Богдан Сушинский - Река убиенных Страница 16

— И если я все еще тружусь над этим «Воззванием», значит, возражений против моей скромной нелитературной кандидатуры не возникло, — бодро произнес Шелленберг, и тут же мысленно взмолился: «Только бы фюрер не вздумал звонить прямо сюда! Тогда уж он точно выбьет меня из творческого процесса часа на полтора. А вообще-то, фюреру давно пора обзавестись таким личным секретарем, для которого составление подобных воззваний было бы приятным времяпрепровождением».

— Надеюсь, утром мне удастся лицезреть плоды вашего труда, — неожиданно завершил свой звонок Гейдрих в духе Геббельса.

— Тяжкого труда, — уточнил бригадефюрер.

Около часа Шелленберг писал воззвание, стараясь следить не столько за стилем — этому он будет предаваться при читке — сколько за изложением мотивов, которые вынудили фюрера, всю Германию, нарушить Пакт о ненападении на СССР и развязать войну.

Прервавшись на какое-то время, он подбодрил себя рюмкой французского коньяку и вновь вернулся к бумагам, на сей раз — к «папке от Мюллера». И теперь уже его внимание привлекли сообщения ТАСС, опубликованные в газете «Правда» от 19 и 20 сентября 1939 года, как раз в то время, когда советская и германская армии расправлялись с агонизирующей Польшей. Именно из этих публикаций прямо и ясно следовало, что коммунисты рассматривали «германских нацистов» как верных и преданных союзников.

«Во избежание всякого рода необоснованных слухов, — говорилось в первом сообщении ТАСС, — насчет задач советских и германских войск, действующих в Польше, правительство СССР и правительство Германии заявляют, что действия этих войск не преследуют какой-либо цели, идущей вразрез интересов Германии или Советского Союза и противоречащей духу и букве пакта о ненападении, заключенного между Германией и СССР. Задача этих войск, наоборот, состоит в том, чтобы восстановить в Польше порядок и спокойствие, нарушенные распадом польского государства, и помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования».

— А ведь там, где начинают писать советские борзописцы, Геббельсу делать нечего, — полузабывшись, вслух произнес Шелленберг, вновь добавляя себе коньячку. «Восстановить порядок и спокойствие, нарушенные распадом польского государства». Вот так, взяло и распалось… Зарождение империи начинается не с военных побед и завоеванных территорий, а с формирования имперских амбиций и имперской логики. А еще лучше было бы сказать: «Зарождение империй начинается не с формирования армий и территорий, а с формирования имперских амбиций и имперского способа мышления. И какая иезуитская казуистика звучит в словах «помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования»!

А вот второе сообщение заинтересовало бригадефюрера прежде всего тем, что оно было передано корреспондентом ТАСС из Берлина. Причем в тот же день, когда появилось предыдущее сообщение ТАСС в «Правде».

«Германия. Берлин. 19 сентября (ТАСС). Германское население единодушно приветствует решение советского правительства взять под защиту родственное советскому народу белорусское и украинское население Польши, оставленное на произвол судьбы бежавшим польским правительством. Берлин в эти дни принял особенно оживленный вид. На улицах, около витрин и специальных щитов, где вывешены карты Польши, весь день толпятся люди. Продвижение частей Красной армии обозначается на карте красными советскими флажками».

И здесь же Шелленберг обнаружил копию телеграммы, посланной все того же 19 сентября 1939 года имперским министром иностранных дел фон Риббентропом в Москву, германскому послу Шуленбургу:

«Я предписываю, чтобы Вы сказали господину Сталину, что Вы сообщили в Берлин о Вашей встрече с ним и что теперь Вы, по моему наставлению, информируете его о том, что соглашения, которые я заключил в Москве по поручению фюрера, будут конечно же соблюдаться и что они рассматриваются нами, как фундамент новых дружественных отношений между Германией и Советским Союзом.

Риббентроп».

«Так, может, не стоит торопиться с войной против России? — вдруг закралась в сознание Шелленберга шальная мысль. — Какой в этом смысл? Почему бы и Англию не расчленить точно так же, как Польшу?» Нет, он, конечно, знал, что русские подтягивают свои войска к границе, что они резко увеличивают численность своей армии, создавая при этом все новые и новые части «смертников» из неисчислимого числа заключенных. И поскольку Германия даже мечтать не может о таком количестве концлагерей, которые создали в своей «самой демократической в мире стране» коммунисты, то понятно, что и запас смертников у России неисчерпаем.

