Валентин Варенников - Неповторимое. Книга 2 Страница 15

Слухи подтвердились. Действительно, в конце мая 1946 года попадаю в 88-ю Гвардейскую дивизию, а в декабре этого же года ее расформировывают, и меня, уже командиром батареи, направляют в 20-ю механизированную дивизию (такие дивизии начали создаваться у нас, в Группе войск в конце 1945 года). Она дислоцировалась в Иене — городе, знаменитом оптикой фирмы «Цейс». Все происходило в авральном порядке: вызвали, вручили предписание и, не сказав даже пары слов для поддержания духа, отправили на новое место. Ну, какое может быть в таком случае настроение? Понятно, самое отвратительное.

Прибываю в штаб дивизии, отыскиваю отделение кадров и вместе с предписанием вручаю свой рапорт об увольнении. Офицер покрутил мои документы и, сказав: «Подождите!» — быстро исчез. Появившись минут через пять, пригласил меня пройти к начальнику отделения кадров дивизии. Большой, средних лет мужчина в звании майора поздоровался за руку, любезно пригласил сесть, предложил курить, а потом начал свой долгий монолог:

— Я внимательно изучил ваше личное дело, особенно боевой путь. Вы побывали в таких сложных операциях, что хотели вы того или нет, но приобрели такой колоссальный опыт, каким многие не располагают. Оборона, наступление, отступление, опять наступление, Сталинград, Северный Донец, Днепр, Днестр, Висла, Одер — и везде захват или удержание плацдарма, один из сложнейших видов боевых действий. А штурм Берлина?! Да сам путь в стрелковом полку от Сталинграда до Берлина уже о многом говорит. Участник Парада Победы. Вы ведь отлично знаете, что туда не каждого посылают, а по заслугам и по внешнему виду, чтоб сразу было видно: вот он, победитель! Мне еще известно и от подполковника Дегтярева — вашего бывшего командира полка, с которым мы давно дружим, и от командования 194-го артиллерийского полка, что вы прекрасный методист, любите военное дело и умело обучаете офицеров и солдат. Вы способный офицер. Вам надо думать не об увольнении, а об учебе в Академии. Я уже не хочу напоминать вам о существующем решении члена Военного совета 8-й Гвардейской армии — командующего артиллерией армии Героя Советского Союза генерал-лейтенанта Пожарского — вы, как и некоторые другие офицеры, должны быть оставлены в кадрах Вооруженных Сил. Конечно, обидно, что вы дважды попадали под сокращение и дважды по независящим от вас причинам понижались в должности от заместителя командира полка до командира батареи. Но ведь вы молодой человек, вам всего 22 года, а вы уже прошли такую богатую школу. Давайте договоримся: сейчас вы идете на службу в 59-й Гвардейский механизированный полк командиром батареи артиллерийского дивизиона, а на следующий год пишете рапорт об учебе в Академии. Наши механизированные войска пользуются сейчас всеобщей поддержкой у руководства Вооруженных Сил, и офицерам открыт зеленый свет на учебу. Я не требую от вас сейчас окончательных решений, подумайте, дверь ко мне в любое время для вас открыта, тем более что ваш полк практически в одном городке со штабом дивизии. Пройдет некоторое время — приходите, всегда буду рад поговорить. А сейчас прошу зайти к капитану, который привел вас ко мне. Необходимо получить у него предписание, подписанное командиром дивизии генерал-майором Серюгиным, и явиться в штаб полка к помощнику начальника штаба по учету личного состава. Он вас представит и руководству полка, и в дивизионе.

На этом мы расстались. Не сказав ни да, ни нет на предложение майора, я все-таки проникся к нему уважением. Со мной практически за последние месяцы вообще на эту тему никто толком не хотел говорить. Капитан, который вручил мне предписание, провел меня в штаб полка и, попрощавшись, передал другому капитану. Последний уже менее любезно прочитал предписание, сделал запись в какие-то свои книги, затем, ни разу не взглянув на меня, позвонил по телефону и доложил подполковнику, что в полк прибыл капитан на должность командира батареи. Тот что-то ему ответил, и мы вместе отправились к этому подполковнику. Это был начальник штаба полка, который оказался несколько любезнее сопровождающего меня капитана.

— Мне звонил начальник отделения кадров дивизии в отношении вас, — сказал он, — дал характеристику и прочее, пообещал сегодня прислать личное дело. Но лучше, если вы сами расскажете о своей службе и вообще биографию.

