Людмила Харченко - Шел ребятам в ту пору… Страница 15

— Стреляйт! — равнодушно махнул рукой офицер и ушел спать.

Немцу было безразлично, кто этот мальчик. Сегодня на ночь они остановились в Ставрополе, а завтра отступают на Невинномысскую.

Слезавина заплакала в голос:

— Это мой сын! Сын! Ферштейн? — Что подействовало на немца — слезы ли матери или безразличие отступления, — только он отпустил мальчика.

Все еще дрожавшая от испуга, Слезавина загнала Петю в угол первой комнаты, ругая его за непоседливость, за мальчишескую неосторожность.

Петя исподлобья следил за матерью и молчал.

— Садись хоть кондеру поешь.

Она подошла к кухонному столу, но неожиданно оглянулась на Петю, видимо, собираясь ему что-то сказать, и замерла от увиденного. Сын засовывал за пояс штанов кинжал. Мигом очутилась она возле Пети:

— Это еще что такое? Ты где взял этот ножище? А ну-ка давай его сюда.

— Не дам! — рванулся Петя. — Я их всех сегодня ночью перережу.

— Ты с ума спятил! Смерти ищешь? Ешь вот лучше. — Мать налила супу и села напротив.

— Вот так всю ночь и буду караулить этих вражин, чтоб спасти тебя и нас.

Петя перестал хлебать пшенный суп и с немым укором посмотрел на мать.

Ночью Петя долго не мог уснуть, ворочался, думая о двадцатом января.

А город и ночью жил напряженной жизнью. Гитлеровцы поспешно удирали, не забывая, однако, прихватывать с собой награбленное добро. Их сменили фронтовые части, на которые наседала Красная Армия. Орудийная канонада слышалась все отчетливее. Люди с надеждой ждали нового дня.

Услышав пулеметную трескотню, Петя оделся с проворством солдата, чтоб не попасть на глаза матери, выскочил пулей в коридор, взял в потайном месте кинжал, засунул его за пояс и беззвучно закрыл за собой дверь. Стреляли где-то поблизости. Во дворе поежился от холода, посмотрел по сторонам. К колодцу за ночь намело небольшой сугроб снега. Примостился снег и на карнизах одноэтажных домов. В Раином дворе Петя столкнулся с Махновым. Лицо Володи было необычайно бледным. Стараясь не показать Пете своей взволнованности, он бросил на ходу:

— Айда в подвал за гранатами!

Стремглав полетели к Красной. Спрятались под сводами аптечных ворот и зорко следили за тем, что происходит на улице. Где-то поблизости слышались взрывы. Это вражеские подрывники взрывали важные объекты в городе.

На углу, у аптеки, остановилась машина. Из нее выскочили гитлеровцы, ворвались в парадную дверь. Махнов и Слезавин легли на снег, продолжая наблюдать за аптекой и за зданием горпо.

На улице где-то рядом застрочил немецкий пулемет.

«Надо снять», — подумал Махнов.

— Ты, случайно, не знаешь, как забраться на чердак магазина? — обратился он к Пете.

— Все знаю. Наше ремесленное было за его стенами.

— Веди. Надо снять пулеметчика.

Перебежали через дорогу и очутились во дворе горпо. Бросились к железной лестнице. Осторожно влезли на чердак. Два солдата лежали у пулемета. Махнов бросил гранату к слуховому окну, упал вместе с Петей на пол — с вражескими пулеметчиками было покончено.

Махнов и Слезавин бросились к дому Раи. Но через старый каменный мост не рискнули бежать, так как по нему проносились вражеские машины. Они спустились в овраг, засыпанный снегом, держась за ветки кустарника, вскарабкались на горку, побежали к дому. Совсем рядом раздался сильный взрыв. Ребята на мгновенье остановились.

Володя подбодрил Слезавина:

— Смелее, Петя. Наши близко. А взрыв… Наверное, хлебозавод взорвали.

— Поймать бы их и взорвать так, чтобы и клочьев не собрали! — свирепо ответил Петя.

— Идем за новыми гранатами и в бой! — приказал Володя.

Заскочили к Рае. Возмущенная, она встретила их упреками:

— Это никуда не годится! Вы где-то мотаетесь, а мы тут переживаем из-за вас и не знаем, что делать.

— Что вы все от меня убегаете? — зло спросил Вася. Глаза его от обиды повлажнели. — Вы думаете, я не человек? А тебе, Петя, как руководителю стыдно за все самому браться!

— Какому руководителю? — спросил Володя.

— Он знает! — буркнул Вася.

— Айда все в подвал! — скомандовал Махнов.

Когда они вернулись с бутылками и гранатами в карманах, их настороженным взглядом встретила Васина тетя Елизавета Гавриловна. Непрошеная, она вошла в Раину квартиру и, молча поджав губы, наблюдала за всеми. В комнате повисла напряженная тишина.

