Александр Марков - В Багдаде неспокойно Страница 15

В гостинице не осталось целых окон. По номерам гулял ветер, наполняя их запахом гари. Тот обстрел они снимали двумя камерами, выставив их в окна, а потом решили, что с них хватит. Не дожидаясь рассвета, собрали свои вещички, но были в таком шоковом состоянии, что не стали спускаться по лестнице, а вызвали лифт. И вот поездка на лифте их окончательно доконала. Сперва он поехал вниз, а потом что-то в нем сломалось, лифт остановился, но всего лишь на несколько секунд, в течение которых у находившихся в нем пассажиров должна была вся жизнь перед глазами пробежать. Вдруг в гостинице уже начался пожар, и они сгорят в этом чертовом лифте, не сумев из него выбраться? Такое много раз случалось. Наконец молитвы их были услышаны, лифт ожил, но поехал не вниз, а вверх. Они судорожно жали на кнопку своего этажа, чтобы выйти хотя бы там, а уж потом броситься к лестнице, потом жали на все кнопки подряд, но лифт не слушался этих приказов и все поднимался и поднимался, точно и вправду решил доставить своих пассажиров прямо на небеса.

Когда двери его наконец-то открылись на самом верхнем этаже, в кабину занесло облако порохового дыма, сквозь который они увидели, как на крыше сидят и стреляют зенитчики. Журналисты, не зная, что же им делать дальше — то ли здесь выметаться вон, то ли оставаться в кабинке, безмолвно смотрели на солдат, а те так были заняты своей работой, что не заметили приехавший лифт. От зенитки веяло жаром, от нее отлетали горячие гильзы, катились по крыше, а несколько из них звякнуло прямо о пол лифта. Может, кто-то из журналистов вновь нажал на кнопку или задел ее спиной или двери лифта сами закрылись, но через минуту тот снова стал спускаться. На этот раз он довез их до самого нижнего этажа — к спасительному выходу из гостиницы. Журналисты бросились из него с такой скоростью, будто за ними смерть гналась.

Весь следующий день они едва на ногах держались — не столько от пережитых приключений, сколько от выпитого спиртного, а, приехав в «Палестину» тут же стали рассказывать всем, кого встречали, что с ним стряслось. У них был такой вид, будто они первыми узнали, что город уже пал, а сами они едва выбрались из-под обстрела и всем русским, кто еще был в Багдаде надо немедленно паковать сумки и бежать из города прочь. Слушатели у них нашлись сразу же. Они ведь знали — в каких номерах живут коллеги. Вряд ли кто-то из них спал этой ночью, так что можно было стучаться в любую дверь, не опасаясь, что кого-то разбудишь. К тому же, это был самый простой способ раздобыть ночью виски. А виски им сейчас был необходим, как воздух.

— Вели мы себя, конечно, мужественно, — рассказывали журналисты, — но что-то очень домой захотелось.

До дома была еще очень долгая дорога. Посольство все никак не могло организовать эвакуационный караван.

Тарелки спутниковой связи от «Таляляма» тоже переместились к «Палестине». Но с точки зрения безопасности место это было очень сомнительным. Расписание прямых включений оказалось очень плотным. Журналисты работали точно на конвейере. Когда заканчивал свой репортаж один из них, тут же его место занимал другой. Не дай бог пропустишь свою очередь, тогда в этом плотном графике тебе и места не найдется, так что Громов, на всякий случай выходил из гостиницы заранее и наблюдал — как работают его коллеги. Кто-то говорил очень эмоционально, кто-то с каменным выражением на лице, о чем бы не шла речь во включении. Но даже холодные норвежцы однажды не смогли сдержать своих эмоций. Отчего Сергей подумал, что те два парня, стоявшие сейчас перед камерой, были именно из Норвегии, он и сам ответить не мог. Он ведь ни слова не знал по-норвежски. В Москве у него был диск солиста группы «A-HA», который записали на норвежском, и ему просто показалось, что эти парни тоже говорят на подобной тарабарщине.

В небесах послышался приближающийся гул, и без всяких объяснений было понятно, что это летит очередная ракета, но если Сергей мог попытаться спрятаться, то норвежцы в прямом эфире уходить из кадра не имели права. Максимум, что они могли сделать — это озираться по сторонам, выясняя, куда же упадет ракета, может прямо на их головы, а может куда-то в другое место. Они замолчали на секунду, синхронно приседая, как будто ракета пролетала прямо над их головами и если бы они не присели, то она непременно снесла бы им головы или их могло опалить огнем, вырывавшемся из ее дюз.

