не меньше ста сорока стоит, — заметил, зло усмехнувшись, Яцына, — наварил бача на придурке. Наверное, к дембелю боец готовился, деньги на подарки собирал?

Комбат согласно кивнул.

Яцына лишь развел руки в стороны, покачал головой и вопросительно взглянул на командира полка.

Полковник взглядом указал комбату на стул, и майор осторожненько примостился на его краешек, готовый тут же вскочить по стойке смирно.

— Кто знает? — вкрадчиво спросил командир полка.

Комбат облизал губы и принялся загибать пальцы:

— Алимов, взводный Рычкалов, ротный Зайнуллин, прапорщик Аверьянов и дежурный по роте.

— Значит, так, — полковник грудью навалился на стол и начал тихо, но жестко чеканить каждое слово: — Алимова на гауптвахту. На трое суток. Сам придумаешь за что. И всем молчать об этом. Всем! Никому ни слова. Иди, Ипатьев. И смотри, чтобы особист об этом не узнал. Ему, ясное дело, заниматься нечем, а орденок получить хочется. Так он тебе в первую очередь дело пришьет. А нам — вдогонку.

— Понимаю, — сумрачно буркнул комбат. — Будут молчать.

— Надеюсь, — устало вздохнул полковник.

После того как Ипатьев осторожно затворил за собой дверь, командир тяжело выдохнул и обмяк, опуская руки на черные массивные подлокотники антикварного кресла, которое преподнесли полковнику после одной из операций шустрые разведчики.

— Дело — дрянь, Николай. Если до утра не найдем автомат, причем наш, советский, а не китайский ширпотреб, не гарантирую, что об этом не станет известно в Кабуле. Заклятых друзей у нас с тобой предостаточно. На одном особисте свет клином не сошелся. Всем нужны наши должности. Представляешь, что будет?

— Представляю, — лязгнул зубами Яцына и выматерился, — двадцать лет в сапогах, и все понять не могу, почему из-за какого-то бойца, которого ты и в глаза не видел, с тебя семь шкур снимают?

— Прекращай, — оборвал подчиненного полковник, — об автомате думай. Одыла мы теперь не достанем, да и времени нет. Долгая это песня, когда все тихо и тайно делаешь. Остается одно — любой ценой, но до завтрашнего утра автомат найти. Есть мысли?

Полковник с такой интонацией произнес слово «найти», что у Яцыны, хорошо изучившего командира за год совместной службы, не возникло никаких сомнений в своих дальнейших действиях.

— Мысли есть, — ответил подполковник. — Рота тяжелых машин из Хайратона. Всю разбитую технику они уже загрузили и завтра уходят вместе с нашей колонной. Так что, можно сказать, некогда им будет спохватываться. Глаза продрали, хари всполоснули, похмелились — и вперед.

Командир внимательно посмотрел на собеседника. Полковнику скоро заменяться, и в Союзе ожидало его повышение. А на свое место прочил командир именно Яцыну, отстаивая толкового заместителя на всех уровнях. В полку не сомневались, что быть Яцыне со временем командиром. Если, конечно же, ничего чрезвычайного не случится.

— Кто исполнит? — лишь для проформы поинтересовался полковник, заранее зная ответ.

— Бусыгин.

— Только меня не упоминай, — заметил на прощание командир.

— Обижаете, — искренне обиделся Яцына, — все на себя беру. Вы-то при чем?

— С богом, — сказал напоследок полковник, трижды постучав по подлокотнику. — Что Бусыгин хочет, то он получит. Но поторгуйся с ним, поторгуйся, а то жадноват стал товарищ гвардии старший прапорщик в последнее время. Жадноват.

Через полчаса подполковник Яцына беседовал со старшиной первой роты Бусыгиным Валентином Трофимовичем.

Был Бусыгин необычайно проворен, исполнителен и услужлив. Никто лучше старшины не мог на боевых приготовить для командира и его зама сочный шашлычок из свежайшей баранины и достать к нему бутылочку русской водки пакистанского разлива. Но это не было простым лакейством со стороны хитрого прапора. Благодаря сотне мелких и не очень услуг Бусыгин также пользовался благами, которые были доступны лишь полковой верхушке.