— Ну, долго мы будем в молчанку играть? — наконец не выдержала Елизавета Гавриловна.

Все дружно засмеялись.

— Тетя Лиза, а чего вы из бомбоубежища вышли? — спросил Вася. — Идите, мы тут сами…

— Нечего меня выпроваживать. Я упрямая и без вас не уйду. Ишь, самостоятельные какие.

— Да мы никуда не денемся!

— Нет, ребята, я стреляный воробей. — Когда она повернулась к Рае, стоявшей у окна, Володя и Петя бесшумно выскользнули из комнаты. Вслед за ними, не обращая внимания на тетку, устремились Рая и Вася.

— Васька, паршивец! Вернись! Вернись, а то запорю! Райка, назад! — в исступлении кричала тетя Лиза.

Тяжело дыша, Вася и Рая возвратились в комнату. Не сговариваясь, остановились у окна и замерли. За высокими деревянными воротами Петиного двора притаилось несколько фашистов. Только Петя и Володя вбежали во двор, как на них из засады накинулись солдаты и офицер.

Рая вскрикнула, зажала рот рукой.

Фашисты окружили Слезавина и Махнова, те подняли руки, побросали в снег бутылки с горючей смесью. Их начали обыскивать и из карманов извлекли гранаты. Фашистский офицер ударил прикладом Махнова. Тот зашатался, схватился за лицо и не успел отнять рук, как услышал:

— Мальшик, иди дома!

Вася и Рая видели, как Петя направился к дому и как целился из нагана в его голову фашист.

Петя упал. Снег окрасился его кровью.

Вася пронзительно закричал, бросился к двери, но снова его схватила за руку тетя Лиза.

— Не пу-ущу! И тебя убьют! — Елизавета Гавриловна прижала Васю к себе и почувствовала, как его била нервная дрожь.

А Рая будто остолбенела у окна. Она видела, как заставили Володю идти к убитому Пете, как целились в него фашисты, как он упал… Во двор заскочил мужчина в полушубке и был убит наповал. Всех троих оттащили к сараю, облили горючей смесью…

Рая закрыла лицо руками, громко и неутешно заплакала.

Потом не было ночи. К Рае пришла вся в слезах Таня. Они обнялись и невидящими глазами смотрели в темноту. Уже давно смолкла перестрелка на улицах, а они все сидели.

— Рая, идем в Петин двор. Может, они живы?

— Я боюсь.

Таня взяла Раю за руку и стала спускаться с нею по каменным ступеням. Слух Тани уловил какие-то шорохи, царапанье, стоны.

— Ты слышишь, Рая?

— Ничего не слышу. Тебе показалось, Танюша.

Девушки прислушались. Кто-то скребся в дверь. Послышался стон — и опять тишина. Может, это ветер?

Таня решительно стала спускаться вниз, увлекая за собой Раю. Тихо приоткрыли парадную дверь и отступили. На пороге лежал человек.

Поборов испуг, Таня наклонилась к лицу мужчины и вскрикнула:

— Володя!

Вдвоем они втащили Володю в комнату, почти безжизненного положили на кровать. Рая позвала тетю Лизу. От Володи пахло гарью. Он был разут и почти восемь часов пролежал под трупами на снегу. Лицо было синим, ноги и руки как лед… Володя пришел в себя, прошептал:

— Петю убили… — и снова потерял сознание.

На другое утро в город вошли войска Красной Армии.

На похоронах Пети Слезавина Володя не присутствовал. Его выхаживали врачи.

Соловушка

Знойным летом пересыхала речка Хамхута в селе Митрофановском. И Комсомольский пруд мелел. Оставалась глубокая яма с зеленоватой водой. Она была спасением для детишек. С высокой кручи, сложив руки между ног, голые мальчишки неслись вниз, ощущая непередаваемо приятное чувство полета.

Кто дольше пробудет под водой?

Несколько огольцов ныряли в теплую, липкую воду. Жюри — мальчики и девочки с засмактанными от речной воды короткими волосами, выгоревшими под палящими лучами солнца, отставив голые зады, пристально смотрели вниз. На минуту успокоившаяся мутная вода снова начинала волноваться: маленькие круги растягивались будто резиновые, быстро увеличивались в размерах и беззвучно ломались у другого пологого берега. А за ними образовывались новые круги. Из воды выныривала чья-то мальчишечья макушка. Мгновенно запрокидывалось вверх загорелое лицо, и с кручи кричали:

— Минька! Минька проиграл!

— Павлушка, эх ты, а еще старше всех!

— Ваня! Усков! Победитель!

Его младшая сестренка Тося (они были погодки) хлопала в ладошки и захлебывалась от счастливого смеха.

— Братик победил! Молодец, Ваня! — несся с кручи ее звонкий голос.