Виктор Терещатов - 900 дней в тылу врага Страница 16

Труп не успел окоченеть. Очевидно, его недавно сбросили с повозки.

— А ну, жми по следу, — велел я Горячеву.

Вскоре разведчики остановились у другого трупа. Это был мальчик лет десяти. Осветив фонариком обнаженную голову паренька, мы увидели красивое лицо с большими открытыми глазами. Тело мальчугана еще теплое.

В первой же деревне, которая попалась на нашем пути, след привел к старенькому дому. Разбудили хозяев.

— Кто у вас был? — спросил я.

Нечесаная, заспанная женщина долго молчала, переступая босыми ногами по заснеженному крыльцу.

— Кто был, тебя спрашивают? — зыкнул на нее Поповцев.

— Кудеверские… Васька с Лешкой.

— Кто они такие?

— В полиции раньше служили, а теперь, сказывают, в партизанах.

Принимаем решение остаться на день в деревне и выслать в погоню семерых ребят. Едут Веренич, Поповцев, Ворыхалов, Беценко, Дудников, Орлов и Петя Зеленый.

К обеду ребята возвращаются. Они везут с собой пятерых захваченных людей.

Бывших полицаев вводят в штаб по очереди, сначала Ваську, потом Лешку. Оба здоровенные детины, одетые в добротные полушубки и одинаковые новые дорогие костюмы.

— Неплохо вас немчура вырядила, — сердито говорит Поповцев. Ноздри его орлиного носа гневно раздуваются. — Выкладывайте, за что убили людей?

В нашем отряде допросы обычно производил Поповцев. Он так умело вел следствие, что всегда получал нужные для нас сведения.

Головорезы молчат, понурив головы. Их бьет легкий озноб. Чувствуя, что здесь не до шуток, они постепенно развязывают языки. Мы узнаем гнусную историю падения этих отщепенцев. В сорок первом году они сдались в плен. В начале сорок второго поступили на службу к врагу. Полтора месяца назад два приятеля, получив инструктаж начальника Кудеверской полиции Леона, примкнули под видом окруженцев к одному из местных партизанских отрядов.

Командир отряда поверил им, как честным людям, и послал на задание. Вражеские агенты решили не откладывать своих черных дел. Воспользовавшись моментом, они застрелили командира группы. Затем убили еще одного партизана и выбросили в снег взрывчатку, которая предназначалась для подрыва поезда.

— Говорите, что нас обстреляли, — наказывал остальным партизанам Васька. — Кто пикнет, тому крышка.

С партизанами ехал на санях мальчик — проводник. Он добровольно вызвался показать дорогу. Поняв, что попал не в ту компанию, паренек стал проситься домой. Но мерзавцы столкнули его с саней и тут же пристрелили.

— Болтовни меньше будет, — сказал при этом Лешка.

И вот теперь пришел час расплаты. Палачи изворачиваются, юлят, становятся на колени, молят о пощаде. Лешка шмыгает носом, размазывает слезы.

— Нет, сволочи, пощады вам не будет, — поднимаясь со стула, говорит Поповцев. — Почудили и хватит.

Мерзавцев вывели на огород и расстреляли там. Трех других смалодушничавших бойцов под охраной препроводили в местный партизанский отряд.

Вскоре мы прибыли в Новоржевский район. Здесь в треугольнике Кудеверь — Опочка — Новоржев находилось немало партизанских сил. Мы очень обрадовались» когда на другой день бойцы разыскали отряд Яковлева.

Наш отряд расположился по соседству с бригадой Максименко. К нам сразу же приехал начальник штаба бригады капитан Алиев. Алиев сообщил, что невдалеке, в северной части Новоржевского и Ашевского районов, действуют ленинградские партизаны. Вскоре мы встретились с командиром 3-й Ленинградской бригады А. В. Германом. Позднее, осенью 1943 года, Герман погиб в одном из боев с оккупантами.

Прошел завьюженный февраль. Наступил март. По ночам еще хозяйничает мороз, лужи покрываются тонкой корочкой льда, а в полдень уже заметно припекает солнышко. Порыжел санный путь, то тут, то там зачернели проталины. Скоро нужно будет расставаться с обозом. Поэтому пока разведка ищет нам «работу», решаем усиленно тренироваться в верховой езде. Главным инструктором в этом деле был Дмитрий Веренич. Его кавалеристы носились по деревне с утра до ночи. У нас не было седел, и мы мастерили их сами: резали валенки, шубы, строгали доски, гнули из проволоки стремена. Особое усердие проявлял Виктор Соколов. Он смастерил себе из старых валенок такое прекрасное седло, что все ахнули от изумления. Ездок, правда, из него получился неважный. Он никак не мог подладиться под такт бега лошади. Трух, трух, трух… трусила, подбрасывая седока, ленивая кобыла.

