Лев Савельев - Дом Павлова Страница 16

Александров и Глущенко заняли позиции на первом этаже у окон, выходивших на площадь. Оконные проемы быстро превращены в подобие амбразур. Для этого пригодилось все, что попало под руку: и батарея центрального отопления, валявшаяся посреди комнаты, и книги — их здесь много.

Не с легким сердцем два бойца закладывали окна томами Большой Советской Энциклопедии и собраниями сочинений Горького.

Не с легким сердцем смотрел на эту амбразуру и помогавший им сержант Павлов. Правда, не так уж много книг прочел он на своем веку. Но (все прочитанное даже в детстве крепко засело у него в голове. Уж если он что запоминал, так на всю жизнь! Случалось, в часы отдыха глядел он в выцветшее от летней жары высокое небо, где виднелось только одинокое облачко, и ему вспоминались стихи, заученные в давнюю школьную пору:

Тучки небесные, вечные странники…

А когда дивизия стояла еще на левом берегу Волги, усталый после учения, задумывался он иногда, глядя на выжженную, вытоптанную солдатскими сапогами, прибитую колесами машин и орудий заволжскую степь, и припоминалась ему другая степь — цветущая и тихая, о которой такими необыкновенными словами рассказал душевный писатель Чехов.

Да, хороша родная земля и хорошие книги написаны о ней, но сейчас недосуг их читать. Сейчас — ничего не поделаешь — надо укрываться за ними, чтобы вести смертный бой с врагом…

Оставляя двух бойцов у импровизированных амбразур, Павлов распорядился:

— Мы будем на втором этаже. Как услышите, что открываем огонь, так сразу и начинайте…

Черноголова, охранявшего вход, Павлов на время снял с поста. Правда, тут тоже неспокойно. И хотя оставлять вход без охраны опасно, все же пришлось рискнуть. На втором этаже боец нужнее.

Времени на то, чтоб превратить в амбразуры еще одно окно, больше нет. Со второго этажа хорошо видно, как вражеские солдаты приближаются. Они медленно ползут по площади.

Вот они отрываются от земли. Пригнувшись, с автоматами наперевес, ускоряя шаг, подходят все ближе…

Пора! Заговорили автоматы со второго этажа. Моментально подали свой голос и два остальных.

После секундного замешательства фашисты залегли. Прошло еще не» много времени — и они (повернули назад, оттаскивая убитых.

Наступило затишье. Правда, стрельба в ту сталинградскую ночь — артиллерийская, минометная, пулеметная — не стихала ни на миг. Но на площади, перед домом, враг больше не появлялся, а это и есть «затишье»…

На рассвете Павлов — в который раз — обходил этажи. Внизу его встретил озабоченный Глущенко.

— Товарищ сержант, там хтось стенку ломае та й клыче…

Действительно, за стеной раздавались сильные удары и слышен был приглушенный голос. Похоже, кто-то звал: «Павлов! Павлов!» Больше ничего в этом кромешном аду не разобрать.

— Никак там Калинин? — догадался Глущенко.

Высунуться наружу — неразумно. Ни за что ни про что подстрелят. Стали перекликаться. Глущенко не ошибся: там, в соседнем первом подъезде и в самом деле был Калинин. Он долбил ломом капитальную стену, разделявшую две секции дома. Долбил упорно, бея передышки добрый час, пока наконец ему не удалось пролезть через пролом к своим.

А произошло вот что. Получив листок с донесением, Калинин выбрался на улицу, стал ползти к мельнице, но сразу же попал под сильнейший обстрел. А при такой перепалке полтораста метров живым не доползешь. Решив переждать, пока огонь хоть немного утихнет, Калинин укрылся в подъезде. Но всю ночь стрельба не прекращалась, а утром и вовсе нельзя было выйти наружу. И вот он нашел такой способ присоединиться к своим — проломил стену. Лом ему в один момент отыскал Тимка, старый знакомый из подвала.

Павлов решил задержать отправку донесения до наступления темноты, а пока что, не теряя времени, укрепляться и укрепляться. Никаких сомнений не было в том, что противник не оставит свои намерения отобрать упущенный дом. Об этом говорило все, и в первую очередь усилившийся артиллерийский и минометный обстрел. Сейчас может последовать и штурм.

Бойцы стали готовиться к обороне.

Прежде всего надо завершить то, что так удачно начал Калинин, — пробить отверстия в каменных стенах, разделяющих секции, чтобы можно было пройти по всему дому, не выходя наружу.

Нужно соорудить хотя бы две амбразуры в подвалах. Все это требовало времени. И как ни торопились, а дело подвигалось медленно. Ведь работать одновременно могли только трое: остальные двое зорко наблюдали за всем, что происходило снаружи — и на площади, и во дворе дома.

