Павел Шафаренко - Мы все были солдатами Страница 15

Закончив читать, я невольно сравнил боевой дух наших гвардейцев с моральным состоянием ефрейтора. Солдаты с такими настроениями долго воевать не будут.

…Со стабилизацией обороны на Сторожевском плацдарме дела у разведчиков пошли неважно. Часто разведгруппы возвращались ни с чем. Причин неудач приводилось много: то наткнулись на минные поля большой глубины, прикрытые проволочными заграждениями с колокольчиками, то разведчиков выдал лай собак, то трава у переднего края была насыщена фосфором, от которого потом светилась одежда, и т. д. Все это были не выдуманные причины, но внезапное их возникновение говорило о недостатках в подборе разведчиков, о плохой подготовке поиска. Начальник разведки дивизии майор И. И. Попов подтвердил, что задачи на проведение поиска он получает внезапно, не имея времени на подготовку. Посоветовавшись, мы провели для разведчиков ряд показных занятий. Несколько раз собирали их для анализа проведенных поисков:

— Что же ты под самым носом у гитлеровцев раскашлялся, — говорит одному из разведчиков командир взвода старший сержант Александр Пригорин. — А ты защелкал затвором, — пеняет Пригорин другому. — Вот немцы и открыли по нас огонь…

В самый критический момент, когда надо было поддержать группу огнем, ручной пулемет, из-за попадания снега в затворную раму, отказал. Пришлось уходить, не выполнив задачу. Пулеметчик, уже немолодой таджик, участник боев под Москвой и Старой Руссой, не оправдывается. Он только просит, чтоб его не отчисляли из взвода, и бурно клянется, что больше такого не допустит…

Уже значительно позже Пригорин рассказал мне, что сразу после разбора пулеметчик отправился к танкистам. Поведав о своей беде, он выпросил у них немного хорошего бензина и веретенного масла. Всю зиму носил он в грудном кармане гимнастерки два маленьких плоских пузырька с бензином и маслом.

По предложению майора Попова каждый взвод разведчиков разбили на две группы. Они устанавливали за намеченным объектом наблюдение, продолжавшееся в течение трех-четырех суток, и только после этого люди шли на поиск. Через три дня с начала организации разведки по-новому появились пленные.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

ЗАТИШЬЕ

…Чем заняты люди на передовой, когда нет активных боевых действий? Работают, несут боевую службу, вспоминают прошлое, говорят о будущем. Чаще всего это высказанные вслух думы о былой мирной жизни, заботы о доме, родных и близких. Вспоминают и героические эпизоды из прошлых боев, обстоятельства гибели товарищей и командиров. Говорят и о более простых вещах — погоде, харчах, куреве, прохудившейся обуви и обмундировании. Иногда, за обедом, ужином, или во время отдыха рассказывают забавные истории и поют песни. Этот раздел моих записей помечен заголовком «Рассказывают гвардейцы».

Вторая половина ноября. Ночь. Холодно и темно. Снег. Изредка с переднего края противника поднимается ввысь осветительная ракета, высвечивая контуры нашей обороны, дежурных у орудий, наблюдателей…

Уже четвертый месяц удерживают гвардейцы 25-й дивизии Сторожевский плацдарм. На нем появились приметы фронтового уюта — землянки для отдыха и обогрева, чай, горячая пища по расписанию, баня. Даже стрелковые ячейки стали чем-то похожи на старую мебель давно ушедшего домашнего быта. В землянке первого взвода тепло. При свете «гильзы» люди ужинают.

— Я вот все думаю, — раздается голос Павлова, — далеко все-таки зашел немец!

Разговор поддерживает помкомвзвода Болтушкин.

— Так ведь на войне за все, что не успеешь да не сумеешь, платить приходится. Я вот с белофиннами воевал. А там ни дорог, ни троп. Кругом лес, глубокий снег, мины, а на деревьях «кукушки». Откуда бьют, не видно, а люди падают. Потом с фланга налетят лыжники — обстреляли и ушли. Пока разобрались что к чему, многих людей потеряли. Зато после через какие «доты» прошли!

— Ничего, придет черед и фашиста…

И опять в землянке тихо.

— Расскажи що-нэбудь, Сашко, из своей молодой жизни! — обращается сержант Вернигоренко к бойцу Торопову. — Не всэ ж про войну говорыты.

— Да уже все рассказал, — смеется Саша, — жизни-то той сколько? — Немного помолчав, он начинает рассказ: — Из запасного полка на плацдарм мы шли маршем. Днем идем, ночуем в селах. Принимают хорошо — на фронт ведь идем! Но чем ближе к передовой, тем скучней. В селах ногой ступить негде. Никогда не думал, что в тылах людей столько. И авиация стала беспокоить… Подходим мы как-то к вечеру к большому селу. Притомились — переход был большой. Командир нашей роты капитан из запасников сейчас же команду подает: «Подтянуться!» И еще ножку дать требует. Он нашим ротным и в запасном полку был. На занятиях, бывало, только и слышишь: «Боец Павлов! Вы плохо ведете наблюдение».