Не желая отнимать много времени у начальника штаба, я в двух словах представил биографию, несколько шире — боевой путь и послевоенную службу. Подполковник вначале посмотрел на меня вопросительно, очевидно, ожидая развития той темы, которая была поднята мною у начальника отделения кадров дивизии, о чем, конечно, его известили. Но я не намерен был об этом говорить, тем более что мне было дано время подумать. Тогда подполковник завершил разговор на весьма мажорной ноте:

— Ну, вот и прекрасно! Будем служить. Дивизия и полки у нас гвардейские, заслуженные. Командир полка — боевой, полковник Репин. Дивизион, где вы будете командовать батареей, на хорошем счету. Желаю вам хорошей службы! Будут вопросы — приходите. Капитан сейчас проводит вас в дивизион.

У меня настроение стало меняться к лучшему. Подполковник, как и майор в дивизии, тоже подкупал меня, в хорошем смысле слова, своей человечностью. И я уже причислил его к своим близким уже по новому списку — списку, который только начинался. Капитан привел меня к командиру дивизиона, передал и ушел. Я уже оказался как бы дома и при деле.

Командир дивизиона — майор Зиновьев, по возрасту далеко перешагнувший за средний, но орденских планок у него было не густо. Но сам он был очень корректный, внимательный. Не знал я точно, но догадывался, что командир дивизиона был офицером в училище и лишь в конце войны попал на фронт. У каждого своя боевая служба, и все зависит в основном от случая или старшего начальника.

Беседа у нас была долгой, деловой и доброжелательной. К нам подключились, но сидели вначале молча — начальник штаба дивизии майор Васильев, а затем и заместитель командира дивизиона капитан Валиков. Последний меня «прощупывал» капитально. Но я был доволен этим. Мне рассказали, чем занимается наш дивизион, где учетные поля, как строится учебный день и учебная неделя, общий порядок, принятый в полку, и т. д. Были вызваны командиры взводов, и я познакомился с ними в присутствии руководства дивизиона. Затем старший офицер на батарее — командир первого взвода — собрал батарею в Ленинской комнате, и командир дивизиона представил меня личному составу.

Все шло нормально. Время приближалось к обеду. Командир дивизиона приказал построить весь личный состав перед казармой. Я встал в общий строй как командир первой батареи. Командир дивизиона вызвал меня из строя и представил всему дивизиону, кратко сообщив мой послужной список. Затем дал команду старшинам вести батареи в столовую, а офицеров подозвал к себе. Мы перезнакомились.

Это был хороший шаг. Я уже почувствовал, что принят, и новая офицерская семья тоже станет мне родным домом. Все вместе пошли на обед в офицерскую столовую, а затем я устроился с жильем. Одна из казарм была отведена под офицерское общежитие. Минимальный уют и необходимые бытовые условия там имелись. На первом этаже располагался комбинат бытового обслуживания, в том числе парикмахерская, небольшой военторговский магазинчик и библиотека. В этом общежитии жили все взводные, ротные (батарейные) командиры и им равные. Здесь же было и несколько комнат для приезжих. А все остальные вышестоящие начальники снимали квартиры у немцев, тем более что большинство имели семьи.

Жизнь в полку проходила размеренно. Утром, после физической зарядки, на которую бегали все офицеры, жившие в общежитии, и после завтрака ежедневно, кроме выходного, проводился на занятиях полковой развод. До общего развода все проверялось в подразделениях (руководители занятий, конспекты, материальная база), а на разводе заместителей командир или начальник штаба полка командовал: «Полк, смирно, равнение на середину!» — и шел с рапортом к командиру полка: все подразделения к занятиям готовы. Командир полка командовал: «Вольно!», после чего отдавал распоряжение развести подразделения на занятия. Мы проходили поротно (батарейно) торжественным маршем мимо командира полка, рядом с которым всегда, как тень, стоял его заместитель по политической части майор И. Падерин.

Находясь от отца-командира и замполита на приличном расстоянии, с любопытством рассматривали их. Видно только было, что командир по габаритам был здоровенный, с выпирающим животом-грудью и фиолетовым, заплывшим лицом. Замполит — небольшого росточка и бледный. Мы всегда думали, что он бледный от переживаний: выстоит командир полка до конца прохождения всех подразделений или его придется поддерживать? Командир всегда выстаивал свои 20–30 минут. Но зато мы, проходя со своим подразделением рядом с ними, могли рассмотреть еще и детали у своего единоначальника. У него были пунцово-бурячного цвета не только нос, щеки, шея и отвисший подбородок, но и белки глаз.