Алфред Мэхэн - Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812 Страница 16

Вместе с упадком воинского духа команды и офицеров и материальные условия, как их, так и кораблей дошли до жалкого состояния. Некомпетентность начальников и исполнителей и беспорядок царствовали везде. Ощущался недостаток в продовольствии, одежде, дереве, такелаже, парусах. В эскадре де Галля, хотя она только что вышла в море, большая часть кораблей нуждалась в ремонте. Среди команды было очень много больных, и при этом она терпела нужду в одежде. Несмотря на свирепствовавшую на эскадре цингу, люди, почти в виду своих берегов, должны были довольствоваться солониной. Немного позже, а именно в 1795 году, с Тулонской эскадры, говорят летописи той эпохи, дезертировали почти все матросы. «Питаясь впроголодь, едва одетые, обескураженные постоянными неудачами, они только и думали о том, как бы бежать с морской службы. В сентябре для комплектации Тулонского флота недоставало десяти тысяч человек». Матросов искали по всей Франции, а они уклонялись от морской записи подобно тому, как британский матрос того времени прятался от насильственной вербовки.

После сражения, называемого англичанами Лорианским, а французами – сражением при Иль-де-Груа, в 1795 году, французский флот укрылся в Лориане, где и оставался два месяца. Так велик был недостаток в продовольствии, что команду временно распустили. Когда же суда были опять готовы к выходу в море, то «нелегко было заставить матросов возвратиться назад, понадобилось издание декрета о созыве их вновь на службу. Но даже и тогда вернулись лишь очень немногие, так что было решено отправлять корабли из порта поодиночке или, в крайнем случае, небольшими отрядами. По приходе их в Брест, команда посылалась сухим путем назад в Лориан для снаряжения других судов. Таким образом, флот отплыл оттуда тремя дивизиями, вышедшими в разное время». Часть неудач в Ирландской экспедиции 1796 года надо приписать тому обстоятельству, что люди часто коченели от холода, потому что не имели надлежащей одежды. Выдачу жалованья постоянно задерживали. Дезертировавших и выслуживших срок матросов, каков бы ни был их патриотизм, нельзя было заманить назад на службу при таких беспорядочных и тягостных условиях. Обещания, угрозы, указы оказывались недейственными. Такое положение дел продолжалось целые годы. Гражданский комиссионер флота в Тулоне писал в 1798 году по поводу приготовлений к экспедиции Бонапарта в Египет: «Затруднения по организации продовольственной части, как ни велики они, составляют лишь второстепенный предмет моих забот, которые всецело почти обращены на привлечение матросов на службу. Я дал комиссарам по исполнению морской записи самые строгие инструкции. Я пригласил муниципалитеты, депутатов Директории, начальников частей сухопутных войск помогать им; и для достижения успеха я обеспечил еще снабжение каждого матроса прогонными деньгами и жалованьем за месяц вперед. Но так как закоренелое неповиновение матросов в большей части западных портов и их явное отвращение к службе сводили почти к нулю усилия морских комиссионеров, то я послал из этого порта (Тулон) офицера, твердого и энергичного», на помощь им. «Наконец, после того как были приняты все возможные меры, часть матросов из западных округов возвратилась сюда. Однако и теперь еще осталось много дезертиров, которые неослабно преследуются».

Главными причинами неуспеха комплектации судов командами были тяжкие условия службы и неправильность в выдаче матросам жалованья, что тяжело отзывалось на их семьях. Даже еще и в 1801 году адмирал Гантом дает следующую трогательную картину положения вверенных ему офицеров и нижних чинов: «Я еще раз обращаю ваше внимание на ужасное состояние, до которого доведены матросы, не получающие содержания в течение пятнадцати месяцев, голые или едва прикрытые рубищем, голодные, упавшие духом, одним словом, совсем приниженные под бременем глубочайшей и унизительнейшей нищеты. Было бы ужасным заставить их предпринять в таком состоянии долгое и без сомнения мучительное зимнее крейсерство». Тем не менее именно при таких условиях адмирал совершил переход из Бреста в Тулон среди зимы. Тогда же он говорил, что офицеры, не получая ни жалованья, ни столовых денег, жили в таких условиях, которые уронили их в собственных глазах и лишили их уважения со стороны команды. Именно около этого времени командир корвета, захваченного британским фрегатом, будучи предан затем, по обычаю, морскому суду, говорил в защиту себя следующее: «Три четверти экипажа были больны морской болезнью с того времени, как я оставил мыс Сепет, до прихода в Маон. Прибавьте к этому неблагонамеренность и в то же время панический страх, охвативший мою команду при виде фрегата: почти все думали, что это линейный корабль. Прибавьте к этому, наконец, что матросы мокли, обдаваемые волнами в течение двадцати четырех часов, не имея возможности переменить одежду, так как я располагал лишь десятью запасными куртками на весь корвет». Качества команды, условия их жизни и причина, почему хорошие матросы уклонялись от службы, достаточно ясны из этих описаний. Даже в год Трафальгарской битвы команды не снабжались надлежащим образом ни койками, ни одеждой.