Остановил капитан роту на улице под посадкой, а сам пошел к коменданту договориться о ночевке. Бойцы, конечно, разминаются, закуривают, некоторые прилегли под деревьями, ноги вытянули. А мы с Павловым переговариваемся, вокруг смотрим. Против нас у раскрытого окна хаты сидит старый-престарый дед. Длинная белая борода, давно не стриженная голова — видны только глаза и нос. Он курит трубку и с интересом поглядывает на нас.

Смотрю, с кошелкой в руке прямо к нам идет красивая молодка. Я встал, заправился и говорю Павлову:

— Учись, братец, как надо с молодыми дамами знакомиться…

— Можно вас, гражданочка, по одному вопросу спросить? — говорю я, приложив руку к головному убору.

— А чего ж нельзя! Можно, — отвечает молодка и во все глаза смотрит на меня.

— Вы не подскажете, где можно нашей роте переночевать? Отдохнуть с дороги в приятном обществе…

— Ну, всей роте приятного общества не найти, — смеется молодка, — а переночевать можно у нас на Выселках.

— Где же они, эти Выселки?

— С километр за селом. Идти по этой улице, а там увидите. У нас пока никто не стоит. Всего пять хат.

От такого оборота дела я страшно обрадовался. Щелкнул каблуками и говорю:

— Разрешите представиться! Красной Армии боец Торопов Александр Федорович!

— Будем знакомы! — протягивает руку молодка, — Катерина Ивановна!

— Ну, спасибо вам! Сейчас доложим капитану. А ваша хата где?

— В конце Выселок. Крайняя справа…

— Может, еще увидимся?

— А почему не увидеться? Размещаться у меня негде. Хата маленькая, а живут мои старики да эвакуированные. А чаем напою. Приходите…

— Живем, ребята! — говорю я, подойдя ближе к взводу…

…Разместились мы в четырех хатах. Люди моются, чистятся. Хозяева готовят самовары.

— Получил приглашение прийти вечерком на чай, — рассказываю я Павлову.

— Когда это ты успел?

— Еще в селе… С первого взгляда…

— Кто ж это там одарил тебя первым взглядом? — смеется Павлов. — Уж не дед ли с той хаты, где мы сидели, ожидая командира.

— Боец Павлов! — говорю я голосом нашего капитана, — вы плохо ведете наблюдение! Вы не заметили симпатичной молодки, что направила нас сюда, на Выселки…

— Не горюй, Саша! Всей ротой заметили и оценили твои таланты. Ведь как хорошо разместились на ночевку, да еще с чаем. Смотри! — во всех хатах дымят самовары…

— Чай это еще не все, важно, с кем ты его пьешь, тогда и настроение будет соответствующим…

Подошел я к старшине роты сержанту Сухину и, получив разрешение, отправился через дорогу в хату, где живет молодка.

Захожу. Чистая горница освещена керосиновой лампой. За столом сидят дедушка и бабушка молодки. И еще одна пара стариков — по одежде видать, эвакуированные. Все очень пожилые. Здесь же и Катерина Ивановна. На столе, накрытом белой скатертью, весело шумит самовар. В плетеной хлебнице нарезанный крупными ломтями хлеб. В небольшой миске мед. Кувшин с молоком. Общество пьет чай.

— Добрый вечер! — сказал я, поклонившись всем, и снял шапку.

— Добрый вечер! — отвечают хором.

— Раздевайтесь! — приглашает Катерина Ивановна. — Садитесь вот сюда, — показывает она на свое место.

— Вот хорошо, что пришли. А то у всех постой, а у нас никого. Хоть напоим вас чаем с медом, да новости послушаем…

— Спасибо!

— Бабушка! Налейте гостю чай, — просит Катерина Ивановна и выходит из горницы…

— Не беспокойтесь, бабушка, — говорю я, — успеем еще…

Мне наливают чай, накладывают мед, подвигают хлеб.

— На фронт, сынок? — спрашивает один из стариков.

— На фронт! Воевал под Москвой, там меня ранило. Выздоровел, а теперь опять на фронт.

— А немцы, они небось страшные? — спрашивает бабушка помоложе.

— Техники у них много, бабушка, — отвечаю я. — Танков, орудий, самолетов — вот они и прут.

— А мы с бабкой эвакуированные, — говорит второй старик. — Из-под Бобруйска. Может слышали про такой город?

— Как же, знаю.