Ракета взорвалась во Дворце Саддама Хусейна. Но норвежцы стояли на другом фоне, за их спинами располагался город, и телезрители этого взрыва в прямом эфире не увидели, а лишь услышали его. И все равно включение получилось очень эффектным, как будто американцы специально под него подгадали, и как только гром этого взрыва чуть поутих, норвежцы продолжили репортаж. И без перевода Сергей понимал, что они сейчас говорят об этом взрыве.

Ну почему же, почему же этот взрыв не прозвучал чуть позже во время моего включения?

Подумав об этом, Громов тут же поделился своими мыслями с Игорем.

— Ох, не надо бы, — скривился Игорь, — надоели мне эти обстрелы. Спать не дают.

— Ты думаешь — мне они нравятся?

Но когда пришла его очередь, он все равно упомянул о взрыве, прогремевшем всего несколько минут назад.

— Вы там поосторожнее, — попросили его на прощание из студии.

— Постараемся, — сказал Сергей, будто от него что-то зависело.

На ночь двери в номер и между комнатами они оставляли открытыми. Если в гостиницу все же попадет ракета, тогда дверные проемы может перекосить, а двери в них — заклинить так, что придется выбивать тараном. А если двери останутся открытыми, то этой ловушки удастся избежать. Поэтому было слышно, что творится в коридоре. В щели задувало, холодный воздух полз по полу. Когда приходилось ночью подниматься с постели и отправляться в туалет, ступни зябли. Помимо этого поход в туалет был сопряжен еще с множеством неудобств. Гостиница вообще постепенно принимала вид средневекового жилища, где о таких благах цивилизации, как канализация и водопровод приходилось только мечтать. Света тоже не было, причем даже днем они жили в сумерках. Подстанцию, что питала гостиницу, разбомбило в первые же дни налетов, а окна они плотно закрывали портьерами — на тот случай, если стекла выбьет взрывной волной, чтобы осколки никого не порезали.

Громов помнил расположение всех предметов в комнате, высчитал сколько шагов до туалета и какой они должны быть длинны, но все равно каждый раз, то что-то задевал на полу, то нога его ударялась о дверной косяк и тогда он шипел от боли, пытаясь сдержать гневный крик, чтобы никого не разбудить. Он шел ощупью, хватаясь за стены. В такой ситуации вообще лучше сесть на коленки и ползти. А вдруг наткнешься на стенку лбом?

В точности, все как в Белграде. Городская система водоснабжения испортилась. Насосы, стоявшие в подвале гостиницы, иногда начинали закачивать в номера воду, которую брали из Тигра. Вода была мутной, чуть коричневатой, как плохо заваренный чай, но и этой воде обитатели гостиницы радовались, как путники, что наткнулись в пустыне на оазис с кристально-чистым источником. Заранее о подаче воды никого не предупреждали. Ванна всегда была заткнута пробкой, а кран постоянно приходилось держать открытым. Не было слаще звука, чем хрип крана, предупреждающий, что вот-вот он выплюнет немного воды. Если Сергей с Игорем в тот момент находились в номере, то бежали в ванную, смотрели на тонкую грязную струйку и на то, как ванна постепенно заполняется водой. Это развлечение продолжалось лишь несколько минут, затем струйка постепенно пересыхала, а кран еще какое-то время только хрипел, но воды в нем уже не было ни капли. Теперь можно было не опасаться, что в их отсутствие в номере вода перельется через край ванны и затопит постояльцев этажом ниже.

Пить ее мог лишь тот, у кого луженый живот, а то глотнешь разок-другой и непременно сляжешь с расстройством. Сергей даже зубы боялся с ней чистить.

Запас воды был стратегическим. Ее можно было использовать для обтираний, и еще ее всеми подручными средствами переливали в бачок унитаза. Но сливали его тоже не каждый раз, экономили. Туалет был один на всех. Сергей постоянно просыпался оттого, что кто-то туда шел и, чертыхаясь, натыкался в темноте на стену или дверной косяк. По ночам в туалете пахло так же, как в подобном заведении общественного пользования.

В детстве, оказываясь в пионерском лагере, Сергей на календаре отмечал — сколько еще дней осталось до конца смены и когда же он, наконец, дома окажется. Но как же там было хорошо по сравнению с Багдадом. К тому же он не знал, когда его смена закончится и появится возможность улететь в Москву.

Усталость накапливалась. Утром он просыпался, чувствуя себя рабочим, обреченным опять идти на опостылевший завод и вытачивать болванки, которых за свою жизнь он сделал уже не одну сотню тысяч. И все-таки известие о том, что «Талялям» разбомбили, в один миг подняло его с кровати. Об этом сказал водитель, которого им в самом начале командировки навязали местные спецслужбы.