Если разумные, заявляющие о себе существа – люди были в таком пренебрежении, то неудивительно, что с нуждами безгласных кораблей совсем не считались. Трудно сказать, что было причиной частых аварий во флоте в начале войны: дурное ли управление кораблями или плохое вооружение их. Факт ухода шести линейных кораблей, под командой адмирала ван Стабеля, от эскадры лорда Хоу в 1793 году приписывали превосходству их мореходных качеств и лучшей установки мачт на них. В следующем году депутат Конвента Жан Бон С. Андре, сопровождавший большую океанскую эскадру, старался объяснить те частые аварии, которые случались даже и в хорошую погоду, последствиями проявлявшегося будто бы в прошлое царствование предумышленного намерения уничтожить французский флот. «Это пренебрежение, – писал он, – как и многое другое, входило в систему разорения флота беспечным отношением ко всем составным частям его». Между тем хорошо известно, что Людовик XVI обращал особенное внимание на материальные нужды флота и развитие его. Нет необходимости объяснять печальное состояние кораблей, – корпус и все вооружение которых так легко подвергаются порче при небрежном уходе за ними, – чем-нибудь иным, кроме общего беспорядка, характеризовавшего пять последних лет царствования короля, лишенного власти. За это время жалобы и хорошо обоснованные указания на недостаток материалов для ремонта и вооружения кораблей усиливаются. В этом недостатке скорее, чем в небрежном отношении к своему делу портовых чиновников в Бресте надо видеть причину жалкого снаряжения эскадры, посланной в 1794 году, по упорному настоянию Комитета общественной безопасности, в то зимнее крейсерство в Бискайском заливе, о бедствиях которого мы говорим ниже.

Крайне плохо была снаряжена и Ирландская экспедиция 1796 года, отправившаяся в декабре, и следовательно, также зимняя. Это и неудивительно, так как, приняв во внимание, что господство англичан в море затрудняло торговые сношения, нельзя было ожидать, чтобы к тому времени недостаток своевременных заготовлений не сказался еще сильнее, чем сказывался ранее. Рангоут ломался, такелаж лопался, паруса рвались… А на некоторых кораблях между тем совсем не было запасных парусов. В 1798 году снаряжение в Тулоне экспедиции Бонапарта в Египет встретило величайшие затруднения. Уполномоченный по делам флота выказал много рвения и деятельности и не боялся принимать на себя ответственность. Но флот отплыл для неведомого ему назначения почти без запасных рангоута и такелажа, и три из тринадцати кораблей его были совсем непригодны для морского плавания. Два были признаны таковыми еще за год перед тем, а на третьем не решились поставить надлежащего артиллерийского вооружения. В январе 1801 года вышла из Бреста под командой адмирала Гантома эскадра из семи линейных кораблей, получившая весьма важное назначение – доставить в Египет пятитысячный отряд солдат в подкрепление действовавшей там армии. Войдя в Средиземное море, адмирал, основательно или нет, пришел в отчаяние и повернул к Тулону, где и стал на якорь после 26-дневного плавания. Вот донесение его о состоянии эскадры в течение и после этого короткого крейсерства: «Индивисибле» потерял две стеньги, и у него не осталось ни одной запасной; лонг-салинги на грот-мачте треснули так, что не могли держать новой стеньги. На «Дессайкс» треснул бушприт. «Конститьюон» и «Жан Бар» были в таком же положении, как и «Индивисибле», так как ни на том, ни на другом нечем было заменить потерянные грот-стеньги. «Формидейбл» и «Индомитейбл» в ночь выхода эскадры в море подрейфовали на якорях, и им пришлось обрубить якорные канаты. Вследствие случившегося при этом столкновения между ними они оба получили повреждения бортов у ватерлинии, которые нельзя было исправить в море. Наконец, на всех судах был недостаток такелажа, заставлявший крайне тревожиться за последствия: мы вышли из Бреста, не получив ни одной запасной бухты троса, а тот такелаж, который пришлось употребить на скудное вооружение нашей эскадры, был так плох, что мы в каждый момент могли оказаться в опасности». Нет необходимости цитировать далее перечень этих злоключений, в которых играли роль и недостаток искусства моряков, и плохое вооружение кораблей. Нет также необходимости стараться отделить одну из этих причин от другой.