Александр Скутин - Самые страшные войска Страница 16

Но все хорошее когда-то кончается. Дембельнулись «с подсобного хозяйства» его смотрящие к себе в благословенную плодородную Украину (храни ее судьба!). И на их место пришли два шустрых, наглых, горластых военных строителя с Новгородчины. К своему небогатому жизненному опыту они до армии уже успели прибавить по одной судимости.

Начпродом в отряде был прапорщик Паршин, прозванный солдатами Поршнем. Сам начпрод вместе с отрядом дислоцировались в 50 километрах от Хапы, в поселке Новый Софпорог. Но Поршень частенько наведывался на Хапу — проверить состояние столовой, продсклада и подхоза. Как раз в то время в СА ввели новое воинское звание «старший прапорщик». И Поршень первым в нашем отряде получил третью звездочку на погоны без полосок. Вместе со звездочкой он получил также новую кличку — Страшный Прапорщик. Тогда ему очень хотелось, чтобы солдаты Хапы обратили внимание на его новое звание.

— Эй, воины! Почему честь старшему по званию не отдаете? — строго сказал он солдатам, сидящим на скамейке перед казармой и разливающим одеколон в эмалированные кружки.

У нас на Хапе честь не отдавали даже полковникам, но мы поняли, что Поршень просто хотел, чтобы заметили его повышение. И из уважения к пожилому человеку (сорок ему всего-то было, но для нас тогда — старик) мы небрежно козырнули ему: не вставая, кто левой рукой, кто правой, не выпуская кружек из рук. А Коля Рыженков махнул рукой у пилотки, даже не прервав процесс проглатывания одеколона.

Проследовав мимо нас, Поршень зашел на продсклад. Поздоровавшись с ним, мимо прошла жена одного из хапских офицеров с мешком картошки. Поршень тут же налетел на солдата:

— Ты почему картошку офицерским женам раздаешь? Их мужья неслабые пайковые надбавки получают, да еще северные, да за выполнение плана.

Почему, почему… Если солдат не даст ей картошки, завтра же ее муж, он же ротный командир, поставит на склад другого солдата.

— Понимаете, — начал оправдываться боец. — Они приходят и просят и просят…

— А ты так делай: она у тебя начнет просить, а ты у нее попроси. Она тебе даст, тогда и ты ей — картошки, гы-гы-гы…

Идовольный своим чувством юмора, Поршень пошел дальше, на подсобное.

Для определения состояния подхозных свинюшек у него был свой, опробованный годами службы метод. Если хрюшки в клетках орут — значит, голодные. Или неубрано у них. Когда они сыты и довольны — визжать не будут, а будут лежать на боку на чистой соломке, похрюкивая. И если свиньи орут — горе военным свинарям! Завтра они уже будут осваивать полезную в народном хозяйстве специальность сучкоруба, вальщика леса или чокеровщика.

Когда Поршень вошел в свинарник, то там мгновенно стало тихо. Прапорщик прошелся по клеткам — хрюшки не лежали, сыто прикрыв глаза, а стояли, прижавшись к стенке. Но молчали. И старший прапорщик вышел на улицу, довольный результатами инспекции.

Солдаты из подсобного давно знали, что Поршень определяет удовлетворительность их работы по визгу поросят. Точнее — его отсутствию. И все процедуры по уходу за животными начинались одинаково: солдаты раскатывали пожарный шланг, включали насос и окатывали свиней ледяной водой. И вот тут-то начинался истошный, леденящий душу визг. Менее чувствительные натуры могли бы разрыв сердца получить от жутких воплей. Впрочем, на здоровье свиней это вредно не сказывалось, те только чище становились. И закаленнее. Но я бы свою домашнюю хрюшку пожалел таким образом закалять.

И со временем, как только открывалась дверь в свинарник, хрюшки испуганно замолкали, с ужасом ожидая водяной экзекуции: «Только бы не нас, только бы не заглянул в нашу клетку, мимо прошел!»

Вечерняя поверка

Зима 1980 года. Северная Карелия, гарнизон Верхняя Хуаппа, 909-й военно-строительный отряд

— Скутин!

От неожиданности я вздрогнул и громко крикнул:

— Я!

И чего это вдруг? Ведь до моей фамилии в книге вечерней поверки еще полсписка. Сейчас прицепится, козел.

— Скутин, — негромко повторил старшина Вознюк.

И, поскрипывая хромовыми сапогами, не спеша подошел ко мне по проходу меж двухъярусных коек, в котором выстроилась рота. Остановился напротив и оценивающе взглянул на меня. Так и есть — на сегодня он меня выбрал своей жертвой.