— Смотрите, джигит промчался! — смеялся над ним Горячев.

Однажды по деревне прошел слух, что Соколов собирается демонстрировать высший класс верховой езды. Все побежали на гумно. Виктор уже гарцевал там на коне. Он попросил отойти всех в сторону, отъехал подальше, разогнал коня и помчался к изгороди. Мы ожидали красивого прыжка, но конь, подскочив к изгороди, встал на задние ноги и… резко свернул в сторону. Кто-то хихикнул. Соколов успокаивающе похлопал лошадь по шее, выбрал изгородь пониже и вновь повторил свою попытку. И опять неудачно. На пятом заезде Соколов свалился с лошади. К нему подскочили ребята:

— Ну как, не убился?

— Да нет, пустяки, — вытирая грязное лицо, говорил Соколов, — что-то сегодня лошадь волнуется. Вчера свободно барьер брала…

Верховой ездой Соколов увлекся не на шутку. В заброшенной кузнице он раздобыл пару старинных стремян. После этого, куда бы мы ни приходили, он первым долгом разыскивал кузницу и рылся там в старых железках, стараясь найти шпоры. К сожалению, все его поиски были безрезультатны. А однажды с Соколовым произошел неприятный случай. Приехав в один из местных партизанских отрядов, он привязал к дереву лошадь. Когда же он собрался уезжать, то обнаружил, что кто-то срезал одно стремя. Виктор чуть не взвыл с досады.

Как-то вечером по просьбе жителей ребята собрались в просторной избе: пели песни, декламировали стихи. В последнее время у нас стало правилом коротать свободные часы в кругу населения. Все на минуту забывали о черных днях оккупации, вспоминали довоенное время.

Помню, с каким душевным подъемом пел Виктор Соколов свою любимую песню «Трансвааль».

Трансвааль, Трансвааль, страна моя,Ты вся горишь в огне…

Люди сидели не шелохнувшись, внимательно слушали. Под Трансваалем все подразумевали свою советскую Родину, которая также была объята пламенем войны. Песня звала народ на священную борьбу с врагами.

Отец, отец, возьми меня с собою на войну,Я жертвую за Родину младую жизнь свою…

Когда Виктор доходил до последнего куплета, материнские сердца не выдерживали, и женщины начинали плакать.

Были у нас и свои гармонисты, самые юные бойцы отряда: Федя Попков и Володя Волков. Они пришли в отряд прямо со школьной скамьи и, как гармонисты, пользовались в отряде большим уважением. Мы достали им одну гармошку, и они играли по очереди.

Когда на импровизированной сцене Поповцев читал горьковского «Буревестника», вернулся из разведки Горячев. Несмотря на важность донесения, Николай не осмелился нарушить тишину и потихоньку подал мне знак. Мы вышли. Сдерживая радостное возбуждение, Николай рассказал, что в селе Гривино, близ Новоржева, стоит небольшая немецкая часть, в которой служат сорок поляков. Поляки, как шепнул Горячеву один крестьянин, давно ищут связи с партизанами.

Сообщение Горячева нас обрадовало.

К Гривину была послана группа бойцов во главе с Вереничем. Веренич давно мечтал встретить своих земляков и за порученное дело взялся с радостью. Весь день бродил он с разведчиками возле Гривина. Но никто из поляков не показывался. Вечером наши бойцы задержали гривинского полицая, который рассказал им все подробности.

Гарнизон располагался в большом двухэтажном здании. Нижний этаж занимали немцы, верхний — поляки. На ночь для поддержки гарнизона из Новоржева приезжали на автомашине полицейские.

На следующий день весь отряд готовился к боевой операции. Мы с Соколовым и Вереничем сидели над картой, обсуждая план операции.

…Ночью отряд остановился в двух километрах от Гривина. Привязав лошадей, мы тихо пошли к селу. В деревне запели петухи. Было начало четвертого. В лощине чернели три избы. Мы решили заглянуть туда. Постучали в окно. В дверях появилась немолодая женщина.

— Матка, наш германские зольдат есть деревня? — спросил я на ломаном русском языке, стараясь выдать себя за немца.

Но провести женщину не удалось. Она поняла нашу хитрость, сразу же признала нас и проговорила:

— Гоните, милые, их отсюда, гоните иродов!

Женщина рассказала нам, как лучше подойти к казарме. В тыл гарнизону мы выслали засаду во главе с Горячевым, а сами стали карабкаться по крутой горе. Наш план прост: Соколов снимает часовых, а отряд полукольцом охватывает вплотную казарму и по сигналу открывает огонь по нижнему этажу.