Николай Михайловский - Всплыть на полюсе! Страница 16

ВСПЛЫТЬ НА ПОЛЮСЕ!

1

Снег кружил вихрями. Свет редких фонарей с трудом пробивался сквозь плотную завесу, и различить что-нибудь было трудно даже на близком расстоянии. Погода все время менялась: то было морозно, а то снежный наст размягчался под ногами.

На заливе на разные голоса гудели сигнальные буи. Их тревожные звуки настораживали, заставляя думать о людях, застигнутых сейчас, быть может, в штормовом, незатихающем море…

С причала катера и посыльные суда уходили в отдаленные базы, в том числе и в базу атомных подводных кораблей.

Контр-адмирал Максимов торопился, хотя, казалось бы, придет раньше или позже — никому нет дела. Сам себе хозяин. Но так уж повелось: где бы ни был, он всегда спешил вернуться к себе на базу. Хоть и нет повода для тревоги, а все же спокойней, когда хозяйство у тебя перед глазами…

Издалека он услышал разноголосый шум и удивился: обычно пассажиры вовремя уходили на катерах и только какой-нибудь запоздавший офицер просил разрешения воспользоваться оказией.

Невысокий парень в тулупе и ушанке — старшина катера вынырнул из кубрика и вытянулся перед Максимовым.

— Не дают «добро», товарищ адмирал. Женщины с детишками, наверное, с утра маются, — прибавил он, понизив голос.

Максимов зашел к дежурному по рейду, и, когда он снова появился на причале, «добро» было уже получено.

— Товарищи! — крикнул старшина, подняв руку, но вряд ли кто-нибудь заметил в темноте его жест. — Катер идет в Энскую. Женщины с детьми в Энскую есть?

На катере включили прожектор. Широкий луч выхватил из темноты толпу людей, ожидавших оказии.

Перед Максимовым, стоявшим у трапа, выросла фигура офицера, на погонах которого блестели две маленькие звездочки. Отдав честь, он сказал смущенно:

— Товарищ адмирал, позвольте с вами. У меня дочь и жена.

Максимов заметил стоявшую в стороне молодую женщину. Вцепившись в полу пальто, к ней прижалась девочка лет четырех, закутанная в шаль.

— Прошу, — сказал Максимов и пропустил женщину и ребенка вперед.

Лейтенант подхватил чемоданы и зашагал следом за всеми.

Максимов вошел в каюту, снял шинель, тужурку и остался в тонкой вязаной жакетке, надетой поверх белой сорочки. Наклонился к зеркалу и увидел свое чуть расплывшееся грубоватое лицо, седые волосы, шрам, оставшийся на лбу после одного десанта, — живое напоминание о войне. Тронул ладонью щеку и подумал: «Утром побрился, а щетина уже пробивается». Он еще раз взглянул в зеркало и усмехнулся: «Постарел, брат, ничего не скажешь! Бегут, меняясь, наши лета, меняя все, меняя нас…» Набив табаком трубку, он задумался. Мысленно был уже дома. Заботы предстоящего дня обступили его. Он любил эти заботы и даже выискивал себе новые поводы для беспокойства, потому что оставаться наедине с собой стало в последнее время не очень-то приятно.

Чаще всего в такие часы раздумий просыпались воспоминания о войне, о людях, с которыми ему пришлось быть рядом. Многих она унесла… Одни уже затерялись в памяти, другие никогда не будут забыты. И прежде всего Петр Зайцев. Верный в дружбе, храбрый в бою…

После того похода к Мысу Желания — пришли домой, и Максимов прослышал, будто его самого собираются представить к званию Героя Советского Союза. Явился к члену Военного совета и первый раз разбушевался. Доказывал, что Зайцев спас транспорты, потопил лодку, оказал помощь бойцам береговой батареи. Операцию провел блестяще… А он, Максимов, всего лишь при сем присутствовал… Все знали, что это не совсем так, и все же с ним согласились. Собственноручно Максимов написал представление, и, когда Зайцеву прикрепили на грудь Золотую Звезду, он был счастлив больше, чем за самого себя. Теперь Петр где-то в научно-исследовательском институте…

Максимов пробежал газету, лежавшую на столе, прислушался к ходу катера, ровному и энергичному шуму двигателя. Накинул тужурку, вышел в соседний кубрик и увидел женщину со спящей девочкой.

— Где же отец семейства? — спросил Максимов. Там, на пирсе, он не расслышал фамилии и запомнил только, что его зовут Геннадий Данилович.

— Ушел в кубрик, посмотреть, нет ли свободного места.

— Зачем в кубрик, если есть, каюта. — Максимов открыл дверь. — Прошу, заходите!

— Спасибо. Если только не помешаем.

— Не помешаете.