Гондон наш старшина был. Его земляки, солдаты из Украины, обещали чокеровать его на гражданке, если он приедет туда в отпуск. Солдатская служба вообще тяжела, где бы она ни была. Служба в глухом таежном гарнизоне на лесоповале — тем более. Но старшина проявил массу изобретательности и фантазии, чтобы сделать ее совсем невыносимой. К нам его перевели из строевой части, из «учебки». И все прелести армейского долбодятелства мы узнали на своей шкуре. Отбой-подъем за сорок пять секунд по десять раз подряд, причем ежедневно. Хождение в столовую в одних хэбэшках в сорокаградусный мороз, да еще с песней. А если плохо спели — то вместо столовой еще пару раз по стадиону и с песней. Обед за десять минут, ужин-завтрак — за пять, когда торопливо, обжигаясь и давясь, пытаешься проглотить свой скудный паек. Но, не успев все намять, слышишь отрывистую команду: «Рота — встать! Закончить прием пищи!» Выравнивание табуреток, одеял и подушек по ниточке, выравнивание и укладывание снега возле казармы кубиками высотой ровно один метр (проверялось деревянным метром). Нормальная армейская муштра, в общем, да только сверх всякой меры, да еще никому не нужная в стройбате! От нас, военных строителей, требуется только одно — план, а остальное до лампочки. И все стройбаты так жили.

Когда к нам на Новый год приехал комбат и солдаты пожаловались ему на это, то старшина имел долгий неприятный разговор с комбатом, начальником комбината и начальником штаба. Вознюку популярно объяснили, что его служба оценивается командирами не по заправке коек и строевой выправке солдат, а в кубометрах заготовленной древесины. И что за невыполнение плана его будут сношать по самые не балуй. И выровненные по ниточке подушки его не спасут. Солдаты страшно, нечеловечески устают на лесоповале, и нечего им отбои-подъемы на время устраивать — никому это не нужно. В случае войны стройбат все равно ни на что не годен — не вояки это. И начальник комбината пообещал по блату пристроить старшину на вакантное место на Новой Земле, там ведь тоже стройбат есть.

Короче, подрезали крылышки этому говнюку Вознюку. Но у него осталась любимая развлекуха — вечерняя поверка. Если кто-то, замешкавшись, отвечал нечетко или нарушал прямизну строя, старшина ровным глухим голосом произносил:

— Из-за этого долбодятла повторяем вечернюю проверку.

Этим самым он демонстрировал свою власть над солдатами: «От меня зависит, ляжете вы спать или еще стоять будете». А в конце поверки он обычно прикапывался к какому-нибудь солдату, избрав его объектом для насмешек, и в конце лепил ему наряд вне очереди. Старшина считал, что у него незаурядное чувство юмора. И солдаты, которые только что ненавидели старшину, тоже смеялись вместе с ним над очередной жертвой. Не понимая, что в следующий раз может наступить их очередь.

И в тот раз старшина прикопался ко мне.

— Вот что, Скутин… Скажи мне: почему у тебя такая умная физиономия?

Что угодно я ожидал услышать, только не это.

— Да чего там, — говорю, — нормальная физиономия.

— Ну да, нормальная! Рассказывай мне… Все солдаты как солдаты — стоят, ждут конца поверки, спать хотят. И только ты один — я же вижу — о чем-то думаешь! Почему у тебя такая умная физиономия?

Ну козел! Сейчас ты огребешь.

— Чтобы скрывать свои глупые мысли, товарищ прапорщик!

Рота грохнула страшным раскатом смеха. Каков вопрос, таков ответ. Но старшина не смеялся. Он оценивающе посмотрел на меня, поняв, что в лице этого салаги-новобранца получил достойного противника, поскольку впервые рота на вечерней поверке смеялась не над его собственными шутками. Мнение солдат было не на его стороне.

Но он умел достойно проигрывать.

— Ну вас на хрен, — махнул он рукой, — отбой! — И прикрикнул громче: — Отбой, рота! Не поняли?

Повторять больше не пришлось, все разбежались по своим двухъярусным шконкам. И с наслаждением и облегчением закрыли глаза. День прошел, и слава богу, спасибо, что не убили, скорей бы завтра на работу.

Кто их поймет, этих женщин!

Осень 1980 года, Северная Карелия, 909-й военно-строительный отряд, пос. Новый Софпорог — пос. Тунгозеро — гарнизон Верхняя Хуаппа

Наступила осень. Собран в закрома Родины урожай картофеля, поэтому в нашем гарнизоне наступила новая эпоха, радостная для старослужащих и не очень радостная для первогодков. Молодые грустили, что теперь начнутся наряды на чистку картошки; второгодки радовались, что смогут жарить картошку на камбузе после отбоя. Дело в том, что к началу лета съедалась вся картошка и на второе готовили в основном каши и капустное рагу (просто вареная квашеная капуста). И так до нового урожая. Осенью маневровый тепловоз притаскивал в Новый Софпорог вагоны с картошкой, а до Хуаппы ее возили самосвалами нашей дурколонны. Это повторялось каждый год. Поскольку солдаты имели склонность загонять картошку местным жителям целыми МАЗами, то сопровождающими к ним назначались прапорщики. Это было очень «мудрое» решение. Теперь продажей картошки налево занимались сами прапорщики, солдаты-водители просто возили и ссыпали ее, куда прикажут, и вообще оставались ни при делах, им ничего не перепадало. Впрочем, справедливости ради, воровали умеренно, большая часть картошки все же попадала на овощесклад Верхней Хуаппы.