Шелленберг не сомневался, что рано или поздно германским войскам придется подойти к стенам Кремля. Но стоит ли развязывать эту войну сейчас? Не лучше ли с помощью русских расправиться с Англией, Францией и США, а уж затем, создав национальные силы сопротивления из представителей народов, входящих в СССР, приняться и за этого глиняного колосса?

В самый разгар оппозиционистских размышлений Шелленберга с ним вдруг связался Гиммлер.

— Шелленберг, только что мне позвонил фюрер, — провозгласил он таким голосом, словно только что ему явился Иисус. — Фюрер желает, чтобы мотивы, которые заставили его принять решение о начале боевых действий, вы изложили, исходя из последних данных нашей разведки и контрразведки. Деталей касаться не нужно, ссылаться на агентурные сведения — тоже. — «Кому бы пришло такое в голову — в “Воззвании” к народу?» — ужаснулся бригадефюрер. — Но вы должны раскрыть все активизирующееся действие русской секретной службы, которая массово засылает в Германию и на подконтрольные ей территории шпионов и диверсантов, поощряет действия местных врагов рейха… Словом, продумайте, как это отразить, чтобы звучало лаконично и убедительно.

— Яволь, господин рейхсфюрер. Мысленно я уже готовлюсь именно к такому изложению данной проблемы.

Отбросив все те концепции мироустройства, которыми он только что грезил, Шелленберг принялся излагать мысли фюрера со старательностью ученика, которому поручили пересказать одно из произведений Гёте.

До половины третьего ночи, когда наконец текст был готов и секретарь отвез его дежурившей в РСХА машинистке, Гиммлер успел позвонить еще трижды, приводя его своими звонками в ярость. Единственным оправданием могло служить только то, что каждый свой звонок он объяснял звонком фюрера. Ну а свое воззвание, по воле Шелленберга, фюрер должен был обрывать на самой тревожной, но в то же время мобилизующей ноте: «Народ Германии! Развернувшиеся в настоящее время военные события по своему масштабу намного превосходят все те, которые когда-либо переживало человечество!»

Когда бригадефюрер писал эти слова, ему казалось, что при их чтении каждый германец, даже если он не разделяет национал-социалистических взглядов, должен преисполняться чувством гордости за могущество и величие рейха. И лишь когда, не раздеваясь, прилег на диване, чтобы пару часов подремать, вдруг поймал себя на мысли: «А ведь когда 22 июня это обращение будет опубликовано в прессе и зачитано по радио, первые сотни германских солдат уже падут убитыми и ранеными на ощетинившихся штыками просторах России. И даже из этих последних слов “Воззвания” германцы поймут, что началась не какая-то там “русская кампания”, началась Вторая мировая война».

«Но ведь начал-то ее, эту войну, не Шелленберг, — по-адвокатски вздохнул бригадефюрер, сладостно погружаясь в тихую предрассветную дрему. — Тем не менее было бы справедливо, если бы со временем мир узнал, что автором этого воззвания был все же не фюрер, а тогда еще мало кому известный начальник Управления разведки и диверсий Главного управления имперской безопасности Вальтер Шелленберг. В конце концов, за каждым важным историческим документом должна четко просматриваться не менее важная историческая личность».

16

Шифровка, направленная штандартенфюреру из Главного управления имперской безопасности, оказалась немногословной. «Самым тщательным образом соберите сведения о действиях подразделений диверсионного полка дивизии «Бранденбург». Рассмотрите эти действия под углом переподчинения данного полка войскам СС и переформирования его в диверсионную дивизию, с подчинением Главному управлению имперской безопасности. Кальтенбруннер».

«И это все?! — удивился Гредер. — И этот приказ нужно было загонять под двойной шифр “Циклопа” и помечать грифом “Управление VI S”[14], что означало “Управление зарубежной разведки СД, отдел диверсий”».

Гредер понимал, что определенная доля секретности в подобных сообщениях необходима, но всегда возражал против того, чтобы доходить в подобных вопросах до абсурда. Правда, Гредер прекрасно помнил, что и случай, который в начале прошлого года привел к резкому ужесточению правил секретности, тоже из разряда абсурдных. Двое офицеров-идиотов из вермахта вместо того, чтобы сесть в поезд и срочно прибыть в Кельн, заглянули к своему другу в Мюнстер и поэтому опоздали. Друг этот оказался майором люфтваффе и решил доставить их в Кельн на своем транспортном самолете. Но при плохой видимости пилот сбился с курса и совершил вынужденную посаду в Бельгии, неподалеку от города Малин. Там их арестовали и доставили в полицейский участок.