Валентин Трофимович наряду с полковником и несколькими подполковниками запускал лапу в продовольственный склад. Оттуда таскали ему солдаты говядину, кур, масло, компоты, маринованные огурчики и прибалтийские шпроты, захлебываясь по дороге в собственной слюне, так как наличие продуктов на складе совершенно не означало их присутствия в офицерской столовой, не говоря уже о солдатских.

Бусыгин постоянно пасся в военторговском магазинчике и уже лично под покровом ночи таскал к себе в комнату дефицитное импортное тряпье и стереотехнику, которые доставались лишь особо храбрым офицерам из простых смертных и привычно — полковому начальству.

Помимо этого прапорщик частенько отправлялся в краткие командировки в Союз, везя подарки к праздникам семьям командира и его зама, не забывая завернуть на парочку деньков и к себе домой.

Проще говоря, гвардии старший прапорщик жил по правилу — я для вас все сделаю, но и вы меня не обделите. До сих пор — не обижали.

Внимательно выслушав мрачного Яцыну, старшина с сомнением покачал почти квадратной головой.

— Сложная работенка!

— Проси, что хочешь, — нетерпеливо оборвал его взвинченный подполковник, — командировку в Союз, медаль. А хочешь — в Кабул рванешь недели на две. Спирт получишь. Килограммов пять. Оторвешься там по полной с госпитальными шлюхами.

— К ордену бы хорошо, Николай Степанович, — вкрадчиво прошептал прапорщик.

— Будет тебе «Звездочка», — подвел итог неприятному разговору подполковник.

Бусыгин обиженно засопел, а потом выдавил:

— Мне бы «Боевого Красного Знамени».

Яцына просто задохнулся от подобной наглости прапорюги. Даже он, неоднократно ходивший с батальонами и ротами в горы, два раза раненный, не прятавшийся от пуль за спинами подчиненных, не имел подобного ордена. Редкой была подобная награда в полку.

— Судите сами, — монотонно загудел Бусыгин, и лишь глаза его хитро поблескивали из-под кустистых седоватых бровей. — Если попадусь — все на меня. Никто не заступится. В одиночку на танк иду. Разве не так?

— Так, — честно признался подполковник.

Бусыгин тихо сопел, опустив голову, и всем своим видом давал понять, что он и пальцем не пошевелит, не добившись своего. Яцына молча скрипел зубами, собираясь с мыслями.

— Лады, будет тебе орден, — отрезал заместитель командира полка и, не пожимая руки Бусыгину, пошел прочь, понимая, что останься он еще на минуту, и быть прапорюге нещадно битым.

Следующим ранним утром командир полка вместе с начальником штаба полка провожали боевую колонну, которая сопровождала разбитую технику в Союз, увозимую ротой тяжелых машин. Начальник штаба привычно выстреливал параграфы инструкций в офицеров и солдат.

Вдруг подполковник осекся, а шеренги разом сломались, полуобернувшись в сторону трейлеров.

— Сука, убью тебя! Сученок гребаный!! — раздавался из-за машин истошный крик, перемежаемый звуком ударов. — Урою, Заика! Мать твою…

Начальник штаба покосился на командира. Полковник неуловимо качнул головой, и начальник штаба, будучи в полку новичком, опрометью, как мальчишка, бросился за машины, где удары становились все чаще, и их звук все настойчивее подавлял речь заикающегося человека:

— Б-б-больно! Н-н-не н-н-на-д-д-до!

К командиру полка вернулся запыхавшийся начальник штаба.

— Прапор с Хайратона. Солдата ремнем бьет. Пряжкой. И ногами. Кровищи вокруг — море!

У командира брови удивленными уголками вверх.

— Боец автомат потерял. Утверждает, что украли. Но, сами знаете, что за народ в этой роте — наркоманы, ворье и пьяницы. Командиры — такие же. Все время по Афгану колесят, а контроля — никакого. Прапор их все время пропьянствовал у нас во втором модуле, а теперь порядок стал наводить.