Максимов едва успел открыть дверь, как девочка проснулась, выскользнула из объятий матери и юркнула, в каюту. Через несколько минут пришел и молодой отец семейства. Здесь, в ярком свете, Максимов смог разглядеть своих попутчиков. У лейтенанта были мягкие розовые щеки, как будто не тронутые бритвой, и тонкие усы, словно нарисованные тушью. Темные глаза смотрели в сторону. В отличие от многих офицеров, послуживших на флоте, любителей щегольнуть, он был одет строго по форме: шапка, отороченная цигейкой, грубошерстная шинель.

Молодые чувствовали себя скованно, зато девочка моментально протянула ручонки к груди Максимова и спросила:

— Дедушка, это у тебя что?

— Орденские ленточки, — сказал Максимов.

— Ленточки?

— Да, да, полоски, заменяющие ордена и медали.

— А что такое ордена?

— Ну, как тебе сказать… Награды.

— А почему у папы нет орденов?

— Папа молодой, а я, видишь, старый.

Максимов улыбнулся, ему нравилось разговаривать с ребятами. Он взял девочку за руку, и маленькая мягкая ладошка утонула в его руках. Прищурив улыбающиеся глаза, он присел на корточки.

— А мы ведь еще с тобой не познакомились. Скажи, как тебя зовут?

— Таня. A y тебя есть девочка?

Мать заволновалась.

— Таня, нельзя называть дядю на «ты».

Она краснела, испытывала неловкость.

— Она знает, что к дедушке обращаются на «ты», — успокоил ее Максимов. — Так вот, Танечка, девочки у меня нет.

— А мальчик?

Трудно было Юру, студента кораблестроительного института, назвать мальчиком: косая сажень в плечах и ростом выше отца. Вот только ямочка на одной щеке осталась совсем детская.

— Мальчик у меня есть. Юра.

— И у меня есть мальчик. — Таня порылась в карманчике платья и достала маленькую, с мизинец, куклу. Она подумала и сказала, глядя Максимову в глаза: — Тоже Юра!

— Ты к кому же едешь? — спросил Максимов.

— К тебе.

Максимов понимающе кивнул:

— Ну что ж, ко мне, так ко мне. Милости прошу.

— Таня, что ты говоришь! — опять всполошилась мать.

В Энскую пришли ночью. На пирсе Максимова ждала машина, и дежурный по соединению, который появился, подобно призраку, невесть откуда, проверил документы лейтенанта.

— Эту семью устроить на плавбазе, — распорядился Максимов.

— Товарищ адмирал, у нас гости из Москвы, — смущенно объяснял дежурный. — Все каюты заняты, даже своих офицеров пришлось потеснить. На плавбазе их устроить невозможно.

Максимов посмотрел на молодую семью. Женщина держала на руках уснувшую девочку, а лейтенант поставил чемодан на снег и переминался с ноги на ногу. Максимов велел дежурному позвать их в машину.

Лейтенант заглянул в окошко «волги».

— Спасибо, нам неудобно беспокоить вас, товарищ адмирал.

— Садитесь, — коротко бросил Максимов и, перегнувшись назад, нажал ручку дверцы.

В дороге молчали.

Когда машина остановилась у дома, Максимов сказал:

— Переночуете у меня, а завтра видно будет.

Молодые люди послушно пошли за Максимовым.

Хозяйка дома, в легком халате, в шлепанцах на босу ногу, но тщательно причесанная, открыла дверь и остановилась удивленная, что муж не один.

— Встречай гостей, Анна Дмитриевна. Прибыли со мной. Устраивай.

Анна Дмитриевна засуетилась:

— Проходите, раздевайтесь…

Она взяла спящую девочку из рук матери и, стягивая шубку, загляделась на румяное личико ребенка, вспомнив своего собственного, теперь уже взрослого сына. Она помогла раздеть девочку и уложила ее в столовой на диване. Потом пригласила мужа и гостей на кухню.

За ужином разговорились об училище, хорошо знакомом Максимову по тем сравнительно давним временам, когда он преподавал на кафедре тактики.

— Вам известна судьба аса подводного флота Петра Денисовича Грищенко? Как раз при мне он возглавлял кафедру тактики.

— Уже в отставке. Вы, наверно, читали его мемуары? Здорово же он в Кильской бухте ходил под носом у немецких кораблей и ставил мины, а те подрывались и открытым текстом вопили — спасите, помогите…

Максимов отмалчивался, чувствуя неловкость: о мемуарах Грищенко он много слышал, а вот все недосуг было прочитать…

Радовало, что у молодежи велик интерес к боевому прошлому, жажда познать события Отечественной войны. Вот и здесь, на кораблях, офицеры не пропустят ни одной новой книги…