Андрей Алдан - Армия обреченных Страница 16

Текст новогоднего обращения командования группы РОА:

«Господа офицеры и солдаты!

Мы встречаем Новый 1946 год не в кругу родных и близких, а в плену, за проволокой, вдали от Родины, в обстановке тревоги за свою личную судьбу…

Все это, однако, не должно смущать наш дух и не может служить основанием для уныния и потери веры в лучшее будущее.

Друзья! Проволока и плен — временное явление. Передав свою судьбу в руки демократического правительства США, мы, как политические эмигранты, вместе со всеми русскими людьми, не пожелавшими возвратиться в Советскую Россию, подпадаем под охрану общепризнанных законов и можем быть уверены, что наша судьба разрешится в благоприятном для нас смысле.

Гораздо труднее и тяжелее для каждого из нас будет решаться задача проживания заграницей, вдали от Родины, в условиях кажущейся бесперспективнности и обреченности, когда легко можно потерять веру в правоту избранного пути.

Сохранить свою идейно-политическую твердость и стойкость, веру в торжество идей, ради которых мы встали на борьбу, сохранить в чистоте свое русское национальное лицо перед другими народами, мы сможем, если будем всесторонне поддерживать и отвечать друг за друга, воспитывать в себе жертвенную непримиримость к поработителям нашей Родины — к большевистской диктатуре.

Не страшась невзгод, не боясь потерять свою жизнь, мы встали на пути борьбы за счастье и свободу своей Родины, на борьбу против большевистских узурпаторов, поработивших наш народ.

Впереди тяжелая жизнь и упорная борьба, но мы твердо верим, что настанет день, когда Родина-Мать встретит своих верных сынов и воздаст им заслуженные почести.

На чужбине, где бы мы ни находились, куда бы нас ни забросила судьба, мы обязаны поддержать и возвысить почтительное отношение граждан других стран к нашему великому многонациональному русскому народу.

Отдельные национальные организации, землячество и трудовые объединения, которые могут возникнуть после выхода из лагерей, не должны заслонить общего принципиального понимания, что все мы прежде всего — русские и у нас Единая Неделимая и необъятная великая Родина Россия.

Все мы русские, украинцы, белоруссы таджики, татары, башкиры, грузины, узбеки, армяне, азербейджанцы, калмыки, дети Дона, Кубани, Урала, Терека и Амура, алтайские и сибирские, ашхабадские и тифлисские народы, народы дальнего севера и знойного юга, народы востока и запада, все мы верные сыны нашей единой Родины — России.

У нас единая цель — победить и со славой вернуться домой в свои станицы, кишлаки, хутора, села и деревни, в свои спокойные аулы, в города и поселки, к своим родным и близким.

Мы добьемся поставленной цели только в том случае, если теперь же начнем готовиться к ее выполнению, если каждый из нас полностью отдаст свое личное „я“ общему делу, если каждый подчинит свою волю воле всех, если у нас будет постоянная готовность пожертвовать собой ради счастья Родины, если у нас будет необходимая организованность, взаимная связь и единство.

Как никогда, нам необходимо единство мышления, единство понимания стоящих перед нами задач: организованность, солидарность и сплочение. Наша солидарность есть в то же время союз солидарности с нами граждан других стран, убежденных в том, что большевизм, как система диктатуры и угнетения, является врагоім всего человечества. В этом союзе солидарности всех антибольшевистских сил мы обязаны быть и будем не последней силой. Мы безусловно выполним свою историческую задачу антибольшевистского авангарда, потому что перед нами стоит наша Великая, многонациональная Родина-Мать — Россия, за счастье, честь и достоинство которой надо жить, бороться и, если надо, умереть!

Друзья! У нас нет оснований для уныния! Мы можем встречать Новый Год с уверенностью в своем лучшем будущем.

Поздравим друг друга с наступающим Новым Годом и пожелаем, чтобы в ближайшее же время благоприятно разрешилось наше правовое жизненное положение.

Мы твердо верим в светлое будущее нашей страны, нас лично и в торжество извечной Правды и Справедливости!

Мы желаем всем вам, душевней бодрости, ясности мысли и воли. Мы призываем вас к единению и мужеству, которые не раз спасали наш народ в тяжелые дни его истории…

С Новым Годом, друзья!»