Нашлись, правда, добровольные помощники. Но, к сожалению, не во всяком деле они могли быть полезными. Зато, когда в подвале устраивали амбразуру, Тимка и Ленька все время вертелись, тут же. Они подносили кирпичи и пошедшее в дело старое железо: знали, где что можно найти.

А когда бойцы собрались уходить из подвала, мальчики стали упрашивать сержанта взять их с собой.

— Мы, дяденька, в тир ходили и знаете как стрелять умеем!

Павлов согласился, что тир, конечно, дело хорошее, но война — не тир и мальчуганам тут делать нечего. По правде говоря, Тимка и сам немного сомневался: управиться ли ему с автоматом? Пришлось пойти на уступку.

— Ну, если не стрелять, то мы вам иначе будем помогать. Подносить или что другое делать… Все, что надо… Как скажете…

Ленька застенчиво хлопал глазами, безмолвно присоединяясь к каждому слову старшего брата.

«Хитрые, чертенята!» — подумал Павлов.

— А мать отпустит? — спросил он не столько ребят, сколько тетю Пашу, которая во время этого разговора подошла к ним из темного угла подвала. Она куталась в теплый платок, усталые глаза на исхудалом лице пытливо изучали этого неказистого, но такого уверенного и, видать, положительного солдата.

— Позволит, позволит! — в один голос воскликнули мальчики. — Вот спросите сами.

Тетя Паша, ласково обняв обоих за плечи, еще с минуту тревожно вглядывалась в спокойное лицо Павлова. Она, видно, почувствовала, что этому человеку можно доверить ребят, и наконец решилась:

— Пусть идут, хоть немного пособят.

Павлов условился с ребятами: их берут связными. Только, чур, договор — строго выполнять каждый его приказ.

— Раз уж взялись, то по-военному! — заключил он.

Тимка и Ленька едва верили своему счастью. Тотчас оба посерьезнели, высвободились из рук матери и вытянулись перед сержантом.

— Мой первый приказ, — строго сказал Павлов, подавляя улыбку, — не подыматься на верхние этажи, не показываться у окон, делать только то, что будет велено, ходить там, где я разрешу. Понятно?

— Понятно, товарищ сержант!

Так у разведчиков появились помощники. И это было очень кстати. Теперь ни Александрову, ни Глущенко не нужно будет отлучаться от своих постов: у них есть связные.

Обстрел почти те затихал. А когда в дом попадал снаряд или мина — все вокруг сотрясалось и с потолка валилась последняя штукатурка.

Изредка гитлеровцы делали небольшой перерыв — его называли «антракт». Это создавало еще большее напряжение: именно теперь жди штурма!

Но на штурм они пока не шли. Им, видно, и в голову не приходило, что дом обороняют всего лишь четверо смельчаков!

Время тянулось бесконечно.

Между тем надо подумать и о еде. Ведь разведчики приползли налегке и ничего съестного с собой не взяли.

В какой-то квартире нашлась мука. В банке на кухонном столике — соль. Но где достать воду? Из кранов вода уже давно не течет. Прадеда, недалеко Волга — всего метров триста-четыреста. Но, говорят, близок локоть…

Вода, оказывается, пока еще осталась в котле центрального отопления.

«Котлом надо будет заняться», — решил про себя Павлов.

И вот уже готово кушанье: клецки из муки — «сталинградские галушки», как их кто-то окрестил. Черного лову и Александрову, дежурившим у окон второго этажа, связные отнесли еду наверх.

Поели сытно и с аппетитом. Это признали все, в том числе и Тима с Ленькой. Их, теперь уже в качестве полноправных участников обороны, Павлов принял на военное довольствие.

А с наступлением темноты Калинин во второй раз отправился с донесением, хотя пробираться было не легче, чем вчера: все так же не умолкая трещали автоматные очереди, рвались мины. Фашисты беспорядочно обстреливали все вокруг и в том числе полосу, через которую Калинину предстояло пробраться во что бы го ни стало — живым.

Одновременно с приказом занять зеленый дом на Пензенской улице командир седьмой роты Наумов получил от комбата еще одно боевое задание: подготовить группу из пятнадцати или двадцати человек, которая в этом доме закрепилась бы.

Жуков высказался и о составе такой группы.

— Дорохов пошлет пулеметчиков, Маркарову я приказал — он даст два миномета с людьми, потом еще из роты бронебойщиков два-три ружья будет. Ну, а остальных, автоматчиков, сами выделяйте. Вам виднее… Но одно, политрук, учтите, — сказал в заключение комбат, — полковник приказал не только занять этот дом, но и удержать его!