Как бы в ответ на этот добрый тон новогоднего письма, последовали тяжелые и печальные события мрачного 1946 г.[4]

XVII. КТО Я?

Дневник полковника А. Г. Алдана остался незаконченным. Он еще предполагал написать четыре главы: I. Дайте право честно трудиться; 2. Неужели не ясно? 3. Кто мы? и 4. SOS!

Начиная с 1948 г. когда полк. Алдану становилось тяжело на «свободе», вне плена, он продолжал писать свои воспоминания. Было бы неполным для определения личности полк. Алдана, если бы мы не включили его собственноручно написанную биографию — «Кто Я?», которую мы даем в книге в главе 17-ой.

Родился в семье рабочего каменщика в 1902 году на Среднем Урале.

В 1913 году окончил Церковно-приходскую школу.

По натуре, видимо, всегда был немножко идеалистом. Идеализм проявился, например, в том, что в 1915 году тринадцатилетним мальчишкой убежал на фронт, правда неудачно ибо через пять дней был задержан и водворен обратно домой.

В 1919 году, после того как Ашинский завод был занят частями Красной армии, я добровольно пошел в армию тем более, что к этому времени у меня не было ни отца ни матери.

С 1919 по 1922-ой год я был простым красноармейцем без особых убеждений и пока еще без сознательного понимания жизни.

В эти годы я впервые столкнулся с антикоммунистическими воззрениями. Три человека близких мне покончили жизнь самоубийством из-за расхождения теории и практики советской власти. Один из них был Комиссаром отдела штаба Восточного фронта, второй — штатным агитатором агитпункта ст. Омск и третий — простой красноармеец — коммунист. Мотивы всех трех самоубийств — «Боролись не за то, что получили». Первые двое мне, молодому человеку, объясняли: «жить больше нельзя; жизнь вновь повертывается против народа…»

Эти самоубийства остались в памяти на всю жизнь, но… время делает свое дело.

В 1923 году находясь в Пехотном военном училище я подал заявление о приеме в кандидаты партии. Как сын рабочего по социальному происхождению и рабочий по социальному положению, я имел право на 3-х месячный кандидатский стаж, но уже в то время прослыл среди своих товарищей под кличкой «бунтарь одиночка» и вместо 3–х месяцев я пробыл в кандидатах 2 года.

Кличка «бунтаря» преследовала меня всю жизнь и основывалась она на том, что я всегда «бунтовал» против несправедливого отношения старших начальников и командиров в отношении нижестоящих и им подчиненных людей.

Под воздействием систематического политического воспитания я постепенно становился убежденным коммунистом-идеалистом, уверовавшим в теоретическую часть коммунистического учения, как самого справедливого социально-общественного учения несущего всеобщее счастье, равенство и братство.

Идея всеобщего счастья, равенства и братства не могла не увлечь меня, особенно в первые годы знакомства с коммунистическим учением.

Однако, мой идеализм не мог быть «созвучным эпохе». Этого я сначала не замечал и не понимал. В результате моего идеализированного «бунтарства», я в 1931 году получил по партийний линии «строгий выговор с предупреждением» за то, что выступал против социалистического соревнования (формулировка: «За недооценку социалистического соревнования»). В 1932 году был исключен из партии «за лево-троцкистский уклон». После меня восстановили в партии, ограничившись «выговором», поскольку обвинение в «лево-троцкистской уклоне» было состряпано партийными работниками против которых я неоднократно выступал.

В то же время, по служебной линии, я всегда имел исключительно отличные аттестации, что собственно позволяло мне не только держаться на поверхности, но и продвигаться по службе и быть в высших военных учебных заведениях.

К тому же, я, с течением времени, научился меньше «бунтовать» и больше таить в себе свои сомнения и расхождения с официальной партийной линией.

С разговорами о том, что мы «получили не то, за что боролись» — мне пришлось встретиться в различное время несколько раз.

Мой зять (муж сестры) — рабочий-каменщик, пенсионер с 1924 года, с семьей в 8 человек, продолжал жить в середине и конце тридцатых годов на пенсию в 54 рубля. Он часто говорил мне: «попробуй-ка поживи на 54 рубля; да и пожаловаться то некому при своей-то власти…»

Мой товарищ, некий Д. В. В., бывший матрос, участник гражданской войны, окончивший в 1934 году Институт Красной Профессуры часто говорил мне: «Вот, кажется, одно средство (…револьвер…) окончить счеты с тем, за что я боролся в 1918